.

Вудбери держится тем, что каждый в пределах окружающей поселение стены держит марку. Делает, что положено, и не задает лишних вопросов. Это негласное правило рано или поздно усекли даже те, у кого на первый взгляд мозгов - ровно на поесть-поспать и еще пару простеньких чисто физиологических пунктиков. Таких в Вудбери вообще, кажется, подавляющее большинство. И ведь у некоторых даже оружие на руках... Но несмотря на это город продолжает стоять, и это значит, что система, зародившаяся и окрепшая, кажется, сама по себе, все-таки отлично работает. Иногда даже кажется, что в пределах Вудбери и ошибиться в принципе невозможно, как ни старайся. Потому что все, каждое действие, каждое слово и каждая мысль - заведомо идет на благо города. Каждая жизнь и каждая смерть варятся в общем котле, чтобы после пойти на корм не знающей сбоев системе. И иногда Мартинез даже подозревает, что даже то, что сам он терпеливо и с комфортом ожидает крушения города, является одним из кирпичиков, этот город держащих. Впрочем, думать об этом лишний раз не хочется. Поэтому Цезарь предпочитает думать о других вещах. Вещах полезных, простых, правильных и приземленных. О том, сколько город протянет на одних консервах в случае перебоев с поставками пропитания. Выходит весьма немалый срок, и Мартинез не знает, гордиться ли ему, как не последнему в Вудбери человеку, или все же разочаровываться, что все еще долго будет идти по прежним порядкам. О том, на кого лучше и удобней повесить недостачу на складах. И как еще бы не упустить дележки этой недостачи и урвать кусочек не больший - но лакомый. И совесть не мучает, ведь это - ожидаемо и совершенно не критично. Все равно горожане остро чувствуют надуманную шаткость этой частично и локально восстановленной цивилизации, поэтому обходятся меньшим, чем могли бы. И чем рассчитывал Губернатор. Основная проблема, пожалуй, именно в том, что Блейк слишком сильно не любит ошибаться, потому и не потерпит того, что город легко выживет и не по его расчетам. О том, следует ли добавить на западной стороне периметра для подстраховки еще один пост охранника. Добавил бы без раздумий, если бы не опасался, что приведет столь близкое расположение постов к одной непрекращающейся сутки напролет тусовке на стене с громкой болтовней и соревнованиями в стрельбе. Возможно - привет проблеме с недостачей и ее дележкой, - даже с распитием хмельного, если то ненароком попадет не в те руки. Или даже в одну - но очень уж не ту. О том, решит ли Блейк возглавить свою небольшую армию на следующей вылазке. Ведь если так, придется не только держать марку и спину, но и следить за количеством боеприпасов. Каждый раз, когда к разведке присоединяется Губернатор, вылазка из города выходит несравнимо более изматывающей и грязной, чем вышла бы без него. На счастье, почти каждый из бойцов видел и пережил уже достаточно. Поэтому необходимость в случае чего едва не до запястья сунуть руку с коротким складным ножом в изуродованную глазницу не должна никого обеспечить проблемами со сном, аппетитом или эрекцией... О том, почему Сара почти никогда не расстается с идиотской ковбойской шляпой, несмотря на то, что и близко к Техасу в жизни не оказывалась. Забавней всего то, что в ней самой есть скорее что-то коровье. И дело даже не в ее габаритах, далеких от модельных, но все равно находящихся все-таки в пределах вполне сносного с эстетической точки зрения. Хотя через десяток-другой лет, случись той родить - и дожить, естественно, - вокруг ее задницы, наверняка, вполне могла бы образоваться и своя собственная орбита... Дело, скорее, в том, как бессмысленно она смотрит на мир вокруг. Разве что оттенки у этой бессмысленности бывают разные и зависят от того, на что или на кого направлен взгляд пары круглых серых глаз чуть навыкате. Бессмысленное благоговение - если в поле зрения молодой женщины попадает Губернатор. Впрочем, Блейк вообще чуть не каждому ухитряется мозг отключать одним своим видом или гипнотически размеренной речью. Бессмысленное дружелюбие - каждому встречному. Горожане слишком боятся нарушить хрупкий покой своего существования. Шагают по мало-мальски наладившейся жизни в ногу и с одинаково теплыми улыбками по любому поводу. Впрочем, причин для ссор теперь, кажется, и нет вовсе. Да и какие вообще к чертям непреодолимые разногласия, когда за стеной сожрут и не посмотрят ни на цвет кожи, ни на гражданство, ни на религию, ни на ориентацию? Хоть к счастью, попробовать еще не приходилось, но Мартинез отчего-то уверен, что вкус человечины от всего этого ни капельки не зависит. Бессмысленная настороженность - если члены армии пускают по городу контролируемый слушок, что этим вечером им следует пораньше разойтись по домам. Не то чтобы у этого была какая-то цель. Это позволительное озорство. Просто напоминание об определенной власти над гражданскими, коей в Вудбери обладает даже пресловутое пушечное мясо. Напоминание о том, кто стадо, а кто - пастух. И плевать, что быть пастухом в принципе никогда не было особенно престижно. Бессмысленный восторг - во взгляде, обращенном на дерущихся на арене. Ненароком поймав этот взгляд, в центре ли округлой истоптанной площадки или на ее краю, с рычагом, контролирующим натяжение цепей в руке, Цезарь даже почти может поверить в то, что Блейк прав, и городу действительно это нужно. Чтобы выпустить пар. Чтобы не забывать, кого и почему надо бы уважать больше прочих. Но единственным достоверным результатом периодически проводимых боев все равно становятся разве что синяки, ссадины, тянущая боль в мышцах и несколько дней непрестанных напоминаний "кто кого уделал" от всех и каждого в армии города. Бессмысленное кокетство - когда женщина обращается к самому Мартинезу. Чаще всего обращается Сара за какой-нибудь ерундой. Например, подрагивающим, но томно низким голосом желает удачи и беречь себя, если разведка собирается ненадолго покинуть Вудбери. С тем, чего могла бы и не говорить, она всегда подходит так близко, как подходить не следовало бы, если вспомнить даже не о приличиях, а о простейшей и почти животной нужде в личном пространстве. И Цезарь каждый раз отмечает, что и ресницы у горожанки какие-то коровьи... Мартинез привык держать марку. И ему, как обладателю хваленого "южного темперамента", по определению положено пускать слюну на на удивление бразильский зад белой до мозга костей жительницы. А в Вудбери каждый делает свое дело, так уж повелось за недолгое время существования этого островка цивилизации, пусть и без выхода к морю островка. Может, дело Сары в том и заключается, чтобы с тупым игривым восторгом заглядывать в лицо разведчика. В том, чтобы быть простой, покорной и доступной до идиотизма. В том, чтобы вечером в доме пахло чуть подгоревшим ужином. И даже в том, чтобы, уже оседлав бедра мужчины с озорством не по-возрасту тянуться за идиотской ковбойской шляпой, чтобы со страстной гримасой на лице немедленно ее напялить и продолжить двигаться, придерживая ее крупной широкой ладонью. Может, самой Саре это и виделось просто дико эротичным. Но каждый раз подобное зрелище заставляло бы Цезаря хохотать, если бы только стояло не так крепко и спустить хотелось не так мучительно. В любом случае, заодно с членом в предчувствии этой привычной, но по-прежнему смешной выходки, неизменно поднимается и настроение. И почти не так паршиво становится быть одним из тех, кто тянет город на собственном горбу и при этом искренне надеется на скорое его падение и возможность продвинуться по своеобразной карьерной лестнице. В случае Мартинеза, до полного счастья и возможности убрать ногу с горла собственного же эго не хватало ровно одной ступеньки.