Жарким днем

Рован вздохнул – никакие плетения не спасали от палящего зноя Сахаль-Нефула. Он не любил солнце: нежная кожа быстро обгорала, и он становился похожим на вареного рака, что, разумеется, не добавляло ему хорошего настроения. Жара же безумно его раздражала, так что летом слуга, неосторожно улыбнувшийся в присутствии Рована, рисковал не только лишиться головы, но и перед этим опробовать пыточные приспособления, которыми были щедро оснащены подвалы его дома. Сейчас он сидел в пыточной в надежде на то, что хотя бы сюда не проникнут палящие лучи солнца. Надежды оправдались лишь частично – тут действительно было немного прохладней, но не настолько, чтобы вернуть ему хорошее расположение духа. Отправив слугу за холодным вином, Рован прислонил голову к каменной стене, пытаясь хоть немного унять головную боль, терзающую его с утра. Слуги все не было, и он начинал злиться уже всерьез. "И куда подевался этот паршивец? Не придет через две минки – пожалеет, что родился на свет", – подумал он. Это не было пустой угрозой – в перерывах между походами Рован, чтобы не терять навыков, с удовольствием упражнялся на провинившихся слугах. Тяжелая дверь со скрипом отворилась, и в пыточную проскользнула молоденькая служанка. Внешне она была немного похожа на Тиа, и Рован побелел от бешенства: Клинок Юга он ненавидел давно, искренне и взаимно. Девушка с поклоном поставила перед ним кубок – тяжелый, старинный, с потемневшей от времени гравировкой на меди и крупными лалами, в свете пары факелов заигравшими переливами красного. Почти как капли крови, царственный порфир яремной жилы, величаво и неспешно стекающий по коже… У Рована перехватило дыхание. Служанка уже ухватилась за дверное кольцо. - Стой, – негромкий оклик Рована застал ее врасплох, заставив испуганно сжаться. Ятаган с мягким шелестом покинул ножны. В глазах девушки светился панический ужас, но она не двинулась с места – слишком хорошо знала, что будет с теми, кто посмеет ослушаться. Полумесяц клинка лениво качнулся и плашмя ударил служанку в висок. Она сползла на пол. Рован недовольно поморщился, но подхватил бесчувственное тело и положил на стол, не желая привлекать слуг: эти дуболомы слишком тупы, чтобы оценить. С каждым мгновением Рован находил все больше сходства между ней и Тиа, и это злило его еще больше. Обычно он перековывал сознание жертвы, но для Тиа он проявлять такую щедрость не собирался. Он хотел увидеть в ее глазах ужас, сплавленный с болью, хотел почувствовать себя властелином ее жизни и смерти, впитать ее слезы, смешанные с кровью, прочерчивающие свои дорожки по коже и переливающимися лалами на медном кубке… Служанка тем временем пришла в себя. Рован накинул "полог безмолвия" и связал ее несложным плетением, чтобы уберечь уши от ее криков, а себя – от лишней работы, положил ятаган на скамью и вытянул из подставки с крюками, рогатинами и прочими орудиями истязаний тонкий кинжал. Когда холодное лезвие коснулось живота, взрезая кожу, девушка изогнулась выброшенной на берег рыбой и раскрыла рот в немом вопле. Рован умело, тщательно снимал кожу с ребер, почти в эйфории рассматривая открывшиеся ему багрово-синеватые внутренности, оплетенные сетью кровеносных сосудов. Для него уже не безымянная служанка лежала на пыточном столе, раскрывая перед ним дивным цветком свои органы, но Тиа. Тиа плакала от невыносимой боли, Тиа билась, надежно закрепленная плетением, он видел медленную агонию Тиа. Резкий рывок – и ребра с хрустом ломаются, одно из них пробивает легкое, заставляя Тиа кашлять кровью, и в левой части грудной клетки трепещущей рыбкой бьется сердце, доживающие свои последние мгновения – Рован предвкушает этот момент, в голове бьется, что вот сейчас, сейчас, кинжал взрежет плоть, отсекая сердце от кровеносных сосудов, и он сможет взять в руки этот темный комок, который бился в груди у… уже не Тиа. Глаза служанки закатились, и ее тело стало просто истерзанным куском плоти. Рован самодовольно усмехнулся: "Оказывается, есть еще сноровка", и брезгливо швырнул сердце к останкам. Кубок с вином остался в целости и сохранности, и он потянулся за ним – настроение улучшилось, и даже головная боль прошла.