Игры с цифрами

Говорят, с тех пор, как сменился Благодетель, жить стало проще. Воображение теперь лечат только у откровенно неблагонадежных – без него даже математика идет туго, а какая же жизнь без математики? Машина Благодетеля давно уже не появлялась на свет – ни разу за ее жизнь. А рассказы о старых временах – только слухи. И о том, что Благодетель менялся, не в каждом разговоре можно упоминать. Засмеют, в лучшем-то случае. Ей тринадцать – люди за стеной рассказывают, что это число когда-то было волшебным, мистическим. Впрочем, о людях за стеной позднее. Она (И-330, волей бездушных чисел и ленивых людей, не желающих запоминать восьмизначные цифры, названная в честь одной из величайших героинь неудавшейся революции; впрочем, об этом также потом) – взрослая, самостоятельная женщина, завершившая образование, работающая на благо Единого Государства и втайне мечтающая о том, как не сегодня – завтра на очередном обязательном осмотре робот-медик скажет ей, воспроизводя почему-то смущенные человеческие интонации, что отныне она имеет право на шторы. Сегодня их цех – крошечная ячейка огромной артели математиков и инженеров – отправляется на обязательную экскурсию, которую остроумные люди науки прозвали «Хочу и надо». На ней юным и не очень номерам напомнят, как жили в старину (хотя природа загадочного «хлеба» предков еще и не разгадана) и насколько лучше организована жизнь современная. Так-то оно, как говорится, да не так, потому и злословят. – Сами видите, как убоги были попытки древних выразить свои чувства, – произносит экскурсовод, У-17 (высокая и худощавая, как и ее номер – древние вот точно знали, что истинно случайных чисел не существует), после того, как отзвучал последний аккорд «сонаты», то застывавшей, как скала в паре километров от Стены, то уносившейся вдаль, как оставшийся там же ветер. – Теперь внимание сюда. – Рука с указкой перемещается на допотопный аппарат, потомки которого теперь стоят во всех местах общего досуга. – Крутя ручку этой машины, любой из вас может производить до шести сонат в час. Безо всяких эпилептических припадков «вдохновения». Да вы, пожалуй, и сами это знаете… – неловко заканчивает У-17: ей, похоже, и самой надоело все время говорить очевидное. Поосторожней надо, товарищ У-17, так недолго и до операции докатиться. – Знаем, – отвечает И-330, обращаясь скорее к подругам. – У меня ма… знакомая с этими аппаратами работает. Ее оговорку услышали, и десяток удивленных глаз прожег ткань юнифы. Среди прогрессивной молодежи теперь мало кто не бывал за Стеной, традиции древних в общих чертах многие знают. Не десять и не двадцать молодых людей, стыдясь своих неправильных мыслей, мечтали о «семье», но собственной мамы ни у кого не было. Кроме нее. Экскурсия забыта: со времен ее великой тезки, снизошедшей до исполнения архаичной музыки на архаичном инструменте, никто ни до чего интересного не додумывался. *** Мама у И-330 – тоже инженер, но гораздо влиятельнее – может по долгу службы поиграть с любыми цифрами, вплоть до генетической информации номеров. А значит – и собственных детей отследить может. Три года назад к едва отучившейся, стремившейся к свободе и независимости девочке подошла на улице незнакомая женщина, чем-то неуловимо похожая на ее собственное отражение в глади воды – за стеной И тогда уже побывала, – назвалась О-90, тезкой еще одной героини, и наговорила невероятных вещей. Девочка поверила – и обрела старшего друга. О понимала, что большего она от дочери не дождется: у нее самой не было и не могло быть родителей. Ее проступок, практически преступление, был единственным в своем роде. Матери с дочерью многое приходилось изобретать заново. Заниматься музыкой закоренелая программистка О-90 никогда не планировала и не хотела. Но однажды, на десятой странице ходящих по кругу математических преобразований, не желавших сложиться в то, что давно уже подсказывало целехонькое воображение, потребность приносить пользу взбунтовалась и потребовала извлечь что-то и из этих безнадежных блужданий. Написание программы, преобразовывавшей несколько десятков часто встречающихся цифр, переменных и операций в ноты, заняло меньше суток. Нашелся и старый, но надежный сканер, кормящий компьютер черновиками. И вскоре из кабинета О-90 полились мелодии, которыми заслушивались все, кто работал с ней в одном цехе. Они и уговорили ее как-то распространять издержки математического мозга. О-90 сделала больше: она научила свою программу составлять не целые произведения, но крошечные мотивы, которые затем можно было комбинировать в любых последовательностях. На таких мотивах, как она когда-то слышала, и работали музыкальные аппараты, каждая новая модель которых была, по сути, просто оснащена свежим набором клеток уникального организма музыки. Дальнейшее для нескольких десятков практически всемогущих в техногенном мире инженеров было делом техники. И-330 маминой затеи не признавала: ей было бы куда интереснее слушать эту «побочную музыку» в исходном виде. Уж очень было интересно понять, что ближе к настоящему слепому случаю: псевдослучайные последовательности аппаратов или муки творчества далеких предков. Но, к сожалению, исходного вида музыки больше не появлялось: маму могли обвинить в излишке воображения и принять меры. Да и не следовало по эту сторону Стены интересоваться природой Случая – это отдавало поэзией.