Серо-голубые мечты

Всего-то за краткий период времени, но такой печальный и одинокий, Рождество стало для Цуны грустным праздником. Раньше она с Шоичи и Спаннером отмечала его за компьютером, участвуя в рождественских ивентах в онлайн-играх, или же они гуляли по Намимори, наслаждаясь красивым убранством улиц. Теперь же всё стало иначе. Цуна мазнула взглядом по Ламбо, которая и вела машину. Подруга выглядела не лучше. Рождество — семейный праздник. Но что делать, если часть твоей семьи больше не с тобой? — Ты уверена? — В чём? — спросила в ответ Цуна. — Что хочешь… так, — поджав губы, вздохнула Ламбо. Савада просто кивнула. Бовино никак это не прокомментировала, но никакие слова бы и не смогли передать то, что они чувствовали по отношению к тем, кто больше не с ними. Подъехав к торговому центру, девушки покинули автомобиль и занялись тем, за чем и приехали: закупаться к Рождеству.

***

Летний домик, который формально и буквально являлся виллой семейства Скайрини-Савада, блистал, радуя глаза и сердце. Как и положено, последние дни до Рождества проводилась генеральная уборка, буквально каждая пылинка была смахнута с комода или стола. Всё сверкало. Во дворе, прямо за воротами, стояла шикарная ель, украшенная от макушки до нижних ветвей гирляндами и ёлочными шарами. Веранду и вход венчали венки и колокольчики, а над дверью висела веточка омелы. Большинство членов семьи уже обреталась в доме и ждала тех, кто должен был подъехать. Наконец, с улицы донёсся визг тормозов и автоматические ворота стали отъезжать в сторону, пропуская прибывших. Цуна, как хозяйка дома, вышла на крыльцо, и только-только вылезший из салона машины Занзас обомлел: его жена в тёмно-синем платье с белым воротничком, одновременно стильном и простом, стояла, ожидая его. С её шикарными короткими волосами, чуть вьющимися на концах, она выглядела как фея, сошедшая со страниц книги о волшебстве. Игнорируя смешки Скуало и своих офицеров, он, опьянённый её видом, быстрым шагом пересёк двор и заключил её в объятия, жадно целуя губы. Со стороны подчинённых и тех, кто находился в доме, слышался одобрительный свист, а всё потому, что пара целовалась под омелой. Наконец, все соизволили двинуться в дом. У стен стояли хрустальные олени, а на стенах ютились эльфы и подвешенные носки. Нарядное Рождество, нарядный дом под стать ему. Праздничный стол уже ждал всех в гостиной. Складной, в разобранном виде он был огромным. В своё время он обошёлся хозяевам в круглую сумму, но оно того стоило. «Рождество отмечай с семьёй, а Новый год — с кем хочешь», как говорится в Италии. Места должно хватать всей семье. Среди присутствующих были и те, кого, пожалуй, назвать семьёй можно с натяжкой — Юни Джильо Неро, или Нана, которая в день похорон Акихито отреклась от своей дочери, но под Рождество все разногласия были опущены. В одиннадцать, за час до наступления Сочельника, все уже прибыли. — Синьора Цуна… — Юни неуверенно покосилась на пустое место рядом с собой, но, тем не менее, накрытое на одну персону. — У нас тут лишние тарелки… — Верно подмечено, — кивнул Хаято. — Их стоит убрать? Во главе стола сидела опустив лицо Цуна, и, к удивлению присутствующих, места по правую и левую руку были пусты, а Занзас, удивлённый, был посажен уже дальше. — Нет, ничего лишнего нет на этом столе, — вместо Цуны подала голос Ламбо. На столе ютились блюда согласно поверью: среди запечённого с картофелем ягнёнка, индейки, артишоков и всего прочего, что следовало есть уже по наступлению 25 декабря, в Рождество, рыбные блюда: капитоле — запечённый с икрой угорь и паста с морепродуктами. Среди