Ненависть

Винн Адами знала за собой только один недостаток: она слишком остро всё чувствовала. Если уж любила, то как в последний раз, если ненавидела, то всем сердцем. Говорят, от любви до ненависти один шаг — раньше Винн согласилась бы с этим. Но теперь многое изменилось. В её несчастьях был виноват Анджол Теннан, и только он. На старости лет Винн влюбилась как девчонка. А потом, к сожалению, узнала горькую правду. Под личиной религиозного и во всех отношениях приятного Теннана скрывался заклятый враг — кардассианец. Достаточно было просто принадлежать к этой расе, чтобы заслужить неистовую ненависть и презрение. Никаких иных чувств к подлым захватчикам, грабившим её родную планету в течение полувека, Винн испытывать не могла. Но Теннан оказался не простым кардассианцем, а Тем Самым — комендантом Баджора, формальным главой оккупации. Злом во плоти. Винн становилось противно от воспоминаний, как она раздевалась перед ним, как, смеясь, целовала его, как стонала, когда он входил в неё, грубо прижимая за плечи к измятым простыням. Конечно, она ничего не знала. Была обманута. Над ней посмеялись. Воспользовались. Но разве это её оправдывало? Уже ничто не могло отменить того, что Винн не раз спала с кардассианцем. И того, что ей до сих пор хотелось делать это снова и снова. Теперь Винн понимала, что наличие ненависти вовсе не исключает любви, она была вполне способна любить и ненавидеть одновременно. А мерзкий кардассианец — Дукат — появился в её жизни не просто так. Это стало испытанием: воли, силы, но, главное, — веры. Винн привыкла считать себя правой и непогрешимой. Ведь только такой должна быть Кай — духовный лидер Баджора. Теперь же её уверенность таяла на глазах. Может ли Кай любить врага? Может ли Кай читать запретные книги по его наущению? Где кончается честь и начинается бесчестье? Когда Винн впервые открыла тяжелый переплёт Кост Аморджан, она была уверена, что действует во благо Баджора. Увидев белые чистые страницы, не тронутые пером, она испытала странное облегчение. Словно за спиной мелькнула скользкая тёмная тень — и ушла. Но её личный искуситель был рядом и говорил так складно, что не верить было совершенно невозможно. Он вкрадчиво льстил. Заигрывал. Обещал силу и власть. А ещё — любовь. Бедняга Солбор пытался остановить их. Личный секретарь Винн был первым, кто заподозрил в Теннане корень зла и не побоялся бросить обвинения в лицо хитрому негодяю. Но зёрна были уже посеяны, проросли и принесли плоды, незримо направив руку Винн. Она помнила, как нож для бумаги легко вошёл под лопатку Солбора, на лицо брызнула тёплая кровь, а умирающий булькнул горлом и затих. Непогрешимая Кай убила соотечественника, чтобы защитить обманщика-кардассианца. За это Винн ненавидела Дуката сильнее, чем кого бы то ни было. Именно по его вине она утратила чистоту помыслов, согрешила, запятнала себя. Предала веру и, отвернувшись от Пророков, поддалась на посулы ложных богов. Тогда-то и нужно было всё закончить. Винн направила свой гнев на мерзкую книгу, вспорола ножом чёрный бархатный переплёт, но чужая кровь, просочившаяся сквозь страницы, заставила запретные тексты проявиться. Всё так: тот, кто чист, никогда не сможет прочитать Кост Аморджан. Но они с Дукатом чистыми не были: злобные духи Па уже проникли в их души. Если, конечно, у кардассианца вообще была душа. Возвращаясь мыслями в прошлое, Винн пыталась найти момент, когда следовало отступиться, — но не могла. Любовь и ненависть, терзавшие сердце, окончательно затуманили её рассудок. Решение пришло бессонной ночью, когда утомительная жара пробралась даже под каменные своды древнего храма. Она прижималась лицом к мокрой от слёз подушке. Дыхание сбилось, грудь сдавило, кровь застучала в висках, по спине пробежали мурашки, тело охватила мелкая дрожь. Винн села на кровати, пытаясь отдышаться. Всё, наконец, сошлось и сложилось. Медлить было нельзя. Она спустила ноги на прохладный пол и, не надев туфли и как была, в одной рубашке, вышла из комнаты. В верхней зале храма хранилась Сфера Пророчеств. В трудные минуты выбора все духовные лица Баджора обращались к ней. Винн не знала, почему эта мысль не пришла