Сломанные часы

Подвал был темным, сырым и весьма тесным. Матако хмуро окинула взглядом остальных собравшихся – все молодые, в основном парни, конечно – и отошла поближе к стенке: толкаться локтями в тесноте как-то не хотелось. – Вы – самые талантливые из всех новобранцев, – главный, на которого большинство взирало с таким молчаливо-трепетным восхищением, был, кажется практически одного с ними возраста. – С этой минуты я, Кацура Котаро, буду лично заниматься вашим обучением. Каждый из вас проявил необычайные таланты в какой-либо из важных в нашей деятельности сфер – кто-то в ведении боя, кто-то в планировании, кто-то в добыче информации, кто-то в агитации. Ваши навыки впечатляют, но все же их следует отточить, объединив умением работать в команде, чтобы вы стали вместе, словно бесконечно острый клинок катаны... «Сладко поет», – мрачно подумала Матако, опираясь плечом на стену. Ей, в общем, было плевать, кто у них будет начальником – главное, чтобы можно было побольше передушить этих крыс из правительства, трусливо продавших страну вместе с людьми в обмен на сохранность собственных жирных тушек. Из-за таких, как они, потерял работу и повесился отец – и сколько бы Матако при жизни не проклинала этого старого алкоголика, подобной участи он все же не заслужил. Кацура продолжал что-то пафосно вещать про справедливость и мир, которые восторжествуют после их победы. Матако сдула упавшую на нос челку и устало прикрыла глаза. Над морем повисла большая, просто нереально огромная луна. Волны расплескивали ее блики внизу и безуспешно пытались донести их до борта огромного корабля. Кацура стоял на самом краю причала и разговаривал с каким-то высоким мужчиной в длинном красном плаще – видимо, капитаном. Мужчина раз за разом разражался совершенно идиотским смехом, привлекая к себе всеобщее внимание и заставляя вздрагивать не только тех, кто стоял рядом, но и часовых на набережной. Спокойно реагировал только сам Кацура: казалось, он уже не впервые общался с этим постоянно ржущим идиотом и давно к этому привык. Матако устало вздохнула и отвела взгляд. Между ребер, казалось, вместо сердца кто-то вшил часы – круглые такие, как сейчас стало модно носить на тонкой цепочке в кармане. Они сломались в тот момент, когда Матако увидела болтающийся в петле труп отца – тогда что-то хрустнуло внутри, стекло треснуло, и стрелки просто перестали идти – и так и не начали работать до сих пор. Иногда, когда удавалось подорвать какое-то из государственных зданий, Матако казалось, что они вот-вот снова сдвинутся с места – но время проходило, и иллюзия рассеивалась. Идиот в красном плаще опять громогласно заржал. Матако покосилась на Кацуру – чем дальше, тем больше его действия казались недостаточно серьезными и потому бессмысленными, – а затем перевела взгляд на отражающуюся в беспокойных водах безразличную ко всему луну. Воздух плотно пропитался гарью. Волны жара, идущие от пылающего здания, хлестали по щекам даже на таком расстоянии. – Тэнгу меня раздери... – прошептал кто-то из парней, но Матако не успела заметить, кто именно. Они сами собирались сегодня подорвать это посольство – Кацура сказал, что это будет значимым шагом на пути к их победе – но не успели. И сейчас все – и само здание, и территория вокруг него – полыхало в безумном пламени. Тонкая черная фигура, словно росчерком угля прорисованная на полотне огня. Матако моргнула, но видение не исчезло: возле самой ограды, практически лицом к лицу с пожаром, стоял человек. Волны жара заставляли развеваться легкое кимоно, в расслабленных пальцах послушно замерла кисэру. – Так это ты сделал, – Кацура подошел первым, и остальные потянулись за ним – словно завороженные огнем мотыльки, слепо летящие ночью к костру в лесу. – Мы собирались подорвать только ту часть, в которой работали аманто. Зачем было жечь все? Человек в кимоно молчал – и Матако вдруг поняла, что не сможет вдохнуть, пока он не ответит. Стрелки внутри на секунду дернулись и замерли в напряженном ожидании. – Ответь, Такасуги! Мужчина медленно повернулся. Кривая ухмылка перекосила его лицо, в единственном целом глазе светился едва заметный безумный огонек. Матако резко и как-то нервно вдохнула. В груди что-то щелкнуло, шевельнулось, и стрелки наконец сдвинулись с места.