Home Video

Красная лампочка на камере перестает мигать - это означает, что запись пошла. На маленьком экране Джиён видит свое лицо и заряд батарейки на девяносто девять процентов. - Включил, - радостно говорит он и переворачивает объектив так, чтобы камера была направлена в комнату. - Мы находимся в самом лучшем отеле Лос-Анджелеса, в номере люкс для молодоженов. Хотя, судя по документам, у нас отдельные номера, но ебали мы в рот эту документацию. Все решают деньги. Сегодня у нас был клевый концерт, мы устали и спали всего пару часов, но, несмотря на такой же день завтра, я не хочу тратить драгоценное время на сон. Камера снимает красивый вид комнаты, дорогие обои и шторы. Огромное окно почти во всю стену демонстрирует огни ночного города. Двадцать шестой этаж (из тридцати возможных) почти на крыше мира, по крайней мере, Джиён ощущает себя именно так. Фокус крупно снимает какие-то окна соседних домов через стекло, потом резкая смена кадра на недоеденный ужин, пепельницу и две затушенные сигареты. Затем камера неуклюже проходится по белоснежному ковру и фокусируется на кровати. Она двухместная, но на ней поместилось бы человек шесть, а то и больше. Круглая, без заостренных концов, и самое клевое, что Джи нравится в ней, - это каркас. За него удобно держаться руками, и мистер извращенец уже придумал около четырех поз, которые можно с ним использовать. Но это не главное. Камера наводит резкость и показывает Сынхёна. Мужчина спокойно сидит с краю, делая вид, что не замечает выходок лидера. На нем отельный белоснежный халат и пушистые женские тапочки. Это так очаровательно и одновременно стильно выглядит, что Джиён хохочет, делая кадры крупнее. Хотя поза сравнительно напряженная: слегка сгорбленная спина, нога на другой ноге, в руках свернутая книга. Из его родного только очки с черной оправой, потому что линзы он снял, а читать книгу с таким зрением невозможно. Читал он что-то про архитектуру. Джи сбился, считая, сколько таких книжек он проглотил, и, главное, зачем? Но хобби у всех разные, и Джиён уважал его увлечения, как Сынхён снисходительно относился к джиёновым наколкам, цацкам, клубам и прочему. Можно сказать, Квон слегка в долгу, поэтому он лишний раз помалкивал, давя в себе желание бунтовать и навязывать свои увлечения. Чхве недовольно переводит свой черный взор на Джиёна, и лидер ловко ловит кадр хёнового звериного взгляда. Ему бы еще клыки и зарычать - он был бы похож на дикого зверя. - О дааа, - отвечает Джи своим мыслям, пошло высовывая язык, но не перестает снимать Сынхёна. Чхве молчит. Он раздраженно возвращается к книге и спокойно продолжает ее читать. Квон ничего не спрашивает и лишь фиксирует камеру на столе, контролируя, чтобы было видно всю кровать. После он подходит к Сынхёну и тут же вырывает книгу из его рук, швыряя ее куда-то на пол. Джи нагло и беспринципно садится на его колени и снимает с хёна очки, кидая их более аккуратно к подушке. На удивление, Чхве равнодушно смотрит на выброшенное чтиво, потому что лидер не в первый раз так делает, а руки привычно ложатся на упругие ягодицы Джи, по-хозяйски их поглаживая. - Ты обещал, - укоряет его Квон, снимая с себя футболку, и остается в одних джинсах. - Я проспорил. Это разные вещи, - уточняет Сынхён и обеспокоенно глядит на камеру. - Если кому-то попадет эта запись, как мы оправдаемся? - Никак, - фыркает Джи, развязывая пояс на халате хёна. - Ты наконец-то найдешь в себе силы признаться миру, что мы встречаемся уже шесть лет, и подаришь обручальное кольцо. Сынхён иронично осматривает его, улыбаясь так, что на щеках появляются ямочки, и поглаживает его спину: - А ты бы этого очень хотел? – спрашивает он таким тоном, что волосы на загривке у Джи становятся дыбом. - Сейчас я бы хотел снять хоум видео. Ты обещал, проспорил. Какая в жопу разница? Трахни меня. Сынхён медлит. Он вновь смущенно смотрит на камеру, потом на Джиёна, который так нагло обнимает его за шею. Иногда Чхве кажется, что лидер специально ведет себя так. Его будто возбуждает играть из себя шлюшку. Такую грязную, беспринципную, продажную, но только его собственную. Топ не хочет допускать мысли, что Квон может вести себя так развязно с кем-то другим. Нет. Для всех он или