Night Dancer

- Подожди, так ты хочешь сказать мне, - говорит Сехун, глядя на Кенсу, будто впервые видит его. – Что будешь учиться в Корейском передовом институте науки и техники? Подожди. Серьезно? - Тсс, - краснея, делает замечание Кенсу, когда прохожие начинают пялиться на них. Даже за ланчем, среди прочей шумной болтовни, Сехун был слишком громок для рядом находящихся людей. Хотя это неудивительно: Корейский институт науки и техники был самым престижным университетом Южной Кореи, о поступлении куда любой другой мог только мечтать. – Да. Я… эм… Они заинтересованы мной. Правда, если я хочу стипендию, нужно сделать проект и предоставить его им, - он пожимает плечами. - Одному Богу известно, что я бы никогда не смог оплатить обучение там. - Клёво, - с восторгом говорит Сехун. – Клёво. - О Господи, прекрати! – бормочет Кенсу, пряча лицо за руками. – Если ты ещё столько же раз повторишь это, я перестану верить в происходящее. - И что ты собираешь сделать для своего проекта? – интересуется Сехун, запихивая в рот кимчи. – Это должно быть что-то удивительное и гениальное, например, как лечение рака, да? Кенсу закатывает глаза: - Это, скорее всего, будет основываться на физике. - О, - голос Сехуна не производит ожидаемого впечатления. – И в каком стиле? - Вот, почему я рассказал это именно тебе, - говорит Кенсу. – У меня есть просьба. - Я в математике полный ноль, - сразу же отвечает Сехун. – Ты ведь знаешь. - Знаю, но это нечто другое. С пяти лет Сехун - танцор балетной труппы Сеульского университета искусств. Кенсу помнит, как раньше тот жаловался, что его обзывали девчонкой и глупой балериной, но зато теперь Сехун обладает самым худым телосложением и самой изящной походкой, которую Кенсу когда-либо видел. Он плывет по тротуарам. Его подбородок всегда приподнят, не то что у Кенсу. - Не понимаю, как это может помочь тебе, - говорит Сехун в автобусе по дороге на тренировку. – Как балет может стать материалом для такого проекта? - Видишь ли, - объясняет Кенсу, щелкая по уху Сехуна и получая шипение в ответ. – Чем необычней моя идея, тем интереснее проект. Вот увидишь. Сехун вздыхает. Когда они приезжают на место, Кенсу встречает каменная лестница, ведущая к удивительно простым парадным дверям такого великолепия, а Сехун только закидывает сумку через плечо и дожидается, когда тот пойдет за ним. Внутри полы из полированного вишневого дерева и женщина с ярко-красной помадой, кланяющаяся Сехуну, когда тот проходит мимо. - Я привел друга, потому что ему нужно выследить отношения между танцами и физикой, - легко произнес Сехун. Женщина снова кивнула. - Ты специально выставляешь меня таким ненормальным? – ворчит Кенсу и, подпрыгивая, бежит за Сехуном, чтобы не отстать от его огромных шагов. – “Отношения между танцами и физикой”. Это даже мне кажется глупым. - Эй, ты же сам так сказал. Теперь привыкай к этому, - Сехун искоса смотрит на Кенсу. – Кстати, ты хоть когда-нибудь видел, как я танцую? - На самом деле, нет. - Хм, - говорит Сехун. – Ладно, мне нужно переодеться. В этом нет ничего захватывающего и интересного, поэтому сразу можешь идти и ждать меня в репетиционном зале, вниз по коридору. Там уже, наверняка, кто-то есть. Не волнуйся, они все очень хорошие. Скоро увидимся. - Но…, - не успевает договорить Кенсу, когда Сехун уже исчезает за дверью с табличкой «Гримерная». Он крепко сжимает ремень своей сумки, и содержимое становится гораздо тяжелее, чем несколько секунд до этого. Он рассматривает каждого забегающего в раздевалку после Сехуна и, закусив губу, глубоко вздыхает. Люди. Они - безопасные существа. По большей части, - говорит он сам себе. К его ужасу, в танцевальной студии есть и другие люди. Когда он открывает дверь, лишь немногие смотрят в его сторону, а из них ещё меньше тех, на чьём лице появляется хоть какое-то удивление. Он сглатывает, поспешно закрывает дверь и, шаркая до угла, садится на деревянный пол. Как только он рывком открывает свою сумку, несколько карандашей выкатываются на пол. Кенсу про себя проклинает всё, пытаясь собрать их, и, когда рука тянется, чтобы поднять ещё один, он оказывается вне досягаемости. - Привет, - произносит незнакомый голос, и Кенсу поднимает голову. Молодой парень, с изящным телом и довольно приятный внешне. – Что ты здесь делаешь? - Э-э. Проект, - бормочет Кенсу, забирая у него карандаш. – Спасибо. - Проект? – интересуется парень. – А это разрешено? - Это… Разве нет? Я… Извините, я не… - Уже запугиваешь новенького, Лухан, - спрашивает Сехун. Одетый в белые лосины и нелепо облегающее черное трико, он роняет свою сумку на пол рядом с остальными. – Это мой друг - Кенсу, поэтому будь милым. - Он сказал, что делает проект о нас, - это больше звучит не как обвинение, а как смущение и замешательство. - О да - говорит Сехун, делая глоток воды из бутылки. - Для института науки и техники. Сумасшедший, правда? - О Боже, - Лухан со светящимся лицом опускает взгляд на Кенсу.