Любви... Не существует?..

- Любви не существует, - всегда говорила Малифисента.       Она была немного не права. Любовь есть - это любовь родительская. Только родители любят своих чад столь сильно, что любовь эта может разбить все чары. А есть еще многочисленные увлечения, которые так легко принять за любовь. Бывает, человек просто страстью одержим, а бывает, его манит тайна другого, или он просто ставит себе цель завладеть кем-то, а достигая оной, утрачивает всякий интерес. Да, люди на эмоциях объединяются в семьи и рожают детей, но тут их тоже ведет не любовь - тут вмешивается родительский инстинкт. И вот здесь и проявляется любовь в чистом виде - настоящая любовь родителя к ребенку, - и то, не всегда. Бывает, людям и вовсе плевать на своих детей, а иногда чужих они любят, как собственных. Так произошло и с Малифисентой, хоть она и не человек, а фея. Но феи - они так похожи на людей. Нет особой разницы.       У нас, воронов, все совсем по другому. Вот уж у кого понятия "Любовь" не существует вовсе. Есть голимый родительский инстинкт, и холодная страсть к самке, которая угасает, едва только она согласится высиживать ваши яйца. Конечно, потом нужно заботиться о ней и птенцах, но это входит в твои немногочисленные обязанности отца: накормить, защитить, научить летать. У ворон все это идет на более сложном подсознательном уровне, но расстаются они с птенцами не менее легко, нежели самцы. То есть, в нашем мире нет даже привязанности как таковой. Потому я был согласен со своей хозяйкой. Любви не существует. Нет ее - и точка.       Аврора обрушила первую стену, что так крепко держала мое убеждение в том, что любви нет. Заботясь о ней, я чувствовал странное тепло, какое не проявлялось даже когда я кормил собственных птенцов. А потом я почувствовал еще и трепет - вовсе непонятное для меня чувство. Просто страшно было, что эта малышка упадет из своей колыбели, ушибется и заплачет, роняя прозрачные слезинки. Росла она не так быстро, как птицы, и за это время я окончательно привязался к ней. Видел ее почти каждый день, оберегал ее, развлекал. "Красавчик!" - ласково говорила она, гладя своими пальчиками мои черные крылья - и мне было так приятно и радостно, что я сам себя не понимал. Тогда я познал человеческую привязанность, ни на чем не основанную, - Малифисенте я был благодарен за спасение, и моя преданность к ней корни взяла отсюда, но Аврора ничего для меня не сделала: просто привязан я к ней, и непонятно, из-за чего, - тогда же и признал ее, потому что настоящим вороном себя я давно считать перестал, а оставаться птицей, когда ты уже не совсем птица - как минимум глупо. Обломки этой стены распинала сама Малифисента, сняв с девушки заклятье любовью материнской, самой сильной. Тогда я признал и ее существование, окончательно теряя психику ворона.       Чуть позже, когда только-только успокоились волнения в связи с объединением королевств, я начал замечать, как поглядывает Филипп на Аврору - с едва заметным хитрым прищуром, чуть прикусывая губу. Тогда я признал и человеческую горячую страсть, и грязную похоть, но вот что меня удивило больше всего - я познал жгучую ревность. Никогда у меня не было мысли о том, чтобы Аврора стала моей! Человек и ворон?! Что за чушь! Но глядя на плавно танцующих Аврору и Филиппа сердце начинало обливаться раскаленным металлом, а Малифисента пораженно смотрела на сверкающую зеленую пыль и появляющиеся на моих висках и руках перья.       Тогда я понял, что привязанность моя к Авроре столь сильна, что не подкрепляясь ни страстью, ни интересом приковала меня к ней цепями. "С этим надо что-то делать", - решил я и с позволения хозяйки отбыл на недолгосрочный отдых.       Два с лишним дня я спокойно провел, пробуя новую примочку от Малифисенты, что позволяла мне по своему желанию обращаться из ворона в человека - только на расстоянии это сжигало не в пример больше ее сил, и я был аккуратен. Но лишь два дня я и прожил нормально: потом мой разум заполонили глупейшие предположения о том, что там происходит в мое отсутствие. То Филипп силой делал Аврору своей, то она - от чего я становился почему-то особенно подавлен, - сама соглашалась принадлежать ему, а то мне вовсе представлялось, как я возвращаюсь домой под свадебные фанфары. Эти дурацкие мысли заполонили мою голову целиком, не давая мне расслабиться. Птичье естество кричало о глупости и абсурдности этих фантазий и говорило, что я вообще должен наплевать на все это и наслаждаться отпуском, но нечто человеческое, что засело во мне еще когда хозяйка в первый раз обратила меня, изнывало и маялось без Авроры, продолжая посылать в мозг гадкие мысли. Этот бред будил меня по ночам и мешал есть, и буквально через неделю я вернулся обратно, хотя выглядел в конец измотанным, нежели отдохнувшим. Спустя еще две бессонных ночи я все же принял и свою ревность - хотя оправдать ее чем-то логичным так и не смог. Так мощную трещину дала и вторая стена, что держала мое убеждение.       