милый мальчик Квон, или грозный лидер Джи-Драгон. А для него - родной, любимый, но порой слишком похабный. Его парень - Джиён. Лидер устал ждать. Он закатывает глаза и плавно сползает с колен на пол. Чхве непонимающе хлопает глазами, а тот одаряет его презрительным взглядом в ответ. - Хочешь или нет, мы трахнемся сегодня. Заебал меня динамить уже, сколько можно? При живом парне на порнушку дрочить. Квон располагается между ног Сынхёна, распахивает халат и недоумевающе смотрит на… трусы. За все года проведенные вместе он никак не может привыкнуть, что после душа под халатом может оказаться одежда, а под пижамными штанами боксеры и двое носков. В этом он видел комплексы хёна, но молчал, потому что своих комплексов было гораздо больше. - И как часто ты дрочишь на порнушку? - задумчиво спрашивает Топ, наклоняя голову. - Замолкни… - Ты всегда за всех решаешь. Может, хотя бы в спальне позволишь мне быть главным? Я так-то хён, - наигранно оскорбляется Таби. Он-то знает, что Джиён просто слишком смущен и теперь строит из себя крутого. Защитная реакция. - Я лидер Биг Бенг, и кому, как не мне, знать, на что способен каждый участник? Подчеркивать ваши таланты и скрывать недостатки - моя профессия, так что заткнись, пожалуйста, и получай удовольствие. Ловкими пальцами, на которых красуются недавно нанесенные тату, он достает член хёна и машинально, скорее по инерции, двигает рукой. Ладонь скользит привычно, как будто он делает это сам себе, и Сынхён вцепляется в одеяло, потому что он таки знает: джиёнов минет просто офигителен и сводит его с ума так сильно, что он теряет контроль над своими движениями и мыслями. Он предвкушает: что-то будет. Квон будто читает его мысли, потому что довольно хмыкает, пошло улыбается и, демонстративно высунув язык, облизывает уздечку. Чхве молча наблюдает, хотя на лице играет явно глупая, ничего не выражающая улыбка. Ему просто нравится такой Джиён. А если так подумать, он ему нравится любой, и каждый его образ по-особенному. Джи целует и посасывает головку, пробуя вытекающую смазку на вкус. Соленая, но даже этот вкус за шесть лет отношений стал больше родным, чем отталкивающим. Приоткрывая рот, Джи с напором проталкивает член внутрь, и Сынхён чувствует, как головка скользит по небу и упирается в язычок. Это настолько восхитительное ощущение, что голова Чхве непроизвольно заходит назад, оголяя кадык, и комната наполняется грудным, низким стоном. Квон замирает, прислушиваясь к ощущениям и чувству тошноты, улыбается краешком губ и начинает двигать головой. Он прекрасно знает, как это заводит Топа, и, если надо что-то получить от него, нужно лишь слегка поработать губами. Он сосет и помогает языком двигать член хёна внутри себя. Каждый толчок становится быстрее и глубже. Джиён давно приноровился расслаблять горло так, чтобы заглатывать полностью, но пока он лишь дразнится, а Сынхён изводится и сходит с ума. Рука Чхве властно берет Джи за волосы, что тот аж шипит от неожиданности и выпускает влажный член из своего рта. Тонкая нить слюны тянется, пока окончательно не рвется и не расцепляет их друг от друга. Чхве влечет к себе, и Квон послушно поднимает голову, заглядывая в его черные, до дури сумасшедшие глаза. - Сучка, - говорит хён, и Джиён как-то нехорошо смеется. Довел. - Сделай мне больно, - шепчет лидер, моля и взглядом и словами. Но Сынхёну не нужно сейчас говорить, что и как делать. Потому что, когда он возбужден, ему совершенно пофигу, что там Джиён хочет. Он будет все делать так, как хочется ему в данный момент. И это даже хорошо, это правильно, считает Джиён, когда его валят на кровать, сминая покрывало. Это нужно ему, этого он желает. Губы хёна обжигают шею и спускаются к ключицам. Поцелуи останавливаются на соске, хен покусывает их, теребя языком. Иногда так устаешь быть лидером и сильным для всех, что хочется, чтобы тебя сломали и жестко оттрахали. - Да, именно так, - говорит он вслух своим мыслям. Сынхён не слушает. Он рывками расправляется с ремнем и джинсами, снимая это с него. Квон сучит ногами, помогая стащить плотную и непослушную ткань. Пальцы хёна избирательно рисуют линии на ногах Джиёна, поднимаясь вверх по бедрам. И когда Топ оказывается напротив его лица, нависая