- Ты тот самый гений и лучший друг Сехуна? До Кенсу? - Что тут происходит? – позади Лухана появляется парень с кошачьими глазами. Он значительно выше и менее отзывчивый, с узкими разрезом глаз и постоянно приподнятыми или сдвинутыми бровями. – Кому там Лухан изливает свои чувства? Как оказалось, Кенсу был известен, как гений и лучший друг Сехуна. Он разрывался от переполняющих чувств: был раздражен и в то же время польщен, что Сехун так высоко думает о нём, потому что некоторые вещи, которые говорили ему другие, Сехун обычно произносил неестественно, и это мало походило на правду. Но всё же, это приятно, поэтому Кенсу не жалуется. - Ребят, пора репетировать, - говорит кто-то по имени Ифань. Когда дело доходит до неприступности, он вполне может конкурировать с Тао, решает Кенсу.- Шоу через три недели, а мы до сих пор не готовы. Они стонут и поднимаются на ноги, отряхивая колени и поправляя трико. Кенсу наконец прислоняется к стене, отрывая лежащий на коленях блокнот, и быстрым взглядом окидывает весь зал в поисках объекта для наблюдения. Какое-то время, ни один из них не делает ничего особенного. Примерно двадцать-тридцать минут Сехун просто разминается: то закинув лодыжку на станок, то в шпагате, то в плие. Записи Кенсу немногочисленны до того момента, пока Ифань не хлопает в ладоши, и они не собираются в большой круг. Ифань нажимает кнопку стоящего в углу проигрывателя CD компакт-дисков и присоединяется к ним. Кенсу решает наблюдать за Сехуном, потому что другие, вероятно, будут чувствовать себя некомфортно под его пристальным и изучающим взглядом. Когда начинает играть музыка, Сехун превращается в воду. Им больше не управляют силы тяжести и давление, изгибы тела вливаются в музыку. Кенсу никогда не видел ничего подобного. Сехун всегда был впечатлен учебными достижениями Кенсу, но освоить этот врожденный талант Кенсу мог только мечтать. В какой-то степени ему становится грустно, когда музыка останавливается, и Сехун замирает, стоя в шпагате. Арабеск с наклоном корпуса вперед, - вспоминает Кенсу. Аплодисменты Кенсу отзываются эхом по залу, и все, уставившись, смотрят на него. Их реакция заставляет Кенсу резко прекратить свои действия. - Ох, это было изумительно, - пытается объяснить он, и Сехун смеется. - Замолчи, мы, как жуки, собирающиеся взлететь. Кстати, где Чонин? Начинает говорить один из самых высоких, с рыжими волосами – Чанёль, если Кенсу не изменяет память. - Он сказал, что сначала будет тренироваться в зрительном зале, чтобы прочувствовать атмосферу. - Ха, не рановато ли? – усмехается Сехун. В их словах есть что-то странное, но Кенсу выбрасывает это из головы и сморит на свои записи, пытаясь расшифровать нарисованные, как курица лапой, углы и векторы. - Тогда, я думаю, нам то же вскоре нужно будет заняться этим, - говорит Лухан. – Мы тоже должны привыкнуть к сцене. - Можем пойти завтра, - предлагает Сехун, бросая взгляд на Кенсу. – Сейчас с этим могут возникнуть трудности. Что скажешь, Кенсу? Не хочешь завтра приехать в зрительный зал и там на нас посмотреть? - А я не помешаю? – спрашивает он. - Я не хочу доставлять вам лишние неприятности. - Ну, сначала я попрошу директора, чтобы тебе разрешили посмотреть, потому что технически это уже готовое выступление. Мне кажется, для тебя могут сделать исключение из правил, - говорит Сехун. – Будет интересно. Ты потом согласишься с этим. - Я думал, что репетиция начнется в пять, - говорит Кенсу, когда они в половину четвертого заходят в метро до зала, где будет проходить шоу. – Почему мы едем так рано? - Я хочу показать тебе кое-что, - отвечает Сехун. - Это больше походит на свидание, - бормочет Кенсу, и Сехун издает громкий смешок. - Ну, в какой-то степени да. Зрительный зал менее внушителен, чем сама школа. Сехун хорошо знает дорогу, поэтому сразу ведет Кенсу к черному входу. Чем-то эта постройка очень напоминает то здание, где они были вчера, разве что с меньшим количеством дверей в танцевальные студии, вместо которых здесь размещены гримерные и костюмерные, а также большие двойные двери, ведущие к зрительным местам. Сехун категорически отказывается менять направление. - Ох, мы рано, - говорит он, открывая большую красную дверь, которая приветствует его кромешной тьмой. – Ну что ж, это никогда не было плохо. - И что ты хотел мне показать? – спрашивает Кенсу, становясь все более и более озадаченным. - Здесь ведь не может быть никакого шоу или ещё чего. - Нет, не совсем так, - говорит Сехун, толкая Кенсу на роскошное малиновое сидение, и сам усаживается рядом. – Вот увидишь. Думаю, это то, что тебе нужно знать, перед тем, как делать проект. Они сидят неподвижно, и через мгновение Кенсу громко шепчет: - Что теперь? - Просто жди! И Кенсу ждёт. Когда ему кажется, что уже прошла целая вечность, и он снова собирается начать жаловаться, на сцене вдруг загорается свет. Он издает удивленный возглас и смотрит на Сехуна, который не сводит глаз с танцора на сцене. Кенсу интересно: может ли тот увидеть их или нет? Они сидят не очень далеко, но и не в первом ряду. Парень в черных лосинах и трико беззвучно доходит до середины сцены и опускается в глубоком поклоне. Его темные волосы слабо блестят на ярком свете. Кенсу снова смотрит на Сехуна. - Это…? - Да, это