Зашатало ее, когда я ни с того ни с сего попросил Аврору научить меня танцевать вальс. Она лишь удивленно хлопнула своими пышными черными ресницами и тут же назначила мне завтра встречу, а я только оказавшись около хозяйки понял, что сделал, и пришел в полное замешательство. Малифисента же почему-то смотрела на меня крайне заинтересованно и потирала подбородок, приговаривая: - Интересно, интересно...       Новые трещины по стене побежали, когда я на следующий день устроил хозяйке чуть ли не истерику по поводу того, как глупо и некрасиво я выгляжу в своем черном плаще. Малифисента лишь пораженно смотрела на то, как я, то каркая, то крича, махая руками с маленькими перышками на костяшках и то и дело тыкая в нее пальцами с длинными вороньими когтями, диктую ей фасон нового наряда. Таких больших глаз у нее я не видел еще никогда, хотя пережили мы с ней немало. В общем, хозяйка дала мне подзатыльник, наколдовала обычный черный фрак и отправила танцевать.       Аврора была как всегда очаровательна, и я сдуру ляпнул это вслух. Птичье естество внутри тут же с боевым кличем кинулись клевать мой мозг и срать на сердце, но заткнулось, когда ее щеки чуть заалели, а сама девушка взяла меня за руки и повела в центр освещенной солнцем площадки.       Этот день я вообще запомнил как-то странно: когда хозяйка спросила, что было, я не мог выдавить ни "бе", ни "ме", а в голове запечатлелся каждый взгляд ее прекрасных голубых глаз, каждое слово, сказанное нежным голоском, каждое ее плавное движение и каждое прикосновение ее нежных рук к моей холодной коже. К тому же, я так и не научился нормально танцевать вальс, и продолжить Аврора обещала завтра, отменив при этом их с Филиппом танец, что они всегда танцевали по четвергам. При первой же возможности я подошел к принцу и вдруг показал ему язык, после чего экстренно ретировался от ошарашенного юноши, бешено махая крыльями. Что на меня нашло, я так и не понял, но внутренний ворон продолжал красноречиво расписывать, как взрослый мужчина подходит к мальцу и, словно карапуз, показывает ему язык, сразу после этого сбегая. Стыдно было перед самим собой за такое поведение, но что-то внутри злорадно хихикало и хлопало в ладоши. Эту ночь я тоже почти не спал - наблюдал, как рушится вторая стена и все пытался безуспешно разобраться в самом себе.       Аврора обеспокоилась моим внешним видом и хотела было отправить меня отсыпаться, попутно извиняясь за столь раннее время занятий, но я тут же заверил ее в том, что бодр, красноречиво зевая. Девушка лишь с улыбкой покачала головой, снова беря меня за руки и кивая небольшому оркестру.       Танцевали мы до вечера, прервавшись лишь на совместный обед. Мы разговаривали на самые разные темы, смеялись о чем-то, я пугал ее, ни с того ни с сего обращаясь в ворона, а она потом заливисто хохотала. День был чудесный, но как бы я не спрашивал себя, чем он такой особенный, ничего вразумительного самому себе я ответить не мог. Лишь робко шептала человечность: "Она была рядом...", но ее тут же заклевывал мой ворон. Должен признать, этот бой между ними меня основательно вымотал...       Вторая стена рухнула на следующий день, когда при встрече Аврора вдруг обняла меня. Сердце обдало мощным жаром, руки стали такими холодными, что едва не хрустнули, как ледышки, когда я соединил их за ее спиной, а дыхание вообще почему-то сбилось. А она отошла и засмеялась, глядя на меня. Да, я бы тоже засмеялся, если бы увидел мужчину с красной физиономией, круглыми глазами и торчащими в разные стороны черными перьями на висках и скулах - только если бы это был не я...       