Маламут

      Пронзительная трель дверного звонка прервала неторопливое вечернее чаепитие.       – Мал, открой, – потребовала-попросила Хоро.       Маламут, с сожалением отложив в сторону недогрызенную печеньку, поплелся к двери.       – Вы кого-то ждете? – спросил Антон.       – А ты? – рыжая зачем-то отодвинула в сторону свою чашку и подтянула на ее место розочку с вареньем.       – Да мне как-то некого ждать...       – А ты забавный, – улыбнулась Хоро.       – С чего это вдруг?       Девушка не успела ответить – вернулся Маламут, растерянно ероша свои пепельные волосы. На мгновение застыв в дверях, он затем шагнул в сторону, пропуская вперед невысокую темноволосую девушку, и как две капли воды похожую на нее девчонку лет девяти.       – Привет. То есть, добрый вечер... – Настя как могла боролась со смущением и лишь только мельком смогла посмотреть Антону в глаза. Но в том, что пришла она именно к нему, сомнений не было.       – Добрый, – ответила Хоро. Сам Антон судорожно собирался с мыслями: после их последнего разговора у дома Тамары Алексеевны прошла неделя, и принимая во внимание обстоятельства, он был уверен, что больше ведьму не увидит.       – Привет, – выдавил из себя наконец он.       – Мне нужна твоя помощь.       – Не вопрос... А в чем именно?       – Можно оставить у тебя до утра Кристину? – Настя погладила по плечам стоявшую рядом девочку. И Антон наконец вспомнил, что девушка говорила о том, что у нее есть младшая сестра.       – Можно, – ответила вместо Антона рыжая. – И тебе даже не нужно объяснять, что именно подвигло тебя принять решение оставить свою сестру у полузнакомых людей.       – То есть, вы уже все знаете? – Настя растерянно захлопала ресницами.       Маламут, раскашлявшись внезапно, постучал себя по груди, выравнивая дыхание, и с трудом выдохнул:       – Сарказм, в смысле...       Хоро зачерпнула ложечкой варенье.       – Просто ей нельзя быть сейчас дома, – ответила девушка, сильно смутившись. – Я вернусь за ней утром.       – И заодно в подробностях расскажешь, что там у вас стряслось.       – Хорошо, – согласилась Настя, и прошептав что-то на ухо сестре, быстро выбежала из квартиры.       Девочка, оставшись наедине с тремя незнакомыми личностями, явно чувствовала себя крайне неуютно. Карие глаза с зелеными прожилками не отрывались от пола, руки не вылезали из тесных карманов узких детских джинс.       – И как же, интересно, зовут нашу маленькую гостью? – ласково спросила Хоро, одновременно показывая Маламуту кулак – он чуть было не напомнил, что девочку минуту назад представила ее сестра. «Еще одно слово и отлучу от печенек нафиг!» – ну или что-то в этом роде сверкнуло в ее глазах.       – Кристина... – чуть слышно ответила сестра Насти.       – А меня – Хоро. Но если хочешь, можешь звать меня Таней. – Маламут, – представился ее супруг, так, на всякий пожарный придвинувший к себе по-ближе стопку сахарного печенья. – Или Константин – это если по паспорту.       – Антон, – произнес парень, чувствуя себя довольно неловко.       – Здравствуйте... – Кристина изо всех сил старалась быть как можно более вежливой. Получалось это у нее немного забавно.       – Чай будешь? – Хоро перешла к делу. – С вареньем?       Девочка робко кивнула.       – Есть вишневое, яблочное, клубничное... Но вишневое – самое вкусное, я его на днях сделала.        «А банками с ним забита вся кладовая,» – Антон, в наивности своей спрашивая, зачем Тамара Алексеевна ведрами загружает Хоро вишней, потом трое суток наблюдал, как кухня относительно немаленькой квартиры использовалась в качестве консервно-заготовительного полигона самого строго режима – купорка проводилась самыми ударными темпами с привлечением всех доступных людских ресурсов, то есть его самого и Маламута. Что тут говорить, оба перенесли сильный стресс...       – Ты это, не спрашивай, а накладывай, – Маламут, убедившись, что в его распоряжении находится достаточное количество печенья, рискнул вставить свое слово.       – Без сопливых разберусь.       – Антон, пошли отсюда, а то мы сейчас еще и процессу воспитания помешаем, – подмигнув девочке, парень утащил товарища с кухни.       Оказавшись в комнате Антона, Маламут тяжело вздохнул, с непривычной для него горестной интонацией.       – Извини, – произнес Антон, на всякий случай.       – Смысл извиняться, – отмахнулся тот, и зачем-то очень внимательно осмотрел комнату. – Я сейчас вернусь.       