сверху, несколько секунд он смотрит слегка осуждающе, мол: «Как ты мог довести меня до такого состояния? Тебе не стыдно?». И Джиён улыбается ему, также молча отвечая лишь глазами: «Не стыдно». Тогда Сынхёну не остается ничего, кроме как целовать Джиёна. Чувственно, но требовательно. Языки переплетаются в разрушающей похоти и страсти, Джи обнимает своего хёна вокруг шеи и тяжело дышит прямо в поцелуй. Он чувствует, как Топ неуклюже, но верно стягивает с него последний предмет одежды - нижнее белье, и хохочет, потому что сам Чхве по-прежнему в этом чертовом халате и своих боксерах. Ловким движением махровый белоснежный халат также соскальзывает с сильных волевых плеч, и Джиёну позволяют присесть, чтобы скинуть вещи на пол. Сынхён замечательно выглядит раздетым. Сильное, накачанное мужское тело, не то что у самого хрупкого Джиёна. В такие минуты он благодарит судьбу за подарок свыше, потому что Сынхён с ним, а не с какой-нибудь накрашенной девкой. - Мой, - говорит Квон и не шутит. Пусть звучит эгоистично, но свое Джиён никому отдавать не собирается ни сейчас, ни после смерти. Его наполняет восхищение и зависть, а еще радость, что этим телом может любоваться только он. - Балда, - смущается Сынхён, забирая с кожаного стула приготовленную Джи смазку. Квон ложится обратно на спину и наблюдает, как Сынхён продолжает смущаться, смотря на его вставший член. Хён конфузился каждый раз, когда собирался делать минет, и это выглядело так мило, словно большая коробка котят, подаренная на день рождения. Сынхён склоняется, беря в руку уже твердую, возбужденную плоть лидера, и проходится по ней языком. В отличие от Джиёна, его действия были нерешительными и смазанными. Но Топ делал это потому, что любил лидера и знал, как ему это нравится. Никакой другой человек не заставил бы его заниматься тем, чем он занимался с Квоном. Смоченные гелем пальцы проскальзывают между ягодиц Джиёна и вынуждают согнуть ногу в колене. Палец обводит анальное кольцо и проникает внутрь. Джи дергается, шипя, и смотрит на Сынхёна. Лицо хёна сосредоточено, он лижет и целует его член, а потом осторожно посасывает. Джиён не выдерживает и сладко стонет. Кривить душой не будем, Джиёну делали минет и получше. Но мысли, что он проник в теплый, самый желанный рот хёна, являлись таким сильным толчком к возбуждению, что Топу особо напрягаться не стоило: Джиёну при любом раскладе понравится все, что он с ним сделает. Чхве настойчив, он продолжает ласкать и растягивать Квона до тех пор, пока в Джиёна свободно не входят три пальца. Ладонь Топа ускоряется на члене лидера, и, чувствуя напряжение, Сынхён резко поднимает голову. Струя спермы фонтаном летит вверх и беспомощно падает на смятые белоснежные простыни. - Почемуууу, - разочарованно стонет Джи, содрогаясь в оргазме. Он бы хотел, чтобы Сынхён проглотил это, но, видимо, хён решил иначе. Чхве слишком злился, чтобы угождать его капризам. Пальцы Сынхёна в последний раз ощущают сокращение тела лидера и выскальзывают из него. Он довольно хмыкает и целует его в пупок, где вытатуирована обескураженная рожица (так он всегда считал). - Ну, давай, на камеру позируй, - командным тоном говорит Чхве и размазывает смазку по члену. Квон растерянно смотрит на него, потом на камеру и все равно ничего не понимает. - Ты порнозвезда? Так работай задом, ложись так, чтобы в кадре было видно, как я тебя трахаю. - Оу, ты вошел во вкус? - улыбается Джи и облизывает пальцы. - Нет. Просто если журналисты найдут диск с этой записью, хочется, чтобы в кадре была именно твоя жопа, а не мое лицо. - Тоже мне, порнорежиссер, - ворчит Квон, медленно встает, беря камеру, и вручает ее хёну. - Тогда самый удачный ракурс будет у тебя в руках. Пока Топ соображает, Джиён уже на кровати стоит на коленях с растянутым и поднятым кверху задом. - Кам бейби, - смеется он и понимает, что сейчас допросится и будет реально больно. Но как же хорошо, что это вообще БУДЕТ. Кадры меняются: сначала потолок, золотая лампа на тумбочке, узор золотого покрывала, которое не было стянуто с кровати до конца, и, наконец, картина выравнивается, крупным планом снимая зад Джиёна. Не то чтобы это приятное зрелище, но Сынхёна явно веселит тот факт, что лидер Биг