Ароморфоз

После долгой зимы воздух наконец-то начал наполнятся весенними нотками, даже в своем коконе он имел возможность ощутить это и обрадоваться где-то на периферии сознания, что его превращение скоро закончится. Молодые, совсем нежные листочки и травинки проклевывались сквозь чуть отогретую землю, преображая ранее ледяную пустыню. И только зелень налилась соками, как жизнь потихоньку отошла от мерзлого оцепенения. Большой старый дуб, чья кора повидала не меньше сотни лет, а чьи желуди давно превратились в могучие деревья, уже не внушал никому ни восхищения, ни трепета. Его истощила последняя зима, скорее всего следующей он уже не увидит, однако это заслуга не сильных морозов, а того, что поселилось под мощными корнями и отравляло лесного гиганта за его защиту. Увидь сейчас это существо, никто бы не смог сказать, чем оно является: большой ком слабо пульсирующей плоти, чуть покрытый чешуей. Но вскоре все изменится. Сознание постепенно возвращается, и проснувшиеся инстинкты зовут наружу. Кокон вздувается с одной стороны - не выдержав, кожистая оболочка рвется, и существо будто выскальзывает оттуда. Немного времени требуется, чтобы сориентироваться и понять дальнейшие действия. Прорываясь на поверхность, скользя в земле, протискиваясь между корней, существо выбирается наверх. Глаза сами закрываются от столь яркого света, а потом привыкают, обоняние и слух адаптируются вслед за зрением. Можно сказать, что на данный момент он, весь влажный от околоплодных вод, является новорожденным. Метаморфоза завершилась. Истощение гнало к воде, и продирающегося через лес Лесайла не волновало ничто другое. Наконец огромный Змей ввалился в реку и оказался вновь в привычной стихии, словно вернулся в плод: течение держало его, поток нес вперед. Когда тело окрепло, пришло время покидать большую и тихую заводь, ставшую яслями. Может быть, раньше, еще новорожденный, он мог стать добычей, то теперь отныне нет существа смертоноснее. Мешки на угрожающе расправленном капюшоне налились ядом, о котором слагают легенды. Яд есть Смерть. Яд есть Жизнь. Однако, чем быстрее растет его организм, тем больше пищи необходимо, и речной рыбешки более недостаточно, что призывает начать охоту. Высунув язык, Лесайл выискивал запах потенциальной жертвы. Молодой олень имел неосторожность отделиться от стада в поисках еще не вытоптанной сородичами зелени. Выйдя на лесную опушку, он принялся упоенно пастись, совершенно не догадываясь, где притаилась опасность, ведь жизнь не успела преподать ему жестокий урок, а жизнь, которую он может прожить, всего одна. Беспечность зверька не осталась незамеченной. Неслышно приминая мох и траву, взмахивая вывернутыми крыльями, приближалась смерть: одна жертва - два охотника, ничего не подозревающих друг о друге. В один миг оба хищника обрушились, буквально сминая добычу. Все произошло так быстро: каждый не сразу понял, что является не единственным, кто выбрал эту жертву. Лесайл, намертво впившийся в шею зверя, которого оторвала от земли тень с неба, неожиданно встретился взглядом с другим существом, так же сжимающим шею несчастного оленя в зубах. Незердрейк попытался стряхнуть незваного гостя с Его добычи, а тот сумел не только удержаться, но и обвить своим змеиным телом тушу, а позже вовсе ужалил его какой-то вспомогательной конечностью, однако сразу же отдернул ее обратно, обжегшись щелочью Вайпера. Никто не желал отпускать принадлежащее ему по праву. Это был бой на выносливость, стоит Лесайлу чуть расслабиться - он свалится с большой высоты, а если Незердрейк чуть разомкнет челюсти, то потеряет свой обед. Это продолжается очень долго, и вот уже Аспид летит не так высоко, а Змей сжимает свои кольца не так крепко. Они чувствуют вкус яда друг друга, отчего это становится все интереснее. Два токсина борются внутри тел жертвы и собственных хозяев. И вскоре сражение переходит на землю. Вайпер швыряет тушу в надежде наконец-то отогнать ядовитого чужака, но Веномансер не сдается. Открывая свою пасть и оголяя клыки, каждый стремится напугать врага: Лесайл расправляет капюшон, стараясь казаться больше, а Незердрейк проделывает то же самое с крыльями. Без резких движений хищники подбираются к туше, желая стянуть ее, но, когда они достаточно приближаются к давно бездыханному тельцу, становится ясно, что мясо уже непригодно ни для кого (отнюдь не из-за начавшегося намного раньше времени разложения): пропитанное различными ядами насквозь, оно способно отравить и того и другого. Хоть там присутствует часть своего яда другая – инородна, и неизвестно, что будет, если отведать подобного муравьиного льва. Так желавшие эту добычу, теперь ждут, кто же отважится сделать первый шаг и