our romantic moments

Уметь высказать насколько любишь - значит мало. — Франческо Петрарка

Он видит его макушку в толпе и решает, что это, почему-то, лиловый цвет. Его мать любила лиловый, но это никакие не знаки судьбы – просто парень с лиловым цветом волос. Просто парень, за которого взглядом зацепился Баром. У него нет машины, нет байка. Значит, им не пересечься в будущем. Внимательный парень, зачем-то, решает зайти в библиотеку на Сити Холл стэйшн, а мало ли что? Там, как-то так получилось, всегда полно людей с грустными лицами. Ром просто подумал, что тот парень грустит. Не выглядел он счастливым. (Баром и не видел никогда по-настоящему счастливых людей)       ► Он листает что-то русское и, кажется, старается не заплакать. Баром стряхивает с себя невидимые пылинки и совсем недолго набирается смелости. Вообще, он всегда был смелым и инициативным парнем, но все называли его странным. Наверное, потому что выделялся. Мало нынче смелых людей. - Мне нравятся русские писатели, - Баром, правда, не помнит, чтобы читал что-то, кроме «Мастера и Маргариты». Парень с сиреневыми волосами оттенка лилии вздрагивает и осторожно поворачивается на голос. Мало ли, кто это может быть. - Чем же они тебе так сильно нравятся, - он звучит вяло, можно сказать, что интересуется из вежливости. Хотя, вряд ли он обязан быть вежливым с незнакомцем. - Если написанное их не удовлетворяет, - Баром пытается улыбаться как можно шире, пусть это и делает его дураком, - они это сжигают. - Рукописи не горят, - прислонившись к стеллажу с томиком Бродского, парировал парень. Весьма симпатичный и с приятным голосом, - разве не знал? Конечно же, Баром знал. Просто этот парень еще совсем его не знает. (узнает ли?) - Нет, дело не в этом, - Баром тихо смеется; библиотека, все-таки, - просто мне нравится, когда что-нибудь горит. И сжигать самому что-нибудь – очень нравится. Желая увидеть реакцию парня, Баром посмотрел на него… и сгорел дотла. «Ну что, нравится, когда тебя сжигают?» Улыбка исчезла с его лица. Но Баром успел заглянуть в обнаженную на тот момент душу парня и увидеть там ужасных размеров пепелище. - Плохое настроение? – спросил Баром, когда пришел в себя. Но никого рядом уже не было.       ► Во второй раз они встречаются на вечере любителей русской поэзии. Вообще-то, Баром правда не помнит, чтобы читал что-то из русского, кроме «Мастера и Маргариты». Но он знает, что этот парень с лиловыми волосами там точно будет. Нельзя просто так, со скуки, взять в библиотеке томик Бродского. (Ром, в конце концов, гуглил его в тот день) - Тэмин, - они переусердствовали сегодня, честное слово; Баром никогда не видел своего партнера по танцам таким мокрым от пота, - у тебя есть планы на вечер? - Ага, но тебе вряд ли интересно будет о них послушать, - вздохнул блондин и присел на свободную лавочку в зале, - я иду туда, где меня поймут и полюбят таким, какой я есть. Это Тэмин так тонко намекает на то, что Баром не читает книги и бесится, когда Тэ выбирает для танца латино-трек. - Ты сектант, что ли? Тэмин не дотягивается, но очень хочет стукнуть его. - Нет, сегодня в девять, в Новонгу, я встречаюсь со своими братьями по интересам, - хмыкает Тэмин, растирая уставшие ноги, - вечер любителей русской поэзии будет, дебил. А, этот его интерес из миллиона возможных… Стоп. - В Новонгу в девять? - Э, - опешил Тэмин, - тебе-то какое дело? - Поехали вместе, Тэ. Если возьмешь меня с собой, я куплю тебе якисобы. Глаза голодного студента-танцора загорелись, а Баром усмехнулся: - При условии, что ты назовешь меня хёном, конечно же. Неизменная плата за все прелести тонсеновской жизни. - И кто больше выиграет от этого, - вздыхает все же согласившийся парень, - я или ты.       ► В этом клубе – какое-то особенное тепло, а на улице пошел дождь, как только они вышли из метро. Тэмин всегда смотрит прогноз погоды и всегда ему верит, а Баром признается ему в любви, но его все равно под зонтик не пускают. - Обойдешься, - он очаровательно хмыкает. Помещение окутано тусклым светом свечей. Баром любит свечи больше, чем любой другой источник света, и ему здесь уже заранее нравится. Когда он видит ту самую лиловую макушку, то это место нравится Рому куда больше, чем секунду назад. Но стоит увидеть на его лице всю ту же печальную улыбку, новоиспеченное счастье Барома исчезает так же быстро, как появилось. А еще, у него челка мокрая. Значит, недавно пришел. - Привет, - к ним неожиданно подходит Тэмин, он и правда чувствует себя здесь своим, и Барома это немножко бесит; лучше бы он таким раскрепощенным был на танцах, у них бы все получалось куда круче и чувственней, - ты новенький здесь? Я Тэмин, но можешь называть меня Шиу. Тебе нравится Есенин? Какой дурацкий псевдоним, все же, фыркает про себя Баром. Парень поднимает голову, выглядит заинтересованным. Видит Барома, и на секунду его взгляд становится пустым-пустым, но он возвращается в себя и фальшиво, Ром как-то это понимает, улыбается. - Рей, - он протягивает Тэмину руку, Баром чувствует себя декорацией штаб-квартиры их секты; ногти Рея выкрашены в черный цвет. Он весь такой… стильный, утонченный, очень красивый, и Баром жалеет, что читал только Булгакова, - называй меня Рей. И я, в основном, по поэтессам. Но Бродского тоже люблю. И Маяковского. Баром сначала не догоняет, но по слегка разочарованному личику Тэмина понимает, что Рей очень деликатно выразился в нелюбви к Есенину. И давит в себе неуместные смешки. - А меня помнишь? Тэмин хлопает глазами. Баром спрашивает это, когда любители русской поэзии пожали друг другу руки и обменялись парой слов. - Нет, - делает вид, что задумывается, - что-то не припоминаю. Рома это не злит, Рома это забавит. За до чего интересного парня зацепился случайно его взгляд, вы только подумайте. С характером, начитанный, вполне себе ничего. Баром чувствует азарт. А потом вновь натыкается на его до больного печальную улыбку. - Тогда извини, - сейчас Баром отступает, но вечер только начинается; если сам он не выяснит его эмейл или номер телефона, то заставит сделать это Тэмина, и если якисоба уже пошла в ход, то дальше Ром раскошелится на пульгоги, - наверное, обознался, Баром не умеет грустно улыбаться, но сейчас он сильно-сильно постарался. Даже Тэмин дотронулся до его плеча в обеспокоенном жесте, но Ю дернул им и пошел к ознакомительному стенду. Там висел портрет Пушкина и чья-то брошюра из русского театра. Здесь точно секта, подумал Ром, когда по оформлению догадался, что постановка была на «Вишневый сад». Рей очень долго смотрел ему вслед. (а улыбка Барома была не то чтобы фальшивой)       ► - Он славный парень, - вдруг делится Тэмин, когда они курят на улице; там читают стихи Есенина, и Тэмин бы остался, но читают отвратительно. А Баром его просто не любит. Тэ, всегда такой собранный, забыл свои сигареты, так что Рому приходится еще и делиться с ним своими LD, - но похож на Пьеро, который тоскует по Мальвине. А Баром тогда – Буратино, который привязан к нему. - Ты думаешь, у него что-то плохое случилось? Если честно, Баром бы сгонял сейчас в клуб. Но Тэмин не сбежит с ним сегодня, а один в такие места он никогда не ходил. Потому что не видел в этом смысла. Забудется – и пиши пропало. Всегда здорово, когда рядом есть тот, кто вовремя тебя остановит, если что, или закажет тебе такси до дома. - Я не психолог, - всего лишь будущий айдол, читает Баром в интонациях этого хитрого паренька с обманчивой внешностью наивного дурачка, - но, думаю, да. Дождь закончился. Машины разбрызгивают лужи в разные стороны. Баром тушит сигарету носком ботинка и треплет Тэмина по волосам. Он не супергерой и не психотерапевт, но теперь от этого Рея точно не отстанет.       ► Когда они зашли внутрь, на сцене, возле стойки микрофона, стоял уже Рей и читал… Бродского. Просто Баром знает, точно знает. Он же гуглил его – нельзя недооценивать силу этого поисковика. Да и Тэмин когда-то надоедал ему с этим поэтом, но вспоминает это все Ром только сейчас. - …я счастлив за тех, которым с тобой, может быть, по пути. Ему аплодируют, но даже эти аплодисменты не согревают его изнутри. На нем все та же печальная улыбка, которую Ром успел возненавидеть. Он читает Бродского так, словно писал все это сам. Баром посылает судьбу в жопу на радостях, когда следит за Реем после его чтения; тот выходит на улицу и достает из кармана черных узких джинсов пачку LD Slims. - Честно, не думал, что ты куришь, - подает Ром голос, как всегда, не боясь ничего. Ни отказа, ни больно ранящих слов. Если ему и правда отчего-то плохо, Ром думает, то этого не избежать. Но он только, кажется, кивает своей судьбе, смирившийся. Если верит в нее, конечно. И усмехается, когда Ром продолжает, - но положение, видимо, обязывает. Усмехается горько и немного злобно. Но не посылает. - Да что ты обо мне знаешь, - вздыхает он и выпускает дым изо рта. Красивый. Кто-то считает цветом осени желтый, а для Барома это давно сизый. - Ничего, - пожимает Баром плечами и, пользуясь случаем, достает из своей пачки LD Platinum одну, немного помятую сигарету, - и меня это здорово печалит. А, нет. Одно все же знаю. Ты ненавидишь Есенина. А еще, тебя бросили. Но я понимаю, что это – нежелательная реплика. Похоже на симулятор свиданий. - Бинго, - на этот раз дым выходит через ноздри. Баром сомневается теперь, что он начал курить недавно. Ну, или, он много в этом практиковался, - я не люблю Есенина. А ты… любишь? В его голосе впервые проскальзывает любопытство по отношению к Барому. Тот мягко улыбается и отвечает: - Я не люблю все, что не любишь ты. Сигарета в руке Рея ломается пальцами напополам, и он смеется. Разрешая Барому проводить его до метро.       ► - Меня парень бросил, - нехотя, но все же откровенничает он, - его Мину звали. Он школьник, но мы с ним в интернете познакомились, и я долго думал, что ему лет больше, чем мне. Это из-за него я полюбил русскую литературу, - он вдруг хмурится и останавливается даже. Стемнело уже давно, - и побывал на концерте Бруно Марса. Он хороший был и умный, и я даже знал, что так получится. Это только он в себе сомневался. Подавал документы в разные вузы, и его приняли в Гарвард. Представляешь? В чертов Гарвард. И он уехал. Конечно, мы сначала не хотели расставаться. Я его на самолет провожал. Звонил каждый день, писал. А он… сначала отвечал, а потом все меньше и меньше. В общем, ты понял. Классическое кидалово. Они остановились еще раз, возле автомата с горячими напитками, и Баром оказался не таким уж и плохим для того, чтобы купить Рею один американо. - Спасибо, - он улыбался все еще печально, вот-вот заплачет, - так вот. Ты странный. И я сразу понял, что ты познакомиться хочешь не для того, чтобы обсуждать со мной русских писателей. Хотя, может, оно все и сразу. Но я не хотел пока ни с кем отношений. Мне сейчас… ничего не хочется. Рей перекатывает горячую баночку красного цвета в своих руках, согревается. Баром не торопится, Барому и не нужно это, торопиться – он уже добился своего. Он идет нога в ногу с этим парнем. Останавливается, когда тот останавливается. Говорит ему что-то и слышит что-то в ответ. Да, он добился своего. А теперь, почему бы Рею не улыбнуться? Без тени печали. - Ты учишься или работаешь? - Учусь и работаю, - он добродушно отвечает на все вопросы; кажется, ему легче после того, как он выговорился. Ром точно не знает, но, возможно, у него совсем нет друзей. Или другой вариант, который актуален для самого Барома – друзей много, но нет тех, кому он бы мог открыть свое сердце. Или, хотя бы, доверять. - Подробности могу узнать? Рей почти хочет улыбнуться в ответ на улыбку Барома, но… не получается. - Ты что, сталкерить за мной будешь? В Горё я учусь, на филфаке, отделение корейского языка и литературы, - он, наконец, открывает баночку с кофе и пьет. Кажется, с большим удовольствием. Значит, американо все-таки. Баром запомнит хотя бы потому, что сам любит американо. Решил проверить кое-что и угадал. Они с Реем… до дрожи похожи, - а