Чонин, - говорит Сехун, и Кенсу не уточняет. Танец, который исполняет Чонин, когда включается музыка, - под тот же вчерашний трек, и Кенсу понимает, что он точно такой же и совершенно другой. Сехун был изящным, с плавными линиями, как живая вода. А Чонин кажется чем-то нечеловеческим, как танец тени. Его ноги не издают ни звука на деревянном полу, и Кенсу охватывает дрожь. Он оглядывается в поисках Сехуна и вздрагивает от осознания, что здесь слишком темно, чтобы что-то увидеть. Весь зал погружается в темноту, несмотря на освещенную сцену. У Кенсу кружится голова. - Что происходит? – непроизвольно шепчет он. Он не может оторвать взгляд от Чонина. Творится что-то странное. Его глаза улавливают внезапно искаженную тень, упавшую через всю сцену. Она трансформируется, пока не становится похожей на жуткое тело, и не одно. Оглядываясь вокруг, он видит тени, пролезающие скозь стены из гипса и дерева. Голоса призраков в музыке больше не кажутся такими же металлическими, как на записи. Кенсу снова вздрагивает, поднимая ноги на сиденье. Ты ведешь себя по-детски, - отчаянно думает он, но визжит в ладони, когда сквозь него проносится неприятный холод. - Тёмные духи, - говорит Сехун. – Они отвечают ему. - Что? – гневно произносит Кенсу. Сехун кажется безумцем. – Что ты несешь? Даже в темноте Кенсу видит, как сверкают глаза Сехуна. - Танец, превосходящий все расы, рода, классовые ранжирования, и не знающий границ, - отвечает он. – Даже между жизнью и смертью. Кенсу берет один, два, три вдоха и пулей вылетает оттуда. - Кенсу, пожалуйста, потише, - спокойно говорит Сехун и, не отставая, бежит за Кенсу, который бурей несется вниз на улицу. – Мы в общественном месте. - Оу, я так думаю, было очень трудно сказать мне, что у тебя есть друг, который может говорить с мертвыми. Когда танцует. Я не могу в это поверить! Он разговаривает с мертвыми. Он разговаривает с мертвыми. Боже мой, как это смешно звучит. И я сказал это уже пятьдесят раз. А все, что я могу привести в пример, – это то, что я видел движущиеся тени. Хорошо, да? Нет! Сехун пожимает плечами: - Разве движущихся и оживающих теней не достаточно для доказательства? - Не в этом дело! – визжит Кенсу, и мать, прижимая дочку ближе к себе, спешит подальше от этих двоих. – Ты пытаешь сказать мне, что я был в помещении, полном призраков! И человеком, который может вызывать их! И я должен спокойно к этому относиться? - Он не плохой человек, - слегка нахмурившись, говорит Сехун. – Я показал тебе это сегодня, заранее зная, что если Чонин был бы на репетиции, и снова вышли темные духи, ты бы продемонстрировал вот эту реакцию ему. По крайней мере, сейчас он не имеет о тебе четкого представления. - Как ты не сходишь с ума от этого? – спрашивает Кенсу, размахивая руками. – Твой друг разговаривает с мертвыми! Почему ты такой спокойный? - Потому что он мой друг. Кенсу открывает рот, и потом закрывает его. То, как говорит Сехун, очень пугает его, и он берет его за руку. - Сехун, пожалуйста, ты ведь не думаешь, что он… действительно разговаривает с мертвыми, правда? Сехун вздыхает и освобождается от захвата Кенсу: - Смотри, - говорит он. – Я тоже не знаю, как он это делает. Я даже не думаю, что он это делает специально, но это происходит. Духи никогда не повредят ни нам и никому другому. Во время выступления люди не замечают их, потому что он говорит им быть осторожнее и оставаться вне поля зрения, но призраки неугомонны, поэтому он так много выступает в одиночку, чтобы они могли достаточно насмотреться на него, не имея желания караулить его на ночных шоу. - Он такой жуткий, - говорит Кенсу. - Нет, он просто печальный. Той ночью Кенсу сняться кошмары о скользящих тенях и одиноко танцующей фигуре среди них. В течение нескольких дней Кенсу избегает Сехуна в школе, потому что каждый его плавный шаг напоминает ему движения Чонина – действительно похожего на танцора мертвецов. Он решает усесться за свои записи по физике, пристально вглядываясь в векторы и скорости. По меньшей мере, цифры не имели отношения и не сообщали ему о друге, умеющем общаться с мертвыми. Он сердито вздыхает, отбрасывая в сторону карандаш и проводя рукой по волосам. Кенсу не может продвигаться дальше с тем количеством материала, которое у него есть, но звонить Сехуну сейчас кажется неуместно. Сехун вроде и понимает его, но в то же время не спешит подходить. Он, наверное, обиделся, что я был так жесток к Чонину, - с сожалением думает Кенсу. Он задается вопросом: будет ли хоть какая-нибудь помощь от Лухана… или Чанёля. Он вроде понравился им. Кенсу убирает свои тетради в сумку и запрыгивает в автобус. Уже практически восемь - он понимает, что скоро закончится тренировка, и дабы не столкнуться с какими-либо неприятностями, он, будучи незамеченным, просто проскальзывает назад. Автобус переполнен деловыми людьми и женщинами, возвращающимися с работы, и он оказывается сплющенным в углу прямо у самой двери. Поездка оказывается короче, чем в тот раз, насколько он помнит. В вестибюле горит свет. Женщина с красной помадой коротко глядит на него и кивает. Сехун, вероятно, сказал