Сложности расстояния

Она такая простая. Глупышка. Сама наивность, ей-богу. Когда она пыталась прибежать ко мне, со штукой в кармане и ветром в голове, зимой, за четверть земного шара, через кошмар украинской революции, через тайгу, глухомань и холод моей широкой, почти безлюдной страны… Я думал, что с ума сойду. Это вам не стандартный авиарейс за тридцать штук, и даже не автостоп. Какой идиот будет кататься по России таким способом, подбирая людей по дороге? Ну вот куда она, без денег, без документов, без связей, маленькая и невинная попадет? Да разве ко мне? До ближайшей подворотни, а там – в реку, катясь по склону берега. Я думал, что тогда страшнее быть ничего не может. Думал, что ее обязательно изнасилуют, оставят без горстки денег и клочка одежды, где-нибудь за мусорным баком, как котенка. А затем и местные бомжи ее оттуда выпрут. Когда все более-менее успокоилось и я перестал пить успокоительное, я впервые посмотрел новости, ранее держа их на слуху и просматривая статьи в интернете. Тогда мне не нужно было слушать то, что говорили продажные и честные репортеры. Я просто увидел то, что творилось между этими горящими покрышками и грязными палатками. Здесь ты хотя бы знаешь, что с ней и куда она идет. Но все-таки хуже всего этого, хуже революции, невозможности отправить посылку, которую ты собирал ей год, или деньги, чтобы она вернулась домой, хуже осознания того, что она в относительной безопасности – это когда ты вообще понятия не имеешь о том, где, как и с кем она, и даже тому пьянице, что угостил ее водкой и подстилкой на вокзале ты будешь благодарен по гроб жизни. Хотя благодарен ты будешь, конечно же, тем, кто сдал твою девочку ее покровителям, которые забрали ее домой, как бы она не сопротивлялась. Сложно описать весь ужас момента, когда ты осознаешь, что крепкая цепь с однозубым декоративным якорьком на твоей шее, которая ей так нравится и которую ты считаешь чем-то особенным для вас обоих, рвется, как только ты всего лишь поднимаешься с кресла, не чувствуя никакого тормозящего движения, а замечая лишь тихий звон спавшего якорька, который лежит на полу. Хотя буквально вчера в скайпе ты демонстрировал прочность этой цепи своей девочке. И не понимаешь, то ли не стоило ее вчера так тянуть, то ли… В виду своей причастности к символизму пытаешься убедить себя, что с девочкой все хорошо, вот сейчас только позвонишь и узнаешь, как у нее дела обстоят... Но через энное количество звонков, запнувшись на восьмом(?), ты понимаешь, что что-то не так. Понемногу надежды крошатся и трескаются, с противным жжением стекая вниз по каменному лицу. И пусть это всего лишь твои накрутки, но интуитивно ты боишься всего, что с ней может случиться. Точно так же ты себя накрутил и по поводу жутко неприятного чувства, которое охватило тебя на бытовом моменте: перед мытьем посуды ты снял кольцо, которое купил в память о ней, чтобы никто не приставал. Нехорошее чувство, совсем-совсем. Раньше такого не было. Расстояние между нами больше, чем между мной и Москвой. Иногда я ненавижу свою страну за ее размах и менталитет, хоть и являюсь при этом ярым патриотом, который за нелюбовь к рашке почти бездумно дает в рыло. Но вот когда твоя девочка пропадает, а ты не можешь ни дозвониться, ни достучаться ни в одну из соцсетей типа вконтактика или лайна… Тогда ты начинаешь молиться о том, чтобы она просто-напросто тебя разлюбила, а не попала в аварию или типа того, хотя ты первым делом просмотрел все новости в сети о ее районе\городе\крае. Каждый раз при виде красочных заголовков типа «Смерть на автостраде ***» или «Найден труп…» грудь перехватывает изнутри и отпускает лишь тогда, когда ты замечаешь дату записи или возраст пострадавшего. Стыдно признать, но становится немного легче. Прискорбно, но толика облегчения в этом есть. А самое замечательное после всего этого – это тот момент, когда наконец получаешь смску, где из всего текста ты осознаешь только «я скоро появлюсь». Знаешь, что не в живую, но хотя бы так.