.

Андреа не знает, где она больше боится спать: под открытым небом или в каком-нибудь заброшенном здании. В первом случае есть вероятность, что на их с Мишонн костерок придет голодная разлагающаяся толпа, а деревья, кусты, полное отсутствие протоптанной дороги и прочие бонусы девственных лесов обязательно помешают им сбежать достаточно быстро, а то и вовсе какой-нибудь особенно коварный представитель фауны оперативно бросится одной из них под ноги и обеспечит мертвецов быстрым, но питательным перекусом. И, да, ходячие обязательно подойдут разом со всех сторон, ведь закон подлости - самый исполняемый закон в мире... В заброшенном же здании среди ночи может обнаружиться неприятный сюрприз в виде пары-тройки неучтенных ходячих, которые ввиду своей неповоротливости и воистину похвальной целеустремленности заблокируют дверь и, опять же, существенно замедлят бегство женщин. А туда, где есть два-три мертвеца, обязательно подойдут другие: слишком уж сильным становится стадный инстинкт, когда мозг практически прекращает работать. Да и в ночной прохладе тепло им учуять куда легче. Устраиваясь на ночлег, Андреа видит только две перспективы: попасть в окружение или оказаться загнанными в угол. Вообще, похоже, она просто боится спать. Если серьезно, это мало ее тревожит: процент людей, которых убила бессонница - даже если считать с самого момента появления Homo Sapiens Sapiens, - просто ничтожен в сравнении с количеством заживо съеденных за последние несколько месяцев. В прежние времена она, конечно, обязательно навестила бы своего психоаналитика, но сейчас уже не может быть уверенна, что этот тучный представительный человек с всепрощающим близоруким прищуром и самым умиротворяющим на свете голосом еще не разложился. К тому же сама Андреа находит свою бессонницу весьма полезной в условиях зомби-апокалипсиса. Кто бы мог подумать, что неприятное расстройство сна однажды станет, возможно, одним из аспектов вынужденной человеческой идиоадаптации, правда? В любом случае, уже пару недель у них с Мишонн действует негласное правило: ночью Андреа не смыкает глаз и не будит свою нелюдимую спасительницу, даже когда время ее дежурства истекает, и засыпает за час-другой до рассвета. Выспавшаяся же Мишонн выручает ее днем, когда у блондинки на ходу едва не закрываются глаза, нож так и норовит выскользнуть из подрагивающей от недосыпа руки, а ноги самым коварным образом заплетаются на ровном месте. Мишонн на свою спутницу смотрит с досадой, но молчит. Она вообще почти всегда молчит. В пути женщины уже несколько недель, сколько точно - Андреа сбилась со счета, да и едва ли календарь теперь имеет значение. Главное, что за это время Мишонн перестала быть такой... колючей, что ли. Путешествие плечом к плечу с агрессивной социопаткой, которой та была вначале, было бы для Андреа совершенно невыносимым. Сблизиться они успели ровно настолько, что каждая, в случае необходимости, готова выручить другую, но всерьез рискнуть жизнью друг за друга - нет. Блондинке кажется, что они нашли именно тот трудноуловимый баланс в отношениях, когда чувствуешь максимальную защищенность, зная, что есть кому прикрыть тебе спину, и при этом отсутствует опасная уязвимость, верная спутница слишком уж сильной привязанности. И ей это нравится. Это просто и правильно. Андреа не знает о Мишонн ничего, кроме того что она отлично владеет оружием. Ничего: ни фамилии, ни места, где та работала до того, как все покатилось к чертям. Ни в один офисный пейзаж Мишонн не вписалась бы, и, наверняка, никогда в ее шкафу не было ни единого сдержанного серого костюма-тройки, поэтому в голове у Андреа первые несколько дней вертелись догадки вроде насквозь прокуренного тату-салона или какого-нибудь эзотерического магазинчика, пропахшего благовониями, но с каждым днем ей все больше казалось, что ее спасительница всю свою жизнь только тем и занималась, что рассекала пополам черепа оживших трупов. Андреа ничего не знает и не спрашивает, потому что неведение это удобное: от нее больше не требуется ободряющих проникновенных бесед, в высшей степени неуместных, когда шагу не ступишь, чтобы тебя не попытались съесть. В сущности, все, что им друг от друга нужно - быть рядом. Так, на всякий случай. И чтобы просто не свихнуться от одиночества. - Господи, как я рада, что мы с тобой не мужчины, - улыбается Андреа, подбрасывая в костер еще