Бенг, крутой Джи-Драгон, стоит в такой позе перед камерой. Собственный член ложится промеж ягодиц и двигается вверх вниз, вынуждая тонсена ерзать от нетерпения и что-то недовольно бурчать. В кадре появляется Сынхёнова рука и ловко направляет головку внутрь. Один толчок - и Джи издает стон. Ему больно, особенно в первые секунды, и Квон старается побыстрее избавиться от этого чувства, укладывая голову на подушку и задирая ягодицы повыше. Благо Сынхён знает, как надо и как Джиён любит. Долго не церемонясь с прелюдиями, он придерживает его бедра и толчками двигается внутри: редко, резко, не задерживаясь надолго. Пока ощущения обоим неприятны, и Сынхён чувствует, как его толчки будто наждачкой пилят член по живому, но это быстро проходит, когда он добавляет еще смазки. Джиёну сложнее: он сходит с ума от раздирающей боли, но, как психопат, просит ещё, и жмурится от ощущений. Комнату заполняют звуки циничных, громких хлопков. Соприкасания тел, фрикции, занятие любовью - называйте секс так, как хотите. Но смысл все равно один: получение удовольствия, которого нужно достичь. Это словно игра, аркада, прохождение сложного уровня, где нет сохранения или права на ошибку. Спустя несколько минут Джиён все-таки расслабляется, потому что Чхве находит нужную точку, и тогда начинается самое вкусное. Ему становится божественно хорошо, сказочно, упоительно прекрасно, именно этого момента они ждали и к нему шли. Сынхёну тоже хорошо: Джиён такой узкий, податливый, хочется чувствовать его вечно. Чхве постанывает в унисон стонам Джи и ускоряется, нетерпеливо требуя еще более ярких ощущений. Каждую мышцу тела Джиёна приятно покалывает от эйфории, и ему не хочется думать об эпитетах, сравнениях, о том, как можно это описать. Просто есть он, есть Сынхён, и в данное мгновение они одно целое. Джи ощущает каждый миллиметр Сынхёна в себе, каждый толчок, каждое прикосновение его пальцев и губ, целующих позвонки на спине, которые не попадают в кадр. Это превосходно. Квон стонет и просит еще. Нет, требует. Выкрикивает хриплым голосом в порыве эмоций нечленораздельные странные звуки, в которых можно расслышать отрывки собственных песен вперемешку с именем Топа. Его крики, наверное, пугают всех соседей вокруг. Сынхён его тоже прекрасно слышит и чувствует. И Джи понимает, что это как бонус к удовольствию, и мысли от этой картины заставляют его хрипло смеяться. Камера кладется прямо на кровать, и в кадре появляется лицо Джиёна. Глаза прикрыты, волосы растрепаны, губы сухи и чуть разомкнуты: они ловят воздух, как спасательный круг. Словно в бреду, он что-то бормочет и пьяно улыбается в объектив. Сам же Сынхён не может ни о чем думать, кроме как о том, какой же Джиён замечательный. Весь такой складный, уместный, выточенный, будто для него, по специальному заказу. Они будто инь и янь, две половинки, создающие круг, одно целое, может, даже вселенную, существующую где-то глубоко в сознании Топа. Внутри Джиёна всегда слишком жарко, слишком приятно, чтобы отказываться возвращаться сюда вновь и вновь. Квон кричит, а по рукам Сынхёна бегают восхищенные мурашки от его голоса и чувства, как собственный член сжимают ягодицы Джи. Он просто обожает, когда Квон так делает, он влюблен в такого открытого и развратного Джиёна. Рука хёна поглаживает его по спине, когда Чхве продолжает толкаться в него все настойчивее до тех пор, пока пальцы не достают до крашенных волос лидера и не дергают на себя. Джи рычит, искажаясь в гримасе недовольства, но повинуется. От отношений подчинения-повиновения каждый из них получает определенное удовольствие, потому что этого так не хватает в жизни. Топ был бы не прочь нагнуть Джиёна прямо в звукозаписывающей студии, а сам лидер был бы не против, чтобы ему перечили смелее. Но тогда между ними был бы просто секс, без отношений. Это не устраивает обоих. Чувства подразумевают уважение. Поэтому их желания никогда не выходят за пределы стен спальни. Лишь изредка бывает машина, подсобка, ванна. Но не больше. Джи судорожно хватает собственный член рукой и сжимает, чтобы оттянуть точку кипения. Сынхён так властно берет его сзади, что ему ничего другого не остается, как подчиниться и просить пощады. Но он же лидер, он не может