работаю… хм, я бы назвал эту работу «редактор редактора студенческого журнала». За это и правда платят большие деньги. Но я получаю только часть от суммы, потому что редактор редактора, - он усмехается, понимая, что они почти пришли. Еще так многое хочется спросить и так много хочется ответить. - Это… как? - Ну, редактирую редактора, - Рей облизывается, - он просто всем говорит, что грамотный очень, а на самом деле… фигня фигней. Я обычно так не выражаюсь, но подумал, что с тобой можно. Баром кивнул. Можно. Все можно. - В общем, когда-то он соврал, и тогда еще никто не думал, что все это обернется вот в такую громадную ложь. Но у него есть я, так что все в порядке. Мне хватает этих денег на все, еще плюс стипендия и подначки от родителей. Редкие, но все же. - Я так понял, - Баром его очень, крайне внимательно слушал, - редактор этот… твой друг? Не думаю, что ты стал бы выручать левого парня. - Лучший друг. А вообще, я бы в такой ситуации любого выручил, - такого ответа Баром не ждал, - привычка такая дурацкая. Всем помогать. А как же Баром? Баром же не исключение? - А меня выручишь? Умоляюще, но не очень. - Смотря, что тебе нужно. Нежно, но не совсем. И Ром задумался. Но все же решил, что можно попытаться. - Разреши проводить тебя до дома и запомнить к нему дорогу. Рей на это только прыснул от смеха. - Ты даже моего имени настоящего не знаешь. Не знаешь, где я живу, чем живу и видишь меня второй раз в жизни. Что тобой движет? - Если бы я знал, - не говорить же ему, что движет им цель сорвать с его губ счастливую улыбку, - то все было бы куда проще, да? Рей смотрит на него, а в глазах читается агностическое я не знаю, все возможно. Он просит все же не провожать его до самого дома – и до метро достаточно. Ром же слышит в этом не сегодня. Они стоят недолго, позволяя молчанию приятно на них давить. А потом, Рей называет свое настоящее имя – Ким Хениль – и дает свой, все же, эмейл. - Я не помню свой номер наизусть, - извиняется он искренне. Хениль – чертовски красивое имя.       ► Баром к концу недели знает о Хениле достаточно: он живет в Ганбокгу, совсем рядом со станцией Сую, ему час на сто сорок четвертом ехать до Горё, и он часто забывает свою «ти-мани» дома. - А ты где работаешь? К концу недели, Хениль возвращает своей коже привычный цвет и вновь бегает по утрам. К концу недели, Хениль знает о Бароме все, что тот дал ему о себе узнать. Но кое-что, он понял и сам. Например, что Барому очень нравится… огонь. Нет, правда. (потом он вспомнил их первую встречу и понял, что в этом нет ничего удивительного) - На заправке. «А образование?» как-то потом спрашивает Хениль. «Незаконченное высшее» пишет в ответ Баром с дурацким смайликом в конце, на него похожим. - Тогда, ты должен знать цену бензину, как никто другой. - Ага, - соглашается Баром. Они часто теперь общаются по скайпу; а иногда, к ним в конференцию навязывается Тэмин, - а еще я знаю, какой горит лучше. Хениль фыркает, он – тот еще скептик. На нем домашняя длинная майка, в противовес короткие шорты и цветастые, теплые носки до колена. Рей, правда, обычно за компьютером сидит поджав к себе колени – Ром знает. И так он видит, что носки эти немного сползли (это он пять дней назад сказал ему одеть их… холодно же). - Кстати, я неплохо танцую, - Баром скромник, Хениль знает. Они вообще много чего друг о друге знают. Совсем не чужие уже, - и хип-хоп, и парные. Никогда не хотел записаться на, допустим, танго? - Танец для геев, - хихикнул Рей, допивая уже остывший эрл грей. Он ходил его заваривать полтора часа назад, - ой, прости-прости. «Сам-то кто» обиженно просопел Баром, а Хениль засмеялся, громко и красиво. С ним он часто смеется, и Ю действительно счастлив. Цель выполнена – можно и не навязываться больше, но Ром не может так просто его забыть. Не хочет забывать. Хениль, честно, тоже. - Не обижайся, - сквозь слезы смеха говорит он, - ты же еще хотел мои стихи почитать. Хотел. И очень. Он сразу же переслал их знакомому