В этот день Филипп за ужином сделал Авроре предложение. В тот момент мне казалось, что я сейчас свалюсь под стол и умру. Просто умру от переизбытка самых противоречивых чувств. А над столом повисла такая мертвая тишина, какую не на каждом кладбище услышишь - уж я-то знаю, о чем говорю. Аврора просила подумать до завтра, а я поборол желание опять показать принцу язык и ушел, не дождавшись десерта, ссылаясь на срочные дела - благо, хозяйка подыграла мне.       Человек, ворон, привязанность, ревность, внезапно проявившаяся страсть, какой-то страх и все новые фантазии о предстоящем будущем - все смешалось в один большой и непонятный комок, который заполонил голову и сдавил сердце. Обрывки воспоминаний - совсем недавних и уже посеревших от времени, - то и дело всплывали перед глазами. Комок внутри начал метаться. Я запутался. Совсем запутался. Любви ведь... Не существует?.. Тогда что происходит со мной?.. Что?       Малифисента нашла меня в кресле, пялящегося пустым взглядом в стенку и обнимавшего полупустую бутылку вина. Она тут же дала мне подзатыльник, прошипела что-то про недостаток серого вещества и пинком выгнала меня из наших покоев со словами: "Крылья есть - лети!". Что она имела ввиду - я не понял совершенно, но на всякий случай обратился вороном и полетел - в облет вокруг бывшей границы.       Вернулся я через час, когда алкоголь уже выветрился из головы. Идя до наших дверей, я понимал, что третья, последняя стена моих убеждений рушится. Рушится буквально на глазах. Пустым взглядом я смотрел вдаль и медленно топал по коридору, и собираясь завернуть к нашим дверям вдруг наткнулся на Аврору, что нервно дергая рукав стояла около них. Наверное, она хотела услышать совет от своей крестной и боялась разбудить ее в столь поздний час. Я вздохнул, но в сумрачной тишине это действие оказалось достаточно громким, чтобы Аврора услышала меня. Она вздрогнула, развернулась и закусив губу, странно посмотрела на меня. - Не волнуйся, хозяйка навряд ли спит, можешь проходить, - полузадушенно произнес я, делая шаг назад - не стоит им мешать. - Диаваль! - вдруг окликнула она меня и я замер. - Я... Я... С тобой... Поговорить хотела... - К концу этой реплики ее было едва слышно, а щеки ее стали такими красными, что мне стало совсем не по себе.       Аврора сделала два шага, подходя ближе ко мне, замерла, на шаг отступила. Нерешительно взглянула мне в глаза, часто задышала, от чего ее пышная грудь вздымалась и опадала. Снова закусила нижнюю губу, прерывисто вздохнула и вдруг кинулась ко мне на грудь, обвивая шею тонкими руками. - Ах, Диаваль, ну что мне делать?! Не знаю я, хочу я за него замуж или не хочу! Тетушки-феи говорят, что принц - завидная партия, что королевства можно объединить и сделать сильнее наш дом!.. А я... Я ведь правительница, должна думать о государстве... И он не сделает мне ничего плохого, вижу, любит он меня, но... Ах, Диаваль, ну что же мне делать?!.. - Девушка уткнулась мне в ключицу и всхлипнула. А я... А что я?.. Что мне ей сказать? Неосторожным словом разрушить ее счастье или самому потом мучиться?.. Третья стена зашаталась и пошла новыми трещинами. Я зажмурился и до крови прикусил губу. Что?.. - Ты... Ммм... Он будет... Хорошим мужем тебе, Аврора... - На последнем слове голос мой дрогнул и сердце болезненно заныло. Ворон и человек?.. Что за чушь... Принцессы выходят замуж за принцев, а не за запутавшихся оборотней...       Аврора вздрогнула и отшатнулась от меня. В глазах ее было столько боли, что я испугался, чем же я так задел ее. Девушка отошла от меня еще на несколько шагов, по щекам ее потекли слезы и она помотала головой, закрывая ладонями глаза. - Не этих слов я ждала от тебя, Диаваль, ох, не этих... - Аврора судорожно вздохнула и развернулась, чтобы уйти.       У меня перехватило дыхание, казалось, что вылили мне на плечи ведро студеной воды. Голова закружилась, я, шатаясь, сделал несколько шагов к ней на встречу. Обнял ее вдруг со спины, прижимая к груди хрупкое, содрогающееся в рыданиях, тело. - Не хочешь ты замуж за принца... Захочешь ли за простого ворона?.. - Прошептал я ей на ухо. Сердце гулко ухнуло, мне перехватило дыхание. Стена накренилась и задрожала.       Аврора всхлипнула и развернулась ко мне, глядя заплаканными голубыми глазами в мои черные. А потом вдруг подалась вперед, прижимаясь своими розовыми пухлыми губками к моим холодным тонким губам. И рухнула с громким грохотом последняя стена, забилось яростно сердце, воспевая песнь о любви. Вот она, любовь! Вот она!       А сзади скрипнула тихо дверь - любопытна моя хозяйка, любопытна и очень добра, хоть и не верит в любовь...