ей о нем. Кенсу напоминает себе поблагодарить его, когда выпадет шанс. Когда он открывает в дверь в студию, не обнаруживает там ни Лухана, ни Чанёля или кого-то из парней, которых он видел несколько дней назад. Вместо них – Чонин, растягивающий одну ногу на станке. Его глаза встречают в зеркале глаза Кенсу, и он выпрямляется. - Я, -мямлит Кенсу. –Я… Я… - Случайно, не друг Сехуна? – разворачиваясь, спрашивает Чонин, И Кенсу понимает, что стоит как вкопанный, не в силах убежать. В блеске люминесцентных ламп, Чонин выглядит менее ужасающе, чем помнит его Кенсу. Он внезапно останавливается, когда Кенсу не отвечает. - Ты тот, кто убежал три дня назад, да? - Я, - повторяет Кенсу. – Я. Был удивлен. - Я ожидал этого, - говорит Чонин. – Зачем Сехун привел тебя смотреть на меня? Чтобы показать, какой я псих? - Нет! – вскрикивает Кенсу. – Нет, он… Когда я начал… Когда я убежал, он разозлился на меня. Он сердился, что я… Что я… Чонин смеется. Звучит вполне естественно. - Это О Сехун, он всегда усердно пытается высмотреть меня, - говорит он почти про себя. – Только вот зачем он тебя с собой привел? Бог знает, что ты, должно быть, был испуган. Кенсу замечает, что у Чонина вызывают отвращение разговоры о духах. Его голос полон осуждения и ненависти к самому себе, и он говорит немного тише. - Нет. Я изучаю танец для своего проекта, - говорит Кенсу. – Сехун решил, что мне необходимо знать то, что делаешь ты, перед тем как встретиться здесь с тобой, что неизбежно произошло бы. Он не хотел, чтобы я реагировал так же, как и в первый раз, и ты всё это увидел. Таким образом, тебе не было бы больно. - Это О Сехун, - повторяет Чонин. – Кстати, они все вместе пошли ужинать, а я остался, поэтому я бы мог…, - Чонин прерывается.- Хорошо, отпусти, я подумаю. Кенсу помнит, как Сехун говорил, что Чонину приходится сдерживать духов во время шоу. - Насколько это изнурительно? – выпаливает он. - Что? - Сдерживание, мм… духов? Чонин пожимает плечами: - Они как дети. Им очень быстро надоедает смотреть, как я всё время танцую, и они сами начинают себя развлекать. - Мне бы не надоело, - говорит Кенсу и закрывает глаза. Он даже не знает, откуда берутся эти слова, и Чонин явно удивлен этому. - Спасибо, - опасливо говорит он. – Я могу помочь с тем, что тебе нужно? С твоим проектом? - Я изучаю физику танца, - объясняет Кенсу, ослабляя кисть на дверной ручке. Она все ещё липкая. – Как ты уже понял - балет. Это для стипендии в университете. - Хм, балет? – спрашивает Чонин и делает шаг назад. Когда он доходит до середины паркета, Кенсу закрывает за собой дверь. Он садится, упираясь одним коленом в грудь, и расшнуровывает свои черные атласные пуанты.- Почему балет? - Когда-то давно я танцевал, - начинает рассказ Кенсу. Он тоже нерешительно садится на пол, однако на достаточно далеком расстоянии. – Но это было нереспектабельной профессией, поэтому родители заставили меня отличиться в точных науках. Их не очень впечатляло сценическое искусство. - Мои родители говорили то же самое, - говорит Чонин, ловкими пальцами переплетая ленты. - И? - Я не послушал их. И это не потому, что их больше нет рядом. - О, - коротко говорит Кенсу.- Мне… - Не извиняйся, - встав, говорит Чонин. – Ты хотел посмотреть на то, как я танцую, или поговорить? - Как танцуешь, - отвечает Кенсу. – Я буду здесь, хм, да. Чонин улыбается. Недолго, но так, что Кенсу делает вывод, что ему следует делать это как можно чаще. - Знай, они не обидят тебя. - Что? – переспрашивает Кенсу, но Чонин выглядит таким живым, что тот сразу забывает обо всех духах. - Не зависимо от того, что пишут в книгах и показывают в фильмах, - говорит Чонин, опускаясь в знакомом поклоне. – Мертвые никогда не смогут причинить боль живым. Когда снова включается музыка, Кенсу уже морально подготовлен к появлению темноты, но её нет. Вместо этого он окружен тенями: одна – на станке, другая – в углу на сумке с вещами, и даже его собственная превращается в тени безликих людей. Он видит фигуру, похожую на крохотную молоденькую девушку, бегущую к Чонину. Кенсу возвращается свой взгляд к танцору, чьи глаза безумно печальны. Чонин, кажется, знает всех. Они молча собираются вокруг него, как телохранители, пока не заканчивается музыка, и Чонин не встает в тот же арабеск, что и Сехун. Тени распадаются, пролетая через весь зал, обратно к своим надлежащим местам, и всё становится как прежде. - Ты ничего не записал, - говорит Чонин, глядя на пустой блокнот Кенсу. – Я был настолько ужасен? - Нет, ты был удивительным, - выдыхает Кенсу. Когда он не смотрел на тени, он следил, как загипнотизированный, за тем, как двигались руки и ноги Чонина: его несет нечто большее, чем просто музыка. Его несла мудрость, совершенно несоответствующая его возрасту, линии тела были тяжелы от знаний, которые были неподвластны никакому подростку. Чонин опять слабо улыбается. - Хватит быть таким восхищенным. Стоит один раз взглянуть мимо теней, и я окажусь не лучше других. - Нет, ты…ты…ты…правда…правда очень хорош, - запинаясь, говорит Кенсу. Чонин приподнимает бровь. - Думаю, ты не хочешь, чтобы