Ведьму!

Лаэн сидела у колыбели сестры, медленно ее покачивая. Мать суетилась около печи. Лаэн немного беспокоилась — она и сама не ожидала, что произойдет такое, что она сможет снять крыши нескольких домов, разозлившись на дураков-мальчишек, и теперь волновалась. Но не сильно — ведь папа пообещал все уладить, а значит, все будет хорошо. Когда на улице зло, раздраженно зашумела толпа, мать дернулась. Тут в дверь со стоном ввалился отец. Лаэн подскочила от ужаса — слава Мелоту, не разбудив сестру. А подскочить было от чего! Один глаз у него заплыл, а на скуле был виден большой синяк, и он держался за живот, еле слышно шипя. А отец Лаэн был далеко не хлюпиком, скорее даже наоборот. Варрин-плотник был известен, как записной силач. — Что случилось? — бледнея на глазах, спросила мать, хоть все и так было ясно. — Они идут, Ильза. У меня не вышло их убедить, — отец сплюнул кровью. Лаэн заметила, что вместо нескольких зубов у него теперь торчат острые осколки. Мать не упрекнула его ни единым словом. Только вздохнула и принялась раздавать указания. — Лаэн, сейчас возьмешь сестру, оденешься потеплее, заодно немного еды прихватишь, и убежишь в лес. Пойдешь вдоль опушки налево — глубоко ни в коем случае не заходи — пока не увидишь высохшую елку. От него иди опять налево, дойдешь до холма — увидишь деревню. Там... Лаэн недослушала. Ей было понятно, что пришли за ней, и что она виновата в том, что папу побили односельчане. Лаэн не хотела прятаться за спинами родственников и бежать. — Нет! Я не пойду! — упрямо заявила она. Мать ошарашено замолкла. Тут в дверь грохнули чем-то тяжелым. — Дайте ведьму! — раздался чей-то грубый бас. Лаэн его узнала — это был Гир, кузнец. Он всегда хорошо относился к ней, и радовался, когда она приходила играть с его дочками. — Ведьму! Ведьму! — откликнулась толпа снаружи. Мать буквально впихнула Лаэн на руки сестру, проснувшуюся от шума и в недоумении вертевшую головой по сторонам, всунула какое-то вяленое мясо, и силой подтолкнула к двери. Лаэн упиралась изо всех сил. — Какую же вам ведьму? У нас ведьм нет, — зычно ответил отец. — Ой, не бреши уж! А дочка твоя кто?! Из-за кого теперь я крышу латаю?! — визгливо заорала тетка Рина. — А яблочко от яблоньки недалеко падает. Может, и с мамкой ее что-то нечисто, — прибавил Натиш. Лаэн вспомнила рассказ о том, как он и папа сватались к маме, и она предпочла Варрина. — Ведьму! Ведьму! — продолжала бушевать толпа. Отец подхватил топор и распахнул дверь, оказавшись лицом к лицу с Гиром, державшим в руках кузнечный молот, Натишем с ножом наготове и остальными жителями деревни. Он здоровался с ними, разговаривал, строил дома, пил с ними, и теперь он был для них уродом. Мужем ведьмы. Выродком, которого надо как можно быстрее убить. Неожиданно какой-то старичок со старым арбалетом прицелился дрожащими руками и выстрелил. Стрела с мерзостным чмоканьем воткнулась Варрину в глаз, и он медленно завалился на бок, так и не выпустив из рук топор. Толпа застыла. Небо не разверзлось, и Бездна не поглотила их. Они убили мужа ведьмы как обычного человека, и умер он как обычный человек. И люди с ревом кинулись к застывшим Ильзе и Лаэн с сестрой на руках. — Варрин! — успевает вскрикнуть мама, когда Натиш врывается в дом, и грубо хватает ее за волосы, — Ведьма, как есть ведьма. Вон глазищи-то какие колдовские, зеленые! — громко оповещает он односельчан и чиркает ножом по горлу Ильзы. Та на мгновение замирает, а потом начинает биться пойманной рыбой, когда из горла вытекает ярко-красная кровь, марающая и ее платье, и одежду Натиша, со злым, мстительным удовлетворением смотрящего на умирающую Ильзу и труп ее мужа. Ильза хрипит и разрезанное горло со свистом втягивает воздух, и кажется, что на шее у нее появился второй рот с кроваво-красной улыбкой. Лаэн на мгновение замирает, и бросается к выходу из дома — быстрей, только быстрей, проскальзывая под ногами, лишь бы не схватили. Уже у самой двери ее настигает рев толпы, и она уже готовится убежать в лес, как чья-то костлявая рука больно хватает ее за плечо. — Куда собралась, девочка? — мерзко дребезжит смешком старик с арбалетом. Лаэн чувствует поднимающуюся внутри горячую волну, и голова старика разваливается на две части, забрызгав всех окружающих осколками кости и мозга. Но момент упущен. Лаэн уже не сможет убежать. — А что это у нашей ведьмы в руках? — спрашивает Гир. Сестренка неожиданно заплкала и закричала. — Ребенок? — удивился кузнец. — Еще одно семя Бездны? — орет Натиш, выдергивает девочку из пеленок и с размаху бьет о стену, оставляя грязный кровавый след. Крик кого-то из селянок «Грех-то какой!» виснет в воздухе. Лаэн широко раскрытыми глазами смотрит на Натиша, так легко превратившего ее сестренку с кусок мертвой плоти, упавший в пыль. Боль сдавливает головы стальными обручами, и на месте Натиша оказывается кровавая лужа с грубо разорванной требухой и кусками костей. — Ах ты! — ревит еще чей-то голос, но Лаэн не слышит. Она смотрит на то, что осталось от убившего ее сестру. Потом ее бьют по голове, и мир гаснет. Очнулась Лаэн подвешенной к дереву вверх ногами. По лицу текла кровь, а растянутые суставы ног грозили вот-вот оставить ее калекой. Односельчане уже ушли — наверное, обмывать то, как они избавились от ведьминского гнезда. Лаэн увидела, как их дом пылает, словно огромный костер, а фигурки людей у этого костра радостно что-то кричат, чувствовала, что не выдержит запаха паленого мяса — плоти ее родных, и запаха смолы, не выдержит адской боли, не выдержит... И она потеряла созвание. Когда Лаэн пришла в себя, она лежала на какой-то поляне далеко в лесу. Как ни странно, тело уже болело куда меньше. Лаэн встала и пошла к маленькому дому далеко на болотах. Она точно знала, как туда дойти, словно что-то вело ее. Или кто-то.