просить. Ему нельзя говорить слово «остановись», потому что таковы правила игры. Поэтому Квон умирает от похоти и жажды так, что во рту пересохло и хочется пить. Джиён уже не чувствует своих колен, зато полностью чувствует внутри себя Сынхёна. Чхве входит в него, касаясь простаты, и Джи в который раз стонет, не в силах держать это в себе, да и зачем? Ему, наоборот, хочется кричать еще громче, да только завтра петь он совсем не сможет. Ладонь срывается на собственном члене, и, лихорадочно двигая ей, он кончает с вожделенным воплем: - Ах ты ж черт! Сынхён замирает, тяжело дыша, и не сразу понимает, что Джиён уже финишировал, а когда осознает это, то разочарованно вздыхает: - И это все? Больше дразнился, - сообщает он, выскальзывая из него. Член Сынхёна по-прежнему напряженный, жаждущий продолжения. Топ накрывает его влажной салфеткой и смывает лишнее. Джиёна лежит на простынях полубоком, уставший и измотанный, и осуждающе смотрит на хёна. Его трясет, пальцы сладко сводит в судороге оргазма, он пытается отдышаться, но не тут-то было. Мистер Чхве входит в раж. Он вновь берет камеру и направляет на лицо Джиди крупным планом. - Хорошо? - спрашивает Топ и ведет рукой по мокрым волосам лидера, убирая волосы с лица. Потом пальцы пробегаются по пухлым губам младшего, и Джи издает последний стон, послушно открывая рот, чтобы хён протолкнул палец внутрь. Он сосет его так же, как делал это с членом, и Сынхёну все труднее сдерживать свой неудовлетворенный стояк. Он его хочет. Все еще. Очень сильно. Камера трясется от возбуждения, и Чхве едва слышно просит: - Помоги... Джи совершенно затуманенным взглядом смотрит в кадр: сейчас, наверное, и просить не стоило. Квон бы сделал все на автомате. Руки Джиёна маленькие и очень хрупкие; они обхватывают член, и одна ладошка активно двигается вдоль плоти, а дальше Квон гостеприимно пускает в рот головку. Камера берет крупный кадр, и становится слышно, как Сынхён блаженно стонет, как ему нравится быть внутри Джиёна, в теплом влажном рту с его чудесным языком. Они оба это слишком хорошо знают. Квон лижет, целует, помогает себе руками. Камера вновь дергается, и одна рука Топа вцепляется в волосы лидера, чтобы он не закрывал глаза в кадре, и задает темп толчков. - Ох, детка, - восхищенно шепчет Топ. Он трахает его прямо в минет, и Джиёну это нравится, поэтому он лишь сильнее оттопыривает язык и блаженно прикрывает глаза. Квон сейчас реально чувствует себя самым похабным и конченым человеком на планете и ему стыдно перед мамочкой: во что вырос ее миленький сынуля? Но если бы хён предложил сделать это еще раз, он бы, не задумываясь, сказал «да». Потому что «мальчику» это офигенно, как нравится. Чхве ожидаемо кончает внутрь, и лидер послушно сглатывает, позволяя себе причмокивать и увлеченно слизывать остатки спермы с головки. Запись обрывается. Выключенная камера валяется на столе, а совершенно голые парни обнимаются, лежа в кровати. Надо бы идти в душ, а еще сменить одеяло, но им обоим хочется просто помолчать. Каждый думает о своем. После такого грязного секса всегда наступает расплата. Кому-то в виде физической боли, а кому-то -моральной. Как ни странно, мысли об аморальности своего поведения их мучают, но не долго. Каждый из них любит собственную боль, потому что каждый раз ее желает. - Завтра концерт, выспаться бы надо, - устало говорит Джиён и очень боится, что эти слова заберут его объятия. Надо самому встать и уйти в свой номер, но так не хочется. - Это же будет только завтра. Лежи, - сонно говорит Сынхён и понимает, что теперь они очень долго не смогут побыть наедине. Поэтому эти минуты с объятиями и поцелуями такие нужные, но в то же время слишком сладкие, как пересахаренный до тошноты кофе. Иногда тошнит и от себя самого. Но Сынхён все равно не может по-другому, не с Джиёном. В его руках лидер такой хрупкий, беспомощный и доверчивый, что просто не остается выбора и хочется делать для него все, что он пожелает и чуточку больше. Квон это тоже понимает и иногда ненавидит себя за то, что нагло пользуется этим, вот как сегодня. Но, в любом случае, работа начнется с рассветом. А сейчас у них есть теплые объятия, бесплатная выпивка в баре и диск с записью их общих воспоминаний.