я рассказал Сехуну, что считаешь меня лучше его? - Ох, это было бы очень мило с твоей стороны, - краснеет Кенсу. - И ты прав… У меня не было возможности хоть что-то записать. Но у тебя есть некоторые движения, которые я бы хотел снять на камеру или сфотографировать. Ты же не против? - Какие? – спрашивает Чонин. - Было такое… Я не помню, как оно называется, - вставая, говорит Кенсу. – Где ты делал что-то вроде… От смущения он делает паузу. Лучше самому пять секунд побыть полным идиотом, чем заставлять Чонина повторять весь танец. Кенсу прилагает все свои усилия и пробует показать один из шагов. - А, это. Это называется ассамбле, - говорит Чонин и странно смотрит на Кенсу. – Подожди, вернись. Кенсу замирает там, где брал в руку карандаш. - Зачем? Чонин подзывает его рукой, и Кенсу возвращается к тому месту, где он стоит, и чуть ли не кричит, когда Чонин разворачивает его спиной к себе. - Это делается так, - шепчет он, отводя руки Кенсу подальше от тела и несильно ударяя ногой по лодыжкам. – Расставь ноги. Ты слишком напрягся. От этого лицо Кенсу вспыхивает румянцем, но Чонин не может этого видеть. Кенсу выполняет его просьбу. - Теперь, - говорит он, правильно складывая пальцы Кенсу. - Делай. Кенсу закусывает губу, но выполняет шаг, который продемонстрировал до этого, и поражается тому, что приземление на пол становится гораздо легче и плавнее, чем в первый раз, когда из-под его ног выходил глухой стук. Его ноги естественным образом скрещивались, насколько он помнит, в третьей позиции. - Ого, - удивляется он сам себе. - Разве не будет лучше проводить проект, изучая самого себя? – смеясь, предлагает Чонин. – Посмотри. - Ты когда-нибудь видел своих родителей? – внезапно спрашивает Кенсу, и как только слова слетают с его губ, он хочет забрать их назад. Чёрт. Чонин выглядит сильно удивленным: - Когда танцую? - Д…да. - Нет, - отворачиваясь, говорит он. – Они никогда не хотели, чтобы я танцевал. Зачем им приходить ко мне? Кенсу протягивает руку и, не решаясь коснуться плеча Чонина, убирает её обратно. - Я… - Кенсу, - внезапно раздается голос Сехуна, и Кенсу резко разворачивается. Он был так взволнован по поводу сказанного Чонину, что даже не услышал, как за ним открылась дверь, и остальная часть группы, уставившись, смотрела на него с Чонином и не могла поверить своим глазам. – Кенсу, что ты здесь делаешь? - Мне нужны были записи для проекта, - быстро выговаривает он. – Я… Чонин помогал мне. - Он? – шокировано спрашивает Сехун. – Ну, я рад, что вы поладили. - Прости, - не глядя в глаза, извиняется перед Чонином Кенсу. Он несется мимо всех, выбегая из двери, и чувствует себя подавленным как никогда. - Твой побег вчера был невероятен, - сухо говорит Сехун на следующий день, поставив свой обед рядом с Кенсу. - Хватит, - стонет Кенсу. Его голова раскалывается: до поздней ночи он пытался доделать свой проект, но ничего не вышло; прикосновения Чонина до сих пор обжигали его кожу. – Я не в настроении, чтобы терпеть твои издёвки. - Как ты смог безбоязненно вернуться туда? – спрашивает Сехун. Он был, мягко говоря, потрясен случившимся. – Мне казалось, что Чонин напугал тебя. Кенсу громко выдыхает в тарелку с рисом, разбрасывая дыханием зерна: -Ты был прав. Он – не что иное, как обычный парень. Сехун сдвигает брови: - И что он говорил тебе? - Ничего особенного. Рассказал мне о своих родителях и о том, как они не хотели, чтобы он танцевал. Прям как мои. Он сказал мне не бояться. - И ты не боялся? – с недоверием спрашивает Сехун. - Хоть духи и вернулись, не было той темноты и освещения. Они все его друзья. Да и трудно было бояться чего-то, когда он смотрел так… спокойно. Сехун кивает и причудливо складывает губы в полуулыбке. - Да. Это Чонин. Он хотя бы помог тебе? Кенсу краснеет: -Да, помог. Сехун с усмешкой смотрит на него и больше ничего не спрашивает. В другой раз он снова встречается с Чонином в зрительном зале. Кенсу запомнил его, отчасти жуткий, график, так как теперь его посещения возросли от изучения Сехуна до ежедневных репетиций. Он замечает, что по мере приближения шоу, они всё больше репетируют в костюмах. В другой раз он берет под контроль свои чувства и приносит камеру, чтобы записать нужные для проекта визуальные эффекты. Подача физики только при помощи формул и уравнений - ужасно скучная вещь. Этому Кенсу уже научился на горьком опыте. Он выбирает место поближе к сцене, и ждет прихода Чонина. Он почти засыпает, когда включается свет. Кенсу подпрыгивает на месте и, протирая глаза, зевает в ладонь. Сегодня Чонин одет в полноценное трико, с глубоким V-образным вырезом, заканчивающимся чуть выше пупка. Когда он тонет в своем поклоне, Кенсу включает камеру. Тени появляются быстро, бросаясь на поверхность из всех щелей, и воздух вокруг Кенсу холодеет. Он с трудом сглатывает и, поджав ноги под себя, старается не шевелиться. Вдруг, он слышит в музыке то, чего раньше никогда не было. Чонин плачет. Кенсу шокировано замирает на месте. Ни одна из теней не сделала ничего из ряда вон выходящего, но всё же Чонин плачет; слёзы ручьями скатываются по его лицу. Его