один сухой и очень тонкий прутик - чисто символический и не дающий ни тепла ни света. К темному небу взметаются оранжевые искорки, и женщине становится немножко неловко, как будто пара искр привлечет к ним внимание всех плутающих в лесу мертвецов. - Почему это? - Мишонн заинтересованно приподнимает голову, пару раз для проверки дернув цепь, которой только что "припарковала" своих полуразложившихся спутников у соседнего дерева. Те хрипят и дергаются на цепи, но так неловко и будто бы нерешительно, словно не знают, что им следует делать дальше, если они все-таки дотянутся до своей хозяйки. Запах и тепло человеческого тела их явно тревожит, но открытой агрессии они не проявляют. - Да потому что, будь мы мужчинами, одна только игрек-хромосома заставила бы нас через недельку-другую после знакомства глотки друг другу перегрызть, ради установления роли альфа-самца. - Недовольно бурчит себе под нос блондинка, тщетно пытаясь устроиться на потрепанном покрывале поудобней. Но земля под ним все равно кажется нестерпимо холодной, а копчик неприятно царапает сухой стебелек, прорвавшийся через дыру в ткани. - Причем победили бы все равно ходячие. - В той группе все было так паршиво? - Хмуро усмехается Мишонн, присаживаясь рядом и, щурясь в темноту, изучает окружающую местность. Блондинка следует ее примеру, нащупав на всякий случай рукоять ножа, но не видит ровным счетом ничего подозрительного: деревья и кусты, кусты и деревья, пара искалеченных "ручных" мертвецов Мишонн, переминающихся с ноги на ногу у дерева, россыпь звезд на небе и полная луна. Но что-то в этом пейзаже все-таки явно лишнее... - Ты не представляешь, насколько. Знаешь, два "вожака" - это куда хуже, чем вообще его отсутствие... Андреа не успевает договорить, потому что рот ей зажимает горячая ладонь Мишонн, а секунду спустя та же ладонь, соскользнув к плечу, толкает блондинку по направлению к дереву, у которого позвякивают цепью два беспокойных трупа. - Тс-с. Ходячий, - шепчет Мишонн, поудобней перехватывает катану и кивает в сторону, где блондинке не сразу удается разглядеть шаткое светлое пятно, нетвердым шагом приближающееся к костру. По телу пробегает дрожь, и Андреа пытается убедить себя, что ночью просто сильно похолодало и ни шагающий через лес мертвец, ни хрип двух других мертвецов в спину здесь ни при чем, потому что к этому-то она уж точно должна была привыкнуть. - Ты все-таки недооцениваешь мужчин, - неуместно вполголоса вдруг начинает Мишонн, когда труп, заинтересовавшись лязгом цепи, шагнув прямо через костер и основательно подпалив ошметки джинсов (и собственной кожи), окидывает мутным взглядом женщин и их пованивающих спутников, втягивает воздух, будто бы разочарованно хрипит и, спотыкаясь обо все, обо что только можно споткнуться, едва поднимая чуть обгоревшие ноги, движется дальше. - Во всяком случае, этих двоих. - Мишонн указывает взглядом на своих искалеченных "питомцев" (Андреа кажется, что в этот момент белки ее глаз в темноте сияют как-то особенно хищно) и, чуть пригнувшись, в два шага бесшумно настигает не успевшего даже обернуться мертвеца. Мгновением позже гниющее и попахивающее гарью тело мешком валится на траву, а голова его с бессильной яростью щелкает зубами рядом. - Они отгоняют от нас себе подобных. - Мишонн осторожно опускает ногу на лоб отделенной от туловища головы, примеривается и вгоняет лезвие катаны точно в правый глаз. - Они таскают наши рюкзаки. - Мишонн брезгливо сбрасывает голову с меча и вытирает лезвие о спину окончательно упокоенного мертвеца. - В некотором роде, они - наши рыцари... Помоги оттащить. Когда обезглавленное тело, совместными усилиями перенесенное подальше от места ночлега, прекращает портить пейзаж, и женщины возвращаются к разворошенному и чудом не потухшему костру, Андреа позволяет себе улыбнуться: - Нет, они оруженосцы. Из всех здесь присутствующих за рыцаря сойдешь только ты. Только коня не хватает. - Ну, зато я постоянно спасаю златокудрую красавицу. - Блондинка не находит, что ответить, поэтому долго и придирчиво оглядывает лезвие своего ножа, надеется, что в свете костра не заметно, как зарделись ее щеки. - Знаешь что? - Андреа чувствует на себе испытующий взгляд своей спутницы и наконец решается поднять на нее глаза. - Я покараулю. Спи... И Андреа кажется, будто она и впрямь услышала невысказанное беззлобно-насмешливое "принцесса моя".