попробовать вздувшуюся ядовитую ловушку. Аспид пробует первым, осторожно смакуя, добавленный яд Змея придает недурной вкус, но и слабость во рту и челюстях. Веномансер повторяет вслед за летающим змеем: ему нравится плоть, приправленная этими ядами, но тело слегка немеет. Голод заставлял их есть это. Опьяневшие от токсинов, подобно от опиума, Лесайл и Незердрейк, не проявляли особой агрессии, и, можно сказать, они примирились. Оба могли говорить, однако с самого начала издавали лишь звуки, как звери, а сейчас просто не могли ничего иного. Веномансер мог бы рассказать о своих родных джунглях, где яд породил его, а Вайпер о светлых пещерах, где живет их вид. Однако им оставалось шипеть и касаться друг друга, ведь им было крайне любопытно такое же ядовитое создание, возможно, даже равное по силе. И как это превратилось в то, что случилось, не особо важно. После того как Незердрейк ушел от своих сородичей, больше себе подобных он не встречал. Но сейчас ослабленный разум посчитал этого незнакомца вполне похожего на самку, которой хотелось передать свой яд, из-за чего Вайпер энергично принялся обхаживать потенциального партнера: задел своим хвостом, укрыл одним крылом, подразнивая, куснул за жвалу. Лесайл особого значения действиям не придал, пока, а потом что-то заподозрил, когда Аспид толкнул его и прижал к земле. Непонятным образом связав это в целую картину, Змей уже было хотел вырываться, но нечто его остановило, нечто сидевшее глубоко внутри сознания. Это можно было назвать инстинктом, но лучше бы подошло «Воля Джиди». Джунгли желают заполучить новый яд этого подземного существа, как и все другие в мире, а Лесайл, любимый и благословенный сын, обязан принести его в себе. Поэтому сопротивляться не было ни малейшего побуждения, хоть он до этого момента всегда позиционировал себя, как самца, коим был еще в безъядной форме. Впрочем, пол совершенно не важен. Покладистость нравилась Незердрейку, обычно самки норовят отравить самца, он даже игриво цапнул шип на загривке Лесайла и потрепал его. Решив, что ухаживаний достаточно, Вайпер дернул тело Змея на себя, заставив упасть того на спину, а сам, юрко перелетев, устроился на нем. Раззадоренный лишь мыслью о предстоящем спаривании, Незердрейк ткнулся в живот Веномансеру своим уже эрогированным органом, выехавшим из пластин. Он хотел поскорее заняться делом, но заторможенность, вызванная токсинами партнера, не отменялась, поэтому все его попытки были безуспешны, пока сам Лесайл подбился под него, наконец, впустив в себя. Незердрейк легко вошел, благодаря ядам, заменяющим смазку, и недостаточно разбухшему члену, однако после нескольких фрикций он стал увеличиваться в размерах, от чего Лесайл хорошо прочувствовал это в себе. Вайпер проникал глубже, буквально с силой вгоняясь в податливое, сочащееся смертельными соками тело, ему помогали конечности Змея, прижимавшие его с каждым новым движением. Аспид, изголодавшийся по таким сладким брачным играм, не мог насытиться, как и Лесайл, который после своего первого превращения не испытывал надобности в подобном. Поэтому они отдавались этому наслаждению полностью, что странно, болевые ощущения Веномансера совсем притупились, а ребристая форма члена летающего змея оказалась хороша на приятные ощущения, ведь с каждым выходом из тела он будто тянул все стенки за собой. Вскоре выделений Вайпера становилось все больше, пока тот в последний раз не толкнулся в бескрылого змея и не отдал драгоценное семя. После соития охотники перевели дух, а после, оправившись, пошли своей дорогой. Лесайл вернулся к древу, которому вновь выпала честь стать прибежищем, но уже не для него. Увы, в новом обличие ему довелось пробыть не так уж и долго. Переполненный отравой, он на пределе. Змей вползает под корни, чуть прогревшиеся на солнце, и сворачивается, кладя голову на свои кольца. Он выглядел так, словно линял, однако это намного важнее, чем простая смена кожи. Можно сказать, он порождал новую жизнь. Собственный яд в нем смешивался с другим, образуя нечто совершенно новое. Змей таял, его тело становилось полностью единым, а разум разлагался, безвозвратно теряя последние крупинки личности Лесайла… Кокон лопнул, и из него выпало неизвестное существо. Поначалу оно не подавало признаков жизни, как мертворождённое, но набравшись сил и немного замерзнув, оно начало выползать на поверхность по уже проложенному и слегка замаскированному туннелю. Реденькая крона дерева укрыла его от яркого солнца. Наконец освободившись от земляных пут, открыло глаза, встало на задние лапки, расправило крылья и взвыло, приказав всем трепетать в страхе, Живое Воплощение Яда и Смерти, новый благословенный сын вдали от матери.