Покинув комнату Антона, он и правда вернулся через пять минут, неся подмышкой два одеяла и подушку.       – Если ты еще не понял: я сегодня у тебя ночую. Ты ведь никого не собирался к себе привести (шутка)?       – Нет... Может, лучше я на полу?       – Отставить стремление пойти на жертвы ради друга – наша (моя и Хоро) сегодняшняя ночь уже накрылась медным тазом. В качестве компенсации будешь меня до рассвета анекдотами развлекать, Казанова...       – Я не знал, что Настя придет, – насупился Антон. – Тем более с сестрой.       – Ладно, не принимай близко к сердцу, – Маламут уже расстилал одеяло в облюбованном для себя углу. – А вообще меня на неделю от секса отлучили – я случайно съел последний кусочек ее шоколадки.       – Новую купи...       – Потому и на неделю, что купил еще одну.       – Тяжко тебе, – искренне посочувствовал Антон.       Еще один тяжелый вздох стал ему ответом. Впрочем, в то, что Маламут так уж сильно страдает из-за заскоков своей любимой, верилось слабо. Он вообще не создавал впечатление человека, подверженного унынию, а если таковое на него и накатывало, то не более чем на пятнадцать секунд – жизнелюбие было отличительной чертой его характера.       – Слышишь? – спросил он у Антона спустя полчаса молчания ни о чем.       – Что именно? – парень, сосредоточившись на окружавших его звуках, отметил про себя много чего, но что именно имел ввиду сосед, так и не понял.       – Хоро мелкой сказку на ночь рассказывает.       – Не слышу... – честно признался Антон.       Маламут перевернулся на другой бок.       – К стене подойди.       Антон, осторожно ступая в темноте по ковру, приблизился к стене, разделявшей его комнату и спальню своих порой не совсем нормальных соседей. А если точнее, необычных – слишком сильно они старались быть похожими на рядовых обывателей, и у них это даже получалось. Но не всегда.       – ...и жили они долго и счастливо, – приглушенный голос Хоро стал слышен довольно отчетливо, вот только он, судя по всему, уже опоздал.       – Я такой еще не слышала, – голос Кристины был едва различим. – Расскажи еще.       – Ты же спать только что хотела!       – Ну пожалуйста...       – У меня осталась одна, и она очень страшная.       – Вы говорили только что, что много сказок знаете.       – Для каждой сказки есть свое время. Время одной уже случилось, а похожую я рассказывать не хочу.       – Поэтому хотите рассказать страшную? Как она называется?       – Сердце Николетты.       Скрип половиц над головой Антона отвлек на секунду от диалога за стеной – кто-то из соседей сверху то ли страдал бессонницей, то ли только собирался отойти ко сну. А после пришло понимание того, что кроме своего собственного дыхания не слышно больше ни единого звука, кроме тех, что должны донестись из комнаты, в которой происходит своего рода священнодейство. Сказка на ночь – у нее свое, особое время...       – Мне нравится!       – Ну тогда слушай, – интонации в голосе Хоро изменились, неуловимо, но камень, дерево, пластик и бумага не могли помешать заметить эту крохотную метаморфозу. Всего три коротких слова, и слушатели, вольные и невольные, ощутили себя на пороге чего-то волнующего и завораживающего, и вот-вот мир по ту сторону реальности примет их в себя, чтобы показать... все, что доступно воображению.       – Давным-давно, в одной далекой стране, совсем небольшой, крохотной даже, в которой были одни только высокие горы, зеленые долины и дремучие-дремучие леса, жил молодой охотник по имени Клаус. Каждый день он отправлялся в лес у подножия горного хребта, чтобы обойти свои охотничьи угодия: проверял силки для кроликов, искал следы оленей и косуль. Добыча его редко была богатой, но для сытой жизни хватало, да и на продажу в город всегда что-то было. Одним словом, жил Клаус без особых забот, хранил как зеницу ока дедовский мушкет и славился среди прочих охотников меткостью и отвагой. И так уж случилось, что забрел он однажды в одну темную чащу, в которую до этого дня еще не ступала нога охотника. И повстречал там волчицу с необыкновенной, серебряной шерстью.       Недолго раздумывал молодой человек перед тем, как нажать курок, и свинцовая пуля поразила дивного зверя в самое сердце. Серебряная волчица погибла, даже не успев обнаружить убийцу, и Клаус похвалил себя за первоклассный выстрел. Приблизившись к своей добыче, извлек из ножен охотничий нож – чтобы снять со зверя чудесную шкуру. Но едва сталь коснулась тела волчицы, как страшная, дикая боль пронзила тело охотника, и он, не сумев с ней справиться, завыл, словно дикий зверь.       