пируэт остается таким же гладким, твёрдым и контролируемым, но ничто не может отрицать тот факт, что внутри Чонин ломается. - Чонин, - тихо произносит Кенсу, но Чонин не слышит его, потому что музыка становится всё пронзительней. – Чонин! Чонин задыхается, спотыкается, и тени тают, как плохие сны, когда он видит Кенсу, стоящего среди массы пустых мест. На мгновенье ни один из них не делает никаких движений. Но потом Кенсу чувствует, как его ноги сами бегут вперед, запрыгивая на сцену. Какая-то часть его язвительно внушает ему, что всё это глупо. - Чонин, не плачь, - всё, что смог сказать Кенсу. Он ждёт, что Чонин ударит его за это, но тот делает совершенно противоположное, падая в его руки. Кенсу отступает назад, не зная, что делать, поскольку парень отрывисто рыдает ему в плечо. Через мгновенье его руки сами обвивают Чонина. - Зачем они пришли, - невнятно выговаривает Чонин. – Почему они пришли именно сегодня вечером? Кенсу не может найти слова, чтобы ответить. - Разве им мало того, что они были недовольны мной в мире живых? – продолжает Чонин. – Нет, им нужно вернуться и мёртвыми разочароваться во мне. - Чонин, - тихо говорит Кенсу. – Они не разочарованы. Они бы никогда не вернулись, будь это так. Чонин хватается за Кенсу, будто тонет, и больше ничего не говорит. Вернувшись домой, Кенсу понимает, что камера записала абсолютно всё. - Не помню, когда последний раз видел тебя после ночи хорошо выспавшимся, - комментирует Сехун, когда Кенсу приходит в школу и падает на парту. – Ты каждую ночь сидишь над проектом? - Ага, - отвечает Кенсу. По большей части, это правда. Каждый вечер Кенсу приносит Чонину свой проект, и, когда все уходят, они вдвоем остаются в зале и, сидя на сцене, работают над задачами и диаграммами. Он очерчивает мелом все углы тела Чонина, покадрово вычисляя центр тяжести. Иногда, когда Чонин устает, он просто приходит и ложится на живот перед Кенсу и наблюдает за тем, как он пишет. Сехун сочувствующе улыбается: - Хён, если ты продолжишь так работать, то ни к чему хорошему это не приведет. - Согласен, - говорит он, широко зевая. – Кстати, когда ваше шоу? Я должен приехать посмотреть. - Послезавтра. Должен? У тебя ведь скоро защита проекта. - Я могу хотя бы один день не работать над ним? – говорит Кенсу. – Я заслужил. - У тебя ведь скоро защита проекта. Кенсу вздыхает: - Сехун сказал то же самое. Все будет хорошо. Чонин ухмыляется: - Да, но Сехун не знает, сколько времени ты проводишь здесь. И впоследствии не работаешь. Очень много. - Замолчи, - Кенсу зажимает кольца папки. – Это не значит, что я хочу быть здесь. - Да? – приподнимает бровь Чонин. – Это новая информация для меня. Информация, которая существенно противоречит тому, что ты спрашивал тогда: "Можно ли остаться здесь переночевать и дождаться, когда ты придешь на следующий день". Кенсу чувствует, как горит его лицо: - Это неправда! - Можешь сказать это себе, - говорит Чонин. Он ложится на живот перед Кенсу, опираясь на локти. Когда Чонин разговаривает с ним, ноги болтаются в воздухе, то скрещивая, то распрямляя лодыжки, и Кенсу замечает, что у него это уже вошло в привычку. – Ну, и насколько ты продвинулся? Кажется, ты совсем не отдаёшь себе отчет об уровне важности этого проекта для твоего будущего. Кенсу трёт глаза: - Я справлюсь. Сделаю. И закончу в ближайшее время. - Ты больше не будешь приходить сюда, когда закончишь, да? – волнуясь, спрашивает Чонин. Кенсу удивляется такой разочарованной интонации в словах Чонина. - Думаю, что нет, - шепчет он. - Жаль. После этого оседает неловкая тишина, и Кенсу начинает отчаянно перебирать бумаги, чтобы хоть как-то заполнить её. Чонин выдергивает папку из рук Кенсу и, закрыв, откладывает подальше. - Что? – говорит Кенсу и опускает взгляд вниз, выкручивая лежащие на коленях кисти рук. Они холодные и влажные. - Кенсу. Кенсу смотрит на Чонина… И он так близко, слишком близко, на четвереньках наклоняется к его лицу. Он изящно держится на руках и коленях, ожидая реакции Кенсу: набросится или отступит. Когда он не… Когда Кенсу просто смотрит широко раскрытыми глазами на Чонина… Чонин наклоняется вперед и прижимается к его губам. У Кенсу перехватывает дыхание, и когда он открывает рот, чтобы сделать вдох, Чонин, облизнувшись, сильно ударяет языком по шву его губ. Влажный и горячий рот прижимается ближе к Кенсу, руки скользят по бумагам, и Кенсу за бедра притягивает Чонина к себе, пока их тела не оказываются на одном уровне. И ни один из них не может отстраниться. - Я просто, - шепчет Чонин в рот Кенсу. – Я… Его слова теряются жгучем поцелуе. Кенсу больно закусывает нижнюю губу Чонина, пока она не становится еще более распухшей, и Чонин хрипло стонет в его губы. Его руки сжимают бедра Кенсу, и тот вздрагивает от нахлынувших ощущений. Чонин так близко, что Кенсу чувствует запах его кожи и шампуня для волос. Он вырывается и отталкивает Чонина, который падает на спину, ударяясь головой об пол. Но он по-прежнему выглядит изящным, как чёрт,- с горечью думает Кенсу, вытирая губы и игнорируя свои пылающие щеки. Он решается мельком взглянуть на Чонина, который