Без романтики

Мино кажется, что каждое движение Сынюна – это секс. Его потягивания после сна, танцы полуголым перед зеркалом, ленивая растяжка перед пробежкой. Мино скользит взглядом по линиям его тела и получает задумчивый взгляд из-под полуприкрытых глаз в ответ. Мино обожает полузадушенные стоны Сынюна, любит смотреть, как он пытается сдержаться, прикусывая большой палец. Но все равно хрипло стонет под ним, пока Мино грубо вбивается в него до самого основания. Мино обожает сжимать Сынюна, царапать, делать ему больно, прикусывать пухлые губы, а потом зализывать ранки. Любит доводить до исступления, чувствовать, как бьется под руками тело. Но ненавидит когда после Сынюн лениво натягивает штаны и бредет в свою комнату, не говоря ни слова. Или остается лежать, но растворяется в своем телефоне, пресекая любую попытку Мино поговорить. Сынюн не любит ласку. Мино хочется ухаживать за ним, целовать нежно, гладить по волосам, но Сынюн уходит, уворачивается. И только если Мино грубо прижимает его к закрытой двери в ванной, только тогда Сынюн смотрит на него. Мино больно. Мино долго думает в чем причина, и однажды ему кажется, что он находит ответ. Их приглашают на шоу, на одно из тех, где много говорят. В аудитории оказывается школьный друг Сынюна. Его лицо круглое, глаза большие и испуганные. Что он говорит сначала совсем не понятно: его пусанский диалект не сразу разберешь; он постоянно запинается, но вскоре до всех начинают доходить его слова. После шоу Сынюн лежит поперек кровати, раскинув руки, в его ушах наушники, мелодию не слышно и он кажется спокойным. Сынхун-хен сидит за ноутбуком в кухне и тихо матерится, Джину-хен, опустив глаза, протирает столешницу, а Тэхена дома нет. В квартире тишина, атмосфера тяжелая. Мино заглядывает через плечо хена на экран и успевает прочесть: «Лидера Виннер, Кан Сынюна, избивали в детстве?». Ублюдочный отец Кан Сынюна не просто ушел из семьи. В этой истории было много черных пятен. У Мино встали волосы дыбом, когда друг Сынюна заговорил. Лицо лидера окаменело, руки сжались и покраснели. А у Мино зачесались кулаки – он еле усмирил волну злости, подступившую к горлу. Конечно же, конечно же, все так и было, вот в чем разгадка. Сынюн стонет под ним от резких толчков, кусает за плечо, чтобы молчать, но Мино хочет, чтоб он стонал, хочет, чтобы он отпустил себя. После Сынюн лежит на его груди и Мино наслаждается редкими минутами близости. Он отчаянно хватает его за руку и тянет обратно, когда лидер поднимается, но тот лишь мягко высвобождается из захвата и ищет штаны среди разбросанных на полу вещей. Мино думает, что ответ в творчестве Сынюна. Иногда его творчество настолько оптимистичное, что неволей хочется поверить в полеты, крылья, воздушные замки. В сказку. От этих песен хочется плакать и верить в будущее. А иногда в его текстах нет и толики оптимизма. Они холодные, циничные, реалистичные. Романтик Сынюн не верит в героев. Когда Мино спрашивает об этом Сынюна, тот лишь удивленно приподнимает брови: - О чем ты? Я просто играюсь. «Мне не больно» - говорит Сынюн, когда Мино не выдерживает и спрашивает его об отце. – «И я уже давно все пережил» Но Мино не верит, как можно пережить такой ужас? Сынюна раздражают постоянные вопросы Мино и его жалостливый взгляд. Он говорит: «Не делай из мухи слона». Мино долго оправдывает этой историей их отношения. Просто Сынюн надломлен, он привык к грубости, это симптом жертвы. А Сынюн смеется и крутит у виска, когда Мино говорит ему об этом. Но Мино хочется верить, что в этом-то все и дело. И все равно он обескуражен, ему хочется поговорить, успокоить друга, когда они отсиживаются от внешнего мира, пока еще не утих скандал. Он целует лежащего рядом лидера в плечо, в щеку, в висок, но тот лишь отворачивается от него на бок. Гладит по открытой спине и говорит успокаивающие вещи. А Сынюн матерится и садится на кровати. - Мне не больно, Мино. Отстань от меня! Меня не задело и все это давно в прошлом. Оставь эти сопли для других. Мино медленно скатывается в депрессию. Скандал давно прошел и даже фанатки перестали жалеть Юна под каждой статьей, где он упоминался. Мино больше не может быть с Сынюном грубым, и их общение опускается до уровня передать соли за столом. Мино ломает от осознания того, что он спал с собственным одногрупником, но еще больше от того, что не может справиться с тем, что больше не спит. И Мино больше не читает эмоциональный, резкий, мощный реп. Он все чаще усталый, серьезный, ответственный Мино. А Сынюн живет своей жизнью, как всегда, как бы со всеми, но отдельно ото всех. Занимается одному ему известными делами, перекидываясь иногда парой фраз с Техеном. И однажды Мино срывается: затаскивает Юна в комнату видеонаблюдения, единственную, в которой нет камер и трахает без подготовки и церемоний. Сынюн шипит, закусывает губу до крови, но двигает бедрами навстречу. Так Мино возвращается в кровать к другу, а красные пятна и синяки на бледную кожу. Мино ненавидит себя за свою слабость. Ему думается, что бы сказали в его семье: мама, папа, Мина. Ему не страшно сказать им, что он влюблен в парня, ему страшно узнай они, что он с ним вытворяет. А Сынюн позволяет делать с ним все, что угодно. Мино кажется, что секс в каждом его движении. И это только секс, ничего больше. В «романтике Кан Сынюне» нет любви.