Причины была проста: серебряная волчица была дочерью Луны, свет которой наделил зверя особыми, волшебными свойствами. Клауса, осмелившегося к ней прикоснуться, поразило страшное проклятие, и суждено ему было отныне самому стать зверем, только безумным и кровожадным, чтобы сеять боль и отчаяние среди людей.       В своем новом обличье черного полуволка-получеловека Клаус вернулся в родной город – днем, при солнечном свете. И залил его кровью родных, друзей и знакомых. Люди гибли один за одним, не в силах остановить чудовище, потому что огонь и сталь были против него бессильны. Истребив всех, он вернулся в рощу, где лежало тело серебряной волчицы, и выл подле него, утратив все человеческое.       После Клаус выходил на охоту лишь ночью, и каждый раз его клыки и когти уносили жизни десятков людей.       Король той страны, узнав о напасти, сначала созывал сотни опытных охотников, чтобы они убили чудовище, но бесполезно – они гибли, не сумев его даже ранить. Потом были посланы войска, но и они бежали, оставив едва ли не тысячу погибших товарищей. Все, абсолютно все было бесполезно. И тогда король обратился за помощью к своим придворным чародеям и алхимикам.       «Колдовство бессильно, – ответили они, – чудовище черпает свои силы из темной ярости самой природы, ополчившейся против человеческого существа».       Разгневанный король велел тогда казнить бесполезных подданных, чья искушенность в тайных искусствах не смогла принести никакой пользы, но последний из них, уже на плахе, неожиданно закричал: «Мой король, на самой границе ваших владений, в проклятом лесу, живет старая слепая ведьма. Позвольте мне отправиться к ней и спросить совета! Может, она знает способ остановить монстра».       Король прислушался к совету чародея, но к ведьме поехал сам, переодевшись простым охотником. Путь его был легок и безопасен, и приняв это за добрый знак, монарх без страха постучался в ветхую дверь покосившейся хижины.       Открыла королю невероятно дряхлая старуха, и выслушав его просьбу, подвела к большому зеркалу, в котором не отражалось ровным счетом ничего. «Не ведаю я, как помочь вам в вашей беде, но через это зеркало можно обратиться к могучим силам, которым известно все об этом мире,» – произнесла она скрипучим голосом. И стоило королю приблизиться к черной раме, как замогильный голос начал шептать: «Тщеславный охотник убил серебряную волчицу, которая рождается раз в тысячу лет, и лишь вторая такая сможет снять с него проклятие».       «Но мы не можем ждать тысячу лет!» – едва не плача, вскричал король.       «Тогда оставьте эти земли – зверь не последует за вами. Или же...»       «Что, что мы можем сделать?»       «Найдите человека, которого зверь даже в своем безумии отказывается трогать – только его рука сможет сразить вашего губителя».       Послушавшись совета, король немедленно начал поиски. Старая ведьма помогла ему в этом, указав на девушку из одной крохотной деревушки, Николетту. Была она невестой Клауса, и как выяснилось, лишь ее дом обошли кровавые когти чудовища. Но как заставить хрупкую юную девушку, вчерашнего еще ребенка, начать охоту на бессмертное чудовище? Да еще и ее любимого, которого она даже после всех его злодеяний продолжала искренне жалеть. Советники короля нашли выход: когда Николетта оставила свой дом на пару дней, на ее семью прямо в доме спустили самых больших и злобных псов, создав видимость того, что это Клаус утратил остатки своей души и решил оборвать последнюю ниточку, связывающую его с человеческим прошлым.       Николетта, когда вернулась, поверила своим глазам и рассказу соседей, запуганных солдатами короля. Сердце ее молчало. Сняла со стены мушкет отца и отправилась в лес, туда, где видела порой черный силуэт своего возлюбленного. И встретив там его вновь, одним-единственным выстрелом поразила в самое сердце, так, как еще ни один охотник до этого.       Пуля остановила сердцебиение того, чьи осколки сознания еще тлели в глубинах звериного разума. А потом монстр вырвал пораженную плоть и растоптал, оставив в своей груди громадную дыру. Черное зеркало солгало: чудовище не только не погибло, но даже стало сильнее и больше, а безумие в его глазах стало пылать ярким красным пламенем. И очень скоро королевство почти полностью обезлюдело: все, кто не был съеден зверем, бежали прочь со своих земель. Конец.