уже смотрит на него с алыми и пухлыми губами. Кенсу чувствует как жар спускается на его шею, и кажется , что ещё чуть-чуть, и он превратится в омара. - Эм, Сехун, - выдает Кенсу. – Я. Сехун. Мне нужно идти к нему. Он продолжает яростно запихивать бумаги в сумку, не обращая внимания на то, что они мнутся. - Я ему нужен. Математика. Помочь с математикой. Он стрелой уносится от Чонина, и едва помнит, как запрыгивает в автобус. Глаза наполнены слезами, и он чуть ли не проезжает свою остановку. В день выступления Сехун выглядит более уставшим, чем обычно, и списывает это на позднюю генеральную репетицию. На уроках доходит до того, что он пальцами удерживает закрывающиеся веки и сидит так большинство лекций, а Кенсу кажется, что он, скорее всего, спит с открытыми глазами. - Ты уверен, что находишься в нормальном состоянии для сегодняшнего шоу? – переживая, спрашивает Кенсу. Сехун фыркает: - Конечно, да, - грубо отвечает он, и потом сразу же виновато опускает глаза. – Ты приедешь посмотреть? Я имею в виду, твой проект … Кенсу закатывает глаза. За последние два дня до шоу – после ТОГО СЛУЧАЯ с Чонином – Кенсу приложил максимум усилий над работой с проектом, пытаясь выбросить из памяти губы танцора. Это не помогло, потому что для обозначений диаграмм нужны были снимки Чонина: его арабески, аттитюды и гранд жете. Некоторые фотографии приходилось редактировать на компьютере, убирая лишние тени, загораживающие тело Чонина. И Кенсу не раз замечал за собой, что иногда он просто сидит, бессмысленно уставившись на экран монитора с его фотографией. - Мы уже обсуждали это, Сехун, - говорит Кенсу. – Я приду. К тому же, я уже достаточно далеко продвинулся с проектом, и всё успею. - Хм… Готов поспорить, что ты идешь туда ради Чонина. Кенсу заливается краской: - Нет! - Ну-ну, - говорит совершенно не верящий его словам Сехун. – Вечером увидимся. Подчинившись внезапному порыву, Кенсу покупает у торгующего рядом с остановкой продавца два букета цветов. Один для Сехуна. И ещё один, если я вдруг испорчу первый, - говорит он себе. - Да. Просто, пусть будет. Зрительный зал уже вовсю шумит от слоняющихся семей, разматывающих свои шарфы и снимающих куртки, подзывающих кого-то или просто читающих программку. Кенсу отыскивает семью Сехуна и быстро кланяется им, прежде чем занять место поближе к сцене. Лежащие на коленях цветы благоухают невообразимым ароматом. Кенсу чувствует что-то под собой и достает помятую программку. Les Fantômes, - читает название. Кенсу ждёт, что сейчас часы пробьют семь и погаснут огни, но вместо этого сцена озаряется ярким светом, который он так привык видеть. Неподготовленная публика замолкает, когда Чонин неспешно идет до середины сцены и опускается в поклоне. Кенсу задерживает дыхание и ждёт начала музыки. Огни начинают тускнеть, и зал замолкает. Сегодня Чонин выглядит опасным: с сильно подведенными глазами и блестящими фиолетово-чёрными блестками, разбросанными по его скулам. Пожалуй, у Кенсу уже выработался иммунитет к появляющимся во время танца Чонина теням, потому сейчас он очень обеспокоен отсутствием силуэтов на сцене. В какой-то момент Чонин смотрит прямо на Кенсу, но на его лице не возникает никакой эмоции. В шоу было и несколько девушек, которых Кенсу пару раз видел в своей школе. Все они были очень талантливыми и находились в согласии с музыкой, но ни одна из них – да и сам Сехун – не могли соответствовать той смертельной грациозности, с которой танцевал Чонин. В конце он, окруженный всеми, кто участвовал в шоу, делает пируэты, и зрители ахают, когда на сцену начинают выползать тени. Они воспринимают это как особый световой эффект, но Кенсу знает, что это не так. Один за другим танцоры опускаются на пол вокруг него, инсценируя смерть. Лицо Чонина остается пустым, и в это время темные духи собираются вокруг упавших тел. Сехун – последний, кто продолжает стоять, заворожено наблюдая за Чонином, пока также не закрывает глаза и падает на землю. Только после этого Чонин останавливается, глядя вокруг себя. Он снова опускается в поклоне, с которого начиналось шоу, и сцена погружается в темноту. - Держи, - говорит Кенсу, вручая Сехуну букет из желтых гвоздик и подсолнухов. – Ты был великолепен. Вы все были удивительны, но вот только денег у меня не достаточно. Сехун смеется, и Кенсу чувствует себя ужасно неловко под этим желтым освещением. Огни на сцене были слишком резкими и размывали лица, но под этим мягким светом видно, как загримирована кожа Сехуна, и как он похож на живую куклу. - Почему два букета? Ты так сильно меня любишь? - Идиот, - ворчит Кенсу.