из одного издательства (только потом прочитал сам) и попросил сделать скидку на подарочный сборник стихотворений. День рождения у Хениля нескоро, а вот Рождество… Да, он был твердо намерен провести этот праздник с Реем. Но его мысли на этот счет Баром пока не знал. - Ну, как тебе? Это хобби, не больше. Я стихи больше читать люблю. - Это… в общем, круче только «Сезам Стрит». Они оба, черт возьми, любили эту передачу. Они оба были любителями олдскула. А Хениль успел выключить вебку раньше, чем покраснел. В конце концов, он знал, что Баром – горе-мастер делать комплименты. (его комплименты не были лестью или ложью ни на долю процента, Рей знает)       ► - Спички детям не игрушка, - ворчит Хениль, когда они встречаются напротив Сити Холла. Договорились встретиться в четыре, но оба пришли к месту встречи в три. Декабрь выдался пестрым и достаточно теплым. Улицы быстро украсили к Рождеству, а Хениль так и не купил Барому подарок, - я думаю, ты и сам знаешь. - Знаю, - на глазах Хениля он сжег последнюю из коробка, - но все равно делаю. «Знает он, но все равно делает. Каков идиот» Баром, вместо того, чтобы засмеяться, всматривается в реевские глаза и… удовлетворяется тем, что видит. Хотя, он боялся, что наткнется на до боли знакомую октябрьскую печаль. Хениль смущается, поправляет пальцами идеально уложенную челку, чтобы хоть как-то скрыть смущение (на этот раз, его ногти светло-синего цвета). Он уже давно не видел Барома таким серьезным, но это его не пугает (должно было?). Он верит Барому. И он уже готов остаться с ним навсегда, «только скажи». - Иногда мне не верится, что ты старше на четыре года, - вздыхает наигранно-устало Хениль и берет его за руку. Берет решительно, не давая Барому времени на удивление. Он успеет удивиться потом, когда в такой холод Хениль потащит его на дворовые скрипучие карусели. Надо же как-то оправдать четыре года разницы в возрасте. - Но эти спички были такие классные, - и он долго заливал, что искал именно такие, в черном коробке и с красными головешками, - а на огонь можно смотреть вечно. «Если ты – огонь, то я тогда… кто?» Хениль знает, Баром бы сказал что-то вроде: «Ты кислород, который так нужен огню, детка» В стиле пикап-мастера from Сидней-сити.       ► Они и правда зависли в первом же дворе, где была детская площадка. Уже темнело, когда Хениль надул губы (он раньше казался более… разумным) и попросил пойти с ним к качелям. - Раскачай меня. Чтобы ветер по ушам бил. - Клянусь, когда-нибудь я возьму и… - Что? - Черт, - усмехнулся Баром. Он полагает, что стал таким влюбленным идиотом в самый первый день их встречи, - куплю тебе сто штук шапок. - Баромовская забота, - смеется Хениль, поудобнее усаживаясь на качелях, - такая забота. - Будешь ржать надо мной или кататься? Пауза. - Пожалуй, второе. Все-таки, Барома лучше не злить. (он однажды разозлился и… защекотал Хениля до полусмерти)       ► - Знаешь, что я делаю, когда мне хреново или нужно что-то забыть? Вот очень он вовремя, а. (Хениль недавно видел Мину онлайн, но так и не решился написать хоть что-то) Экстрасенс чертов. - Что же? - Сжигаю нахрен все, что хорошо лежит. Ну, или то, что нужно забыть. - … - … - И людей сжигаешь? - Никогда еще не пробовал. - … - А вот мой друг пробовал. - … - Что? Баром очень тонко шутит, но очень быстро тем самым поднимает настроение. Разговоры по телефону в три часа ночи с этим человеком делают очень и очень хорошо. - Я тебя никогда не брошу. Баром там, в постели, наверное, или на кухне, у окна, очень тяжело дышит. - Испугался. - Я? - Да, ты испугался. - Нет, Баром, - Хениль на мгновение злится, но это всего лишь мгновение. За окном сработала чья-то авто-сигнализация, - это просто был… романтичный момент. Они еще недолго молчат, а потом Хениль сбрасывает вызов, полагая, что сказал нечто лишнее. Слишком рано или уже поздно? А может, как-то не так? Но Баром неожиданно присылает смс-ку, которая опровергает все эти доводы. «Наш первый романтичный момент, хаха. Запомни этот день :)» Хениль, конечно же, запомнит. И без напоминаний. Он впервые за долгое время засыпает улыбаясь.       ► Они совсем не ссорятся и не ищут друг в друге плохое. Они наслаждаются тем, что есть, и живут как-то в мире и гармонии. Тэмин только кивает, когда Баром отпрашивается из танцзала пораньше, и замечает, что их парные танцы больше не смотрятся так эффектно, как раньше. Хотя Баром голосом профессионала говорил, что им еще далеко до совершенства. - Хениль сегодня придет, - издалека он похож на маньяка, а вблизи… еще больше похож, думает Тэмин и пожимает плечами. Ему-то что. Они с тем милашкой так и не сблизились… хотя оба, наверняка, любят Есенина. Как его можно не любить? - Что, уже весь Сеул обходили? Баром, до этого второпях приводя танцзал в божеский вид, замер на месте и задумался. Просто потому что до этого пребывал в подобии прострации. Нормальной для влюбленного идиота. «Он меня так якисобой и не накормил» заныл про себя Тэ. «Тоже мне, хён» и затопал ножками тоже исключительно в мыслях. Он же уже не ребенок. Он даже старше Хениля, черт возьми! - Да не только Сеул, - с задумчивостью монаха ответил наконец Баром, - вот недавно ездили с палаткой в Пусан, к маяку ходили, раков ели… - Ясно! – пресек все дальнейшие подробности Тэмин, прикрикнув на партнера по танцам. Это просто кошмар какой-то. - Я понял. Совет да любовь, и все такое, но хоть связки учи. Когда-то, Баром настоятельно просил об этом Тэмина, влюбленного в парня, который арендует этот же зал по четвергам, а не по воскресеньям, как они с Тэ и еще парой ребят, которые раньше входили в состав районной крю Дондэмуна. - Хорошо, - Ром вдруг улыбнулся и обнял Тэмина крепко, извиняясь, до хруста его крепких костей. Он помнит, как им с Тэ не хватило заплатить за обед в кафе – пришлось прыгать со второго этажа. Блондин ничего себе не сломал, а вот Ром сгруппировался так, что повезло – и сломал руку, - я все-все выучу, мой щеночек. «Щеночек здесь я, а лижешься ты» - Иди уже, хен, - что с этой очаровательной бестолочью делать? Только прощать, прощать и прощать. Он такой… хороший человек, что не простить его можно лишь в крайнем случае, - с тебя самгепсаль и ночной сеанс кино. Без проблем, кричит Баром уже с другого конца зала, заканчивая уборку. Тэмин любит его, как старшего брата, не больше. Но и не меньше.       ► - Тебе надо было в цирковое идти, на фаерщика. Вагон метро, в который они забежали, оказался пустой. Хениль сидел на коленях Барома, положив на его смуглые щеки свои бледные руки. Старший засунул свои руки под свитер Хениля, за что чуть не огреб. Но Рей быстро остывает. В переносном смысле. А в прямом, еще долго хранит тепло, подаренное теплыми вещами. - Ты думаешь, я не хотел? Рей смеется; о да, конечно же, хотел. - Прочитай мне что-нибудь, - на удивленный взгляд Хениля, Ром отвечает простое «из того, что помнишь». Хениль задумывается, но ни на секунду не сомневается. Ром – это его маленькая аудитория из одного человека, перед которой он прочитает все, даже самое сокровенное. Ни в одном стихотворении ни одного писателя, будь то русский или британский, не написано про то, что можно так сильно любить. Хениль любит распечатывать понравившиеся и, когда есть свободное время, переводить на корейский, красиво и близко к тексту, с рифмой – где бы он ни находился. А потом, вешать результат над кроватью с помощью английских булавок. Хениль – маньяк на интересные стихи и любит песню «Белла, чао». Баром любит то, как все это любит Хениль. И его скромный, но такой уютный литературный уголок у кровати тоже любит. Он прочитал все, что там висит. А после, подумал, что это было волшебно. Хениль тоже волшебный. Но, скорее, волшебник, чем волшебство. (хотя, это с какой стороны посмотреть) Парень с волосами (уже) тускло-лилового цвета красиво прочитал «Послушайте» Маяковского. Им ехать еще семь остановок по четвертой ветке голубого цвета. (они уже сделали пересадку на станции «Исторический и культурный парк