гостей было много итальянцев, и стол ревностно накрывался с учётом традиций. Четыре лишние тарелки, столовые приборы и стулья. И собачья миска на полу. Вот, что выделялось. Цуна вскинула голову. — Почившие в мир иной всё равно остаются нашей семьёй, — твёрдо отчеканила она. — Они имеют полное право быть с нами в Рождество. Нана, не сдержавшись, расплакалась, поняв: два места принадлежат любимым сыну и мужу. Юни грустно провела рукой по пустому месту, где должна была сидеть Ария. Занзас, нахмурив брови, переводил взгляд то на жену, то на стул, где мог бы сидеть его приёмный отец Тимотео. Цуна помнила обо всех ушедших из их семьи, даже о своём щенке. — Кхм! — нарушил всеобщие стенания Скуало. — Предлагаю выпить на этой почве. И его неожиданно рьяно поддержала вся семья. Бельфегор и Мармон так, чтобы никто не видел, тайно сделали ставки, чем всё в итоге закончится. Сочельник уже проходил не так, как заведено, и под шум, петарды и свист, пугая местных петухов и живность на фермах. Роскошная вилла очень выделялась в этих спокойных местах. В «живых» под конец празднования оставалось всё меньше и меньше, пока не остались самые стойкие. Занзас увёл грустную Цуну к ним в спальню. В гостиной под самый конец остались немногие. И, как заведено, сюрпризы начались только тогда. Порядком подвыпивший Хаято едва ли не хвостом вилял перед тихо посасывающей коктейль Ламбо. Офицеры Варии с интересом наблюдали за рождением новой пары. — Ламбо, ну какого ж чёрта?.. — повиснув на подлокотнике кресла, выл Хаято. — Ну нельзя же так динамить хороших парней! — Ты пьян, — фыркнула Ламбо, пряча улыбку за краями стеклянной тары. Хаято постучал кулаком по груди. — Но чувства-то не по пьяни рождены! Я влюбился в тебя уже даже когда увидал грязную, осунувшуюся в камере! Ты и тогда была прекрасна! Варийцы даже притихли, а хрустящие купюры так и остались зажаты между пальцев. Хаято стоял на коленях перед Ламбо и выглядел отчаянно, вполне себе искренне. — Если заплатите, то устрою вам незабываемое признание, — вклинился в происходящее Мармон. Точно фокусник, фирменным движением, он выудил из-под своей хламиды ту самую веточку омелы, под которой яро целовались Занзас и Цуна. — Ши-ши-ши, а кто-то времени даром не терял, — не мог не похвалить Бельфегор. — Само собой! — гордо выпятил грудь Мармон. Ламбо, к неожиданности офицеров, встала с кресла и, выудив чековую книжку, вписала в нужную графу сумму и протянула чек Мармону. Иллюзионист оценивающе осмотрел его и согласился на сделку. Ламбо, получив в руки ветку омелы, подошла к Хаято, всё ещё стоявшему на коленях. Смачный чмок варийцы одобрили, а кое-кто ещё и компромата наделал на будущее. Правда, Хаято достаточно быстро выдохся и заснул. — И что будешь с ним делать? — хохоча, спросил Скуало. — А вот пока не вспомнит, — процедила сквозь зубы Ламбо, — буду делать вид, что ничего и не было. Я подожду, пока на него озарение снизойдёт. — Ты так уверена, что он не вспомнит ничего утром?.. — Да, — грозно пробормотала Ламбо. Хаято отбуксировали наверх. К своему облегчению Скуало остался один. Это был повод отдохнуть. Прихватив бутылочку вина Sassicaia и бокальчик, рождественской ночью Скуало выбрался на веранду подумать о вечном под ароматное-пряное. Выйдя, он налил себе вина и, чуть пригубив, стал созерцать звезды, приобщаясь к высокому, и тут послышались ему характерные такие стоны. Недоверчиво прищурившись, он поднял голову и определил, откуда доносятся звуки: небезызвестная спальня хозяев виллы. — Вра-а-ай! — печально взвыл Скуало. — Даже побухать спокойно нельзя в Рождество — эти опять трахаются!