- Это для Чонина. В качестве… благодарности. Сехун, всё понимая, ухмыляется: - О… Хорошо. Он там. Иди и поблагодари его, как считаешь нужным. Кенсу с негодованием смотрит на Сехуна, но пробирается сквозь море людей и цветов, пока его глаза не натыкаются на знакомую грациозную фигуру. Чонин стоит один в углу, выглядя немного отстраненным, и стирает узоры, нарисованные на его руках. Он видит через зеркало приближающегося Кенсу и на время прерывается. - Привет, - негромко говорит Кенсу. – Э-э. Вот. Он протягивает букет из одних подсолнухов. - Я… Всё было очень здорово. Ты был великолепен. Чонин аккуратно принимает букет, не дотрагиваясь до пальцев Кенсу. - Спасибо, что пришёл, - бормочет он. - Доделал свой проект? -Д…Да. Почти всё. Чонин кивает: - Я рад. Он снова отворачивается, снимая с кожи стразы. Кенсу хочет взять его за руку, может и – не дай Бог – поцеловать его ещё раз, но его внезапно зовет Чанёль: - Чонин! Эй, не смывай макияж, нам ещё нужно сделать групповой снимок. Чонин кладет салфетки и слегка улыбается, проносясь мимо Кенсу, унося за собой запах лака, парфюма и завершенности. А цветы, лежащие на гримерном столике, кажутся жалкими. Той ночью Кенсу снится лишь одинокая танцующая фигура. Никаких теней и голосов. Просыпаясь на рассвете, у него появляется идея. - Сехун, у меня есть ещё одна просьба. - Боже мой. Если это связано с твоими эмоциональными… - Можешь дать мне номер Чонина? Сехун давится рисом и Кенсу начинает колотить его по спине, пока его дыхательные пути не приходят в норму. - У тебя до сих пор его нет? – со слезящимися глазами спрашивает Сехун. - Я…Что? Сехун закатывает глаза: - Боже, это объясняет, почему Чонин ведет себя как беременная женщина. Ты мог бы спросить меня об этом раньше. Вот, - говорит он, доставая телефон. – Он записан как “Грёбанный мудак”. Кенсу уже привык не задавать вопросов. Это ужасно глупо. Наверное, у Чонина выключен телефон. Да даже если и нет, он, скорее всего, охренеть как, разозлится. За последние несколько недель Кенсу достаточно неплохо научился игнорировать свой внутренний голос, но, тем не менее, набирает номер Чонина дрожащими пальцами. После четвертого гудка он слышит отчетливый щелчок, и кто-то поднимает трубку. - Алло, - спрашивает хриплый, но невыносимо сексуальный голос, безошибочно принадлежавший Чонину. – Это кто? Еще даже не рассвет. - Это, ну, это Кенсу,- отвечает он. Горло будто проглатывает асфальт. – Мне кое-что нужно от тебя. - Секс по телефону доступен с девяти до двенадцати и только по выходным, - с сарказмом произносит Чонин, и Кенсу алеет. - Нет… Да, - быстро говорит Кенсу, зная, что никогда б не заставил Чонина делать что-то, будь это другой случай. – Это срочно. - Господи, это на самом деле не может подождать? – спрашивает Чонин. - Нет. - И где мне встретиться с тобой? - Перед институтом. Когда Кенсу выходит из автобуса, Чонин спит на ступеньках балетной школы. Он выглядит таким безобидным, маленьким и таким юным. Кенсу нежно будит его. Чонин подскакивает и отстраняется; немного больно, но Кенсу убирает руку. - Пойдем со мной, - говорит Кенсу, и Чонин удивленно смотрит на него. - Мы разве не зайдем? – спрашивает он. - Нет. Мы идём в другое место. Чонин с подозрением смотрит на Кенсу, но идёт за ним в метро. Он ничего не спрашивает, когда тот покупает два билета в парк, но Кенсу чувствует исходящие от него волны любопытства. В метро они неловко молчат, находясь в метре друг от друга, и вглядываются в проносящийся мимо туннель. Утренний воздух свежий, пронизывающий и холодный, но Чонин, одетый в легкий кардиган, не особо обращает на это внимание. Он идет с тем же изяществом и равновесием, что и Сехун, и так странно видеть его без лосин и трико. Кенсу смотрит на горизонт – близится рассвет. - Зачем мы здесь? – наконец спрашивает Чонин. – Это нужно для твоего проекта? Кенсу отворачивается и признается: - Я уже закончил его. Глаза Чонина сужаются, и он останавливается, запихивая руки в карманы джинсов. - Зачем ты привел меня сюда? - Перед рассветом нет теней, Чонин. На мгновенье Чонин находится в ступоре, но затем на его лице появляется осознание сказанного, и глаза наполняются испуганным удивлением. - Перед рассветом нет никаких теней, - шепчет он про себя, и Кенсу чуть ли не разносит все на мелкие куски из-за того, что Чонин выглядит слишком напугано, чтобы быть счастливым. – Нет никаких теней. - Танцуй, - говорит Кенсу. Чонин снимает свои кеды, и бросает на траву. Он медлит секунду и затем начинает танец. Серый предрассветный цвет неба не вызывает никакой суеты и не отбрасывает теней. Чонин бросается в прыжках, пируэтах, откинув голову назад в крике смеха, и выполняет идеальный гранд жете. Кенсу действительно начинает плакать, видя искреннее счастье Чонина. Когда начинает подниматься солнце, пот украшает ключицы Чонина бисером, и он останавливается, тяжело дыша. - Я, - говорит он, затаив дыхание и, верно, позабыв, что на него смотрит Кенсу. Увидев его слёзы, он закусывает губу. – Спасибо. - Не за что, - отвечает тот, вытирая влажные щёки и опуская глаза. Пристальный взгляд Чонина слишком настойчив. – Я просто. Понял это несколько дней назад. Кенсу чувствует, как Чонин наклоняет его подбородок, и закрывает глаза. Его теплые губы опускаются на веки, слизывая последнюю слезу. - Спасибо,- снова шепчет он. Как только Кенсу открывает глаза, Чонин нежно целует его губы и потом быстро отстраняется. Он больше ничего не говорит, а просто ложится животом на траву, поддерживая себя локтями. Они любуются восходом солнца и своими тенями, дрожащими в лучах бледного утреннего света.