Sunny boy.

Заходящие за горизонт лучи солнца разлились по небу оранжевым цветом, чуть выше превращаясь в красный, а еще выше, там где, наверное, кончается атмосфера, красный сливается с синим цветом и превращается в фиолетовый. Там, где пару часов назад кучно томились облака, такие грузные, но при этом такие пушистые и скорее всего, мягкие, что наблюдателям вспоминались мягкие пуховые перины и подушки, сейчас россыпью бриллиантов, или же осколков стекла блистали звезды. А внизу, там, где покоился тяжелый асфальт, в пробке стояли разных моделей машины и их владельцы устало давили на гудки, встроенные в баранки руля, понимая, что от этого скоп машин перед ними не рассеется, и «гудели» они уже ради сохранения обыденной атмосферы. Там, внизу, была тяжелая, скучная реальность. А хотелось наверх. Подальше от проблем. Ты снова подожгла сигарету и, поджав ноги, глубоко и долго затянулась, уставшим взглядом выглядывая в окно. Все происходящее напоминало тебе сьемки в каком-то драматическом фильме. Или твоем последнем кавер-клипе. Только тогда ты сидела на крыше, а не на подоконнике, и скурила всего одну сигарету, в то время как сейчас пачка Marlboro наполовину была пуста. В общем-то, ты никогда и не собиралась начинать курить, и даже в свои сознательные 15 лет участвовала в акции борьбы с курением, да и вообще, ты спортсменка или что-то вроде того… Но, сейчас ты, докурив одну сигарету, тянулась за следующей. А все почему? «Да потому что пошел он нахер». Тебя неоднократно посещала эта идея: послать его куда подальше, да и не просто послать, а громко, истерично высказать все мысли по поводу его наглой персоны, высказать их как можно эмоциональней, разве что, не брызгая слюной. Потому что это некрасиво. Ты уже хотела поджечь очередную сигарету, но все-таки отпихнула ее от себя. Надело. Да и комнату, укутанную дымом, не мешало бы проветрить. Ты кое-как открыла окно, чуть не вывалившись из него, и глубоко вдохнула в себя ворвавшийся в комнату свежий воздух. Ты хотела, чтобы у тебя сейчас резко выросли крылья за спиной. И тогда можно будет встать на подоконник, широко раскинуть руки и камнем рухнуть вниз, а когда покажутся эти ненавистные машины, резко расправить два могучих крыла и взмыть вверх, к россыпи звезд и уходящим лучам солнца. Тогда можно будет побыть одной, вдали от него… Потому что он уже надоел. Потому что уже бесит его лживая улыбка во все 32 зуба, бесит его манера быть грубым, бесит монотонный ответ «Все нормально». Он стал таким сравнительно недавно. Что произошло, знает только он сам. Ты безутешно искала хоть какие-то косяки за собой, но вскоре поняла, что дело далеко не в тебе. Ну или не в твоих несуществующих косяках. Ты сидела, свесив ноги с подоконника на улицу, и взглядом провожала последний, уходящий луч солнца. Раздался лязг поворачивающихся в замочной скважине ключей, а следом шаги, направляющиеся в их спальню, где сейчас на подоконнике сидела ты. - Сколько тебе можно повторять, не сидеть так, - ты даже не успела удивиться тому, что в грубом выговоре прозвучали нотки некой заботливости, как его сильные руки крепко обхватили тебя за талию и с силой затащили в помещение, а затем, поставив на ноги, развернули на 180 градусов и прижали к телу своего хозяина. – Тем более, в таком виде, черт возьми, - парень нахмурился, осматривая твою футболку, еле доходящую до колен. Ты, тяжело вздохнув, уткнулась лбом в грудь своего оппы. Тот положил руку тебе на затылок и сильно сжал в кулаке несколько прядей из копны твоих шелковистых волос. Судорожно вздохнув, ты подняла лицо и потянулась к нему, чтобы поцеловать. Он накрыл твои губы своими, увлекая тебя в страстный, грубый, жадный поцелуй. Все до боли банально. Твоя футболка в считанные секунды летит куда-то в сторону, его руки скользят по спине, при этом сильно царапая лопатки, а в твоих фантазиях рисуются картины, будто он водит пальцами по рубцам, оставшимся от обломанных крыльев, которые, на то уж пошло, обломал тебе именно он. Ты тихо стонешь ему в губы, прижимаясь к его телу, и он пошловато улыбается, толкая тебя на кровать, и ты падаешь лицом вниз; он садится на твои бедра, поглаживая спину и наматывая не так давно вымытые пряди волос на кулак. Ты прогибаешься в спине, подминая под себя подушку, ибо ближайшее время только она будет слушать твои мольбы и просьбы остановиться. Он скидывает с себя рубашку, прижимается голым торсом к спине, губами припадает к шее, оставляя на бархатной коже багровые засосы, которые сойдут минимум через неделю. Опускается горячими поцелуями к ключицам, больно кусает их и плотоядно улыбается, наслаждаясь твоими протяжными криками. Затем возвращается к спине, губами очерчивает линию позвоночника, параллельно стягивая с тебя нижнее белье, после раздевается сам и переворачивает тебя на спину, заключая в крепких, сковывающих движения объятиях. Протяжный, громкий стон разрезает установившуюся на минуту тишину в комнате, когда он плавно, но весьма грубо и болезненно проникает в тебя, прижимая всем телом к себе. На его лице рисуется хищная улыбка, и он сразу же начинает движения в привычном для него темпе: не быстро, но так грубо и как можно глубже. Сдерживаться не удается, и ты стараешься хоть как-то выгнуться, чтобы уменьшить эту, вечно приходящую из ниоткуда, боль, чтобы заглушить свои раздирающие горло крики. Он не дает тебе этого сделать, накрепко прижимая к кровати, и понемногу набирая темп. Ты стонешь прерывисто, хрипло, дергаешься под ним, слезно просишь остановиться, хоть и понимаешь: это всего лишь его «игра». Что тут поделаешь, если он так любит. Любит доводить до изнеможения, любит заставлять кричать. Мягкие, горячие губы снова увлекают в поцелуй, и ты, уже почти в бессознательном состоянии, отвечаешь ему, вяло и даже неумело, ибо сил совсем нет. Он двигается в запредельном темпе, с силой вторгаясь в тело своей любимой девушки. Осталось, скорее всего, немного, и в последний момент он прикусывает тебя за мочку уха, срывая громкий, высокий стон, и лишь успевает прошептать «Ты моя», прежде чем обильно кончить. Обнимаешь его, руки предательски дрожат. Он часто, глубоко дышит, крепко обнимает в ответ. Многие говорят, что он похож на солнце. Такой же теплый, веселый, и заботливый, яркий и дарит всем счастье. Но почему тогда он всегда по вечерам такой грубый? Потому что солнце не может светить и греть вечно. Ему тоже надо быть холодным. В свое время.