Шоколад

У нее глаза были… темные. Не оттенка свежих юных ночей, наполненных звездным светом, не цвета и блеска обсидиана. Не карие, но и не черные. Замершие где-то между двумя этими родственными, но такими разными цветами. Каштаново-карие островки ее эгоистичной гордости. И в то же время — чернота беспросветно-тягучей бездны, зовущей своей пустотой и безнадежностью отчаяния. Особенно в те дни, когда ей хотелось плакать. -Шоколад, — тихо сказал Хацухару, проводя пальцем по мягкой белоснежной коже плеча Рин. Она лежала рядом с ним, нагая, но прекрасная, словно Венера, только вышедшая из пены морской, с разметавшимися по подушке длинными, угольно-черными волосами, и без видимого интереса разглядывала потолок. Потолок был тоже белый, но на нем бойко плясали солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь окно. В этой комнате, на ее вкус, вообще было слишком много белого – начиная от мятого развала простыней и заканчивая ее собственной кожей, практически не выделявшейся на фоне белья, которая почему-то не желала загорать под теплым летним солнцем. Ее этот факт раздражал, но Хару был убежден, что аристократическая бледность ей подходит больше, чем кому бы то ни было. Его убежденность имела обыкновение быть непоколебимой, и потому она предпочитала с ним не спорить. -Что? Опять? Ты всегда после секса шоколад хочешь, — едва заметная ехидно-острая, змеиная полуулыбка тонких губ. Он проигнорировал ее язвительный выпад, оставшись все таким же невозмутимым. Бесстрастным, как это и полагается Быку. Так было совсем не в первый раз. За все то казавшееся бесконечным время его сближения с Рин он все же научился спокойно принимать ее едкую, резкую манеру ведения разговора. Ведь когда ты проклят духом животного, это ко многому обязывает твой характер. Кому, как не ему, понимать это. -Нет. Не в этом дело. Я тут почему-то подумал… У тебя глаза как шоколад. -Правда? Неплохое сравнение, – Рин молниеносно повернулась к нему, не потеряв при этом присущего ей грациозного изящества, и в ее лице на мгновение появилась заинтересованность его словами. Глаза-буравчики сверлили Хацухару, требуя ответ. -Правда, — все так же спокойно и слегка меланхолично сказал он, пробегая ладонью по ее острым ключицам и спускаясь к маленькой упругой груди. Нагота, что его, что своей возлюбленной, его уже тоже давно не смущала, — Молочный. Молочный шоколад. Сладкий. Тающий. -Вот как, — снова та же, уже ставшая привычной змеиная полуулыбка. Слова Белого Хару ей отчасти льстили, — Но ты не угадал. Если уж я, мои глаза… Это шоколад… То я — горький. Неужели ты меня не распробовал? Он молчал, поймав пристальный, цепкий взгляд Рин. Смотрящему со стороны они могли бы показаться странной парой – внешне холодный, равнодушный, даже отчужденный он и язвительная она. Они не подходили под канон классической влюбленной парочки, которая денно и нощно глядит друг на друга с гиперболической нежностью во взгляде. Но все это не мешало им любить друг друга – искренне и по-настоящему. Просто такими они были, этот спокойно – за исключением некоторых моментов — шагающий по миру Бык и эта гордая, постоянно норовящая сбросить скакуна Лошадь. -Отнюдь. Распробовал. Потому и говорю, что ты – шоколад молочный, — ничуть не смутился Хару, обняв Рин и прижав ее к себе. Крепко, но ласково. Эта ласковая сила прирожденного укротителя предназначалась только для нее – и больше не для кого иного, и они оба это знали. Она положила ему голову на плечо, защекотав бархат его кожи прохладным льном своих волос, и не стала возражать, смирившись с тем, что Хару и был тем всадником, сбросить с себя которого ей так и не удалось. Он был тем, кто смог ее приручить... А еще она прекрасно помнила, что спорить с ним было попросту бесполезно. И потому сейчас она предпочла просто молча греть его своим теплом, чувствуя на себе его дыхание – такое знакомое, родное… шоколадное – и слушая спокойное, размеренное биение его сердца, которое, в чем она была уверена, принадлежало только ей.