Дондэмуна») Сегодня Баром впервые останется у Хениля на ночь. Они еще утром поставили качаться «Дориана Грея» и ушли в парк. Там кучка любителей устраивала фаершоу; Хениль первый об этом узнал и предложил Рому сходить. Тот был на седьмом небе от счастья, и Рей не знает, от чего больше. Догадывается только если. Как итог: едва ли успели на последний поезд. (им двоим теперь не хватает двадцати четырех часов, как суток) (а «Дориана Грея» уже качали и смотрели, но Баром его случайно удалил)       ► - Хорошо горит все-таки, - Баром радуется, как ребенок, которому вернули конфету, преждевременно ее отняв, а Хениль тонко улыбается, подбрасывая в разросшийся огонь приятные воспоминания, которые больше таковыми не являются. Баром квартиру продал и переехал к нему на крышу, портрет Маяковского потеснился с ободранным по краям плакатом Red Hot Chili Peppers, а кровать так и осталась одна на двоих; но чаще всего они все равно спят вместе (один перетягивает другого, то на пол, то на кровать). Чтобы теплее было. Они успели закончить всю эту головную боль с переездом впритык к Рождеству. А в его канун, ворчливый и ревнивый (как всегда по средам) Ром предложил Хенилю сжечь к чертям все, что в этом доме связано с его бывшим. Мину, наверное, чихал, там, в Гарварде, не переставая. - Холодно, - капризничает еще не проснувшийся Рей, которому Баром даже кофе не дал выпить. А без кофе с утра хреново, особенно привыкшему Хенилю, - пойдем домой, из окна посмотришь, как догорает. Ром не стал долго спорить. (ему двадцать пять или пять без двадцати?) Баром еще недолго прижимал капризулю к себе: рука на его голове (а пальцы – в выкрашенных по-новой волосах лилового цвета), которая, в свою очередь, на баромовском плече; оба в пижамах и не планирующие ничего сверхъестественного на сегодня, с их-то любовью к пешей ходьбе. И вообще – любому времяпровождению друг с другом.       ► Ром словил на себе тысячу разных восторженных, но одинаково любовных взглядов, когда пришло время дарить подарки. В руках Хениля оказался его собственный сборник. Его собственных стихотворений. Пальцы не верили своим ощущениям, парень не верил своим глазам – правда, не долго. Баром потрепал его во идеальной всегда укладке и почувствовал боль в икре; что ж, он прекрасно знал, на что идет. И знал, что Хениль всегда дает сдачи. - Спасибо, - эта благодарность кажется совсем немного печальной и… Барому показалось, что Рей о чем-то жалеет, прямо сейчас, - а я вот… так и не придумал, что тебе подарить. Точнее, я придумал так много вариантов, но ни один не решился утвердить. Все те подарки, что я придумал, они… тебя не достойны. (он такой перфекционист) Баром рассмеялся. А Хениль вдруг вспомнил, как в Сочельник Ром сказал: «Давай сделаем глинтвейн и займемся сексом на пледе. Да не смотри на меня так, я шучу. Но глинтвейн все равно сделаем, ладно?» И понял, что они еще ни разу не целовались. (кажется, им столько всего надо было сделать, что до поцелуев не было дела) И понял, что очень хочет поцеловать его. Сейчас же. А потом целовать и целовать, так долго, пока не надоест. (и обязательно в полночь загадать желание) - Все нормально, - улыбается Баром, и Рей ведь знает, когда его улыбки искренни, а когда – не совсем. И сейчас… все правда нормально, никакой тревоги. Искренняя улыбка и счастливый блеск в темных глазах, - мой подарок… это ты. - Я и еще кое-что, - младший поднялся с дивана и подошел к Рому, пока не передумал. Нет, такое правда могло бы случиться, но не с ним и не сейчас. Не по отношению к Рому. Только не к нему, - кое-что очень важное. «Наш второй романтичный момент» «Ошибаешься. Наша с тобой романтика – это буквально все, что с нами происходит» «Даже тот момент, когда ты постирал мои белые боксеры со своей желтой футболкой?» «Тем более этот» Хениль поцеловал его осторожно, но совсем скоро они оба сошли с тормозов и потеряли счет времени. Впрочем, неважно, что это все-таки произошло. У них этого времени еще очень и очень много.