ей в голову раньше. Видимо, Пророки и впрямь разгневались на свою служительницу. Но сейчас они даровали ей ещё один шанс. Утирая со лба испарину, Винн подошла к богато инкрустированному ящику и, затаив дыхание, открыла створки. Сфера засветилась голубым светом — и вспыхнула, ослепляя. Когда зрение вернулось, Винн поняла, что сидит за столом в своём рабочем кабинете. У высокого распахнутого окна стоял Солбор и любовался закатом. — Бедная Адами, — сказал он, не оборачиваясь. Винн не могла поверить глазам: Солбор выжил! Значит, ей не в чем винить себя. Не сумев сдержать порыва, она бросилась к нему и обняла, устало прислонившись щекой к родной спине. Солбор медленно развернулся, улыбаясь, и Винн встретилась глазами с жестким пристальным взглядом Дуката. Черты секретаря исказились, сквозь них проступили кардассианские гребни и резко очерченная чешуя. За окном вмиг потемнело, наступила ночь. — Бедная Адами, — повторил Дукат, и в его голосе Винн почудилась издёвка. — Я запрещаю тебе называть меня по имени! — взвилась она. – И как же прикажешь тебя звать? — Дукат сморгнул, и, когда веки вновь поднялись, Винн увидела, что зрачки кардассианца стали ярко-алыми. Казалось, в них отражался огонь. Крепкие руки сжали её запястья, не давая отстраниться. — Зови «Ваше Преосвященство», — Винн едва услышала собственный голос: оглушительный гул пламени наполнил комнату. Она оглянулась, но вокруг было всё так же черно. Светились только глаза Дуката. Он медленно наклонился к её губам, и Винн, закричав от ужаса, принялась вырываться из железных объятий. Враг расхохотался, и их обоих вмиг охватил огонь – яркий, обжигающий, страшный. Винн видела, как занялись и вспыхнули волосы Дуката, как истлела её собственная рубашка, а на коже вздулись некрасивые пузыри. — Отпусти меня! — завопила Винн, срываясь на хрип. — Как скажешь, дорогая, — Дукат разжал руки. Она почувствовала, как падает. Вокруг всё ревело и полыхало, внизу под ней разверзлась горящая бездна. От боли и жара подступила дурнота. Охнув, Винн потеряла сознание. Новая вспышка вернула её к реальности. Сфера слабо мерцала во мраке. Винн поспешно закрыла створки и, спотыкаясь, бросилась прочь. Добравшись до кабинета, она забилась в кресло, поджав босые ноги. Картинка была слишком реальной, как и все видения Сфер. Винн не знала, как толковать увиденное. Было ясно, что дела идут хуже некуда. Но Пророки не показали ей пути к спасению. Значит ли это, что спасения не существует? Винн чувствовала себя загнанной в угол. Запретные тексты раскрыли ей секрет могущества, но что, если это ложный путь? Она отказалась от всего, во что верила, — ради чего? Может, кардассианец нарочно ведёт её к гибели? Винн всхлипнула, закусив губу, и неожиданно для самой себя рассмеялась. Всё стало предельно ясно. Её чувства — вот что значило пламя. Любовь и ненависть, сжигающие изнутри, опустошающие душу, ведущие к краю — и за край. Дукат пробудил в ней самые тёмные стороны. Заставил сделать ужасные вещи. За одно это он должен умереть. И он умрёт. Винн села за стол и открыла Кост Аморджан. В голове мелькнуло, что должен быть и другой выход, но она с негодованием отбросила трусливую мысль. Вселенная сузилась до одинокого пятна настольной лампы, до тихого шелеста страниц. Ничто не могло загасить эту ненависть — ничто, кроме мести. Но и её будет недостаточно, чтобы избавиться от любви… Винн зарылась пальцами в волосы, помассировала виски. Кост Аморджан называют книгой Апокалипсиса — и не зря. Раз так, она принесёт в жертву духам Па всё — любимого врага и целый мир вместе с ним. Винн подозревала, что такой финал не входит в планы Дуката. Он наверняка планировал отправить к духам Па свою «дорогую Адами», чтобы единолично заполучить власть и могущество. Но теперь Винн была уверена — этот фокус не пройдёт. Кардассианец ни за что не догадается, что именно она задумала. Запретная книга вернулась на полку. В ней больше не было ничего нового и манящего. Завтра их ждут Огненные Пещеры, пристанище духов Па — там всё закончится. Беспокойство ушло, сердце Винн билось размеренно и точно: ничто в мире больше не имело значения. Лишь её любовь. И её ненависть.