Не мое. Не для меня
27 июня 2014 г. в 02:28
- Милый, у тебя все в порядке?
- Да, конечно, мам, - киваю я так, словно она может меня увидеть. – У меня все прекрасно.
- А ты нормально питаешься? Бабушка очень переживает.
- Мам, - закатываю глаза, останавливаясь на тротуаре, чтобы пропустить проезжающую машину. – Я ж готовить умею, если ты забыла. Стирать, к слову, тоже. Так что не бойся – я не голодный и не грязный.
- А учеба твоя как?
- Тоже все в порядке. Сегодня за лабораторную высший балл получил… - я половчее перехватываю телефон и поправляю лямку рюкзака. – А вы там как? Как ба? Как ее суставы?
- Немного получше – сейчас погода на редкость сухая… Она скучает по тебе, котенок. И переживает сильно.
- Ма-ам… - останавливаюсь на крыльце магазина. - Я тоже по вам скучаю. И обязательно приеду на Рождество. И мы снова напечем кучу печенья и потом будем его есть! Сделаем в этом году елочки в глазури?
- И еще ангелочков, - по голосу чувствую, что мама начала улыбаться. Это хорошо - не люблю, когда она грустит. – Ладно, котенок, не буду тебя отвлекать – позвоню завтра.
- Ма, давай лучше я сам тебе позвоню.
- Еще чего, будешь деньги тратить! – сурово говорит она. – Кстати, я тебе в конце недели на карточку немного закину.
- Мам, не надо, у меня еще остались деньги от дедулиного вклада!
- Вот и не трать их! – категорично заявляет мама. - Они тебе еще понадобятся! Ладно, милый, давай, еще созвонимся… Мы тебя любим, солнышко! Кстати, - спохватывается она, - ты не забываешь тепло одеваться?
- Нет, мам не забываю, - я толкаю плечом дверь магазина и, улыбнувшись и кивнув стоящему за кассой мистеру Раджу в ответ на его: «Добрый день, Доминик!», иду вдоль полок с продуктами, прикидывая, что бы сегодня приготовить на ужин – может, рис с овощами? Или рулетики из индейки с черносливом сгоношить?
- И не забывай шарф повязывать - у тебя же горло!
- Мам, я не забываю, честно. И шапку тоже надеваю. – Иногда, потому что терпеть не могу, как после нее торчат мои волосы - в диком беспорядке. Но об этом маме знать не надо.
- Молодец, котик. А как у тебя с соседом?
- Все отлично, мам. Вот, сегодня моя очередь готовить ужин.
- Что планируешь приготовить? – деловито интересуется она.
- Омлет с ветчиной, грибами и сыром, - отвечаю я, кладя в корзину упаковку яиц. Молоко у меня, вроде, еще есть… Если его не выпил мой дорогой сосед.
- Не забудь белки взбить отдельно от желтков, - советует мама.
- Да, я помню, как ты меня учила.
- Умничка моя! Ну все, не буду тебя отвлекать! Пока!
- Пока, мам! Бабушку целуй!
- Обязательно! А ты Мэтту привет от нас передавай! - говорит она и отключается.
Я засовываю телефон в карман и принимаюсь более детально рассматривать полки с продуктами, соображая, что же еще мне надо купить. Так, яйца, шампиньоны, а сыр и молоко, как я уже говорил, у меня есть. Вернее, были с утра. И, надеюсь, что все это на моей полке и осталось, а не было сожрано моим соседом, на чьей полке в холодильнике из продуктов в наличии только банки пива. И отношения с которым у меня… я бы сказал, что неровные. КРАЙНЕ неровные. С того самого дня, когда я утром увидел на кухне ошметки макарон – можно было бы просто сказать, что он не любит такое, а не заляпывать стенку – и сорванные с окна гостиной занавески. И, в общем, к данному моменту ровнее они не стали. «Уйди, дебил», «Какого х..я ты тут расселся, Гарри Поттер хренов?», «Смойся с глаз, чмо» - мой дорогой сосед отнюдь не дипломат в своих выражениях. Хотя, справедливости ради стоит заметить, что одну фразу он все же говорит без нецензурной лексики: «Гони деньги за аренду, Ховард!».
И я бы мог, конечно, сказать, что это все меня так сильно угнетает и удручает, и что я плачу от этого по ночам в подушку, но нет – мне нормально.
Не обращать внимание на его беспрерывную ругань я научился уже на второй день – просто переключаю на край слуха неясным фоном, да и ругается он, если честно, только когда бывает дома – то есть, очень редко. Хамские манеры и привычка ходить нагишом по дому меня тоже мало волнуют – как-нибудь я расскажу вам про троюродного дядюшку Гилберта: тот, когда его окончательно прибрал к рукам маразм, еще не то творил – Беллами хотя бы не пытается сэндвич из ботинка и мыла сделать. Вроде бы. Вот редкое его свинство реально раздражает, но и тут - свинячит он только, когда дома. И не спит. Что тоже бывает довольно редко.
Но, конечно, все эти подробности наших с ним взаимоотношений не надо знать ни маме, ни тем более ба. По той простой причине, что они безумно меня любят – так же, как и я их. И потому что волновать их и видеть огорчение на их лицах - самое последнее, что я хочу видеть в жизни. Насмотрелся один раз – до сих пор вздрагиваю, как вспоминаю, как мы в тот год с ними жили. И как мама плакала, когда думала, что ее никто не видит. И как у ба руки дрожали, и как она за сердце хваталась постоянно. И как весь дом был пропитан запахом ландышевых капель - я и теперь, как чую что-то подобное, паниковать начинаю на подсознательном уровне…
Поэтому для своих дорогих женщин я всегда их любимый котенок, их мальчик Домми – кстати, только им и можно так меня называть - их солнышко и свет в окошке. Милый, послушный, умненький и беспроблемный ребенок, которого они обожают и которым гордятся. И я бесконечно благодарен им за всю их безграничную любовь, заботу и поддержку и тоже горжусь ими: именно благодаря их воспитанию, я и вырос честным и порядочным – отец бы, наверное, тоже мной гордился. Вот только оставаться таким в нашем маленьком городке я учился сам…
- Что будешь сегодня готовить, Дом? – улыбается мистер Радж, когда я выкладываю содержимое корзины на кассе.
- Омлет с грибами и сыром, - я улыбаюсь ему в ответ. Хозяин магазина мне нравится: веселый, доброжелательный, и еще от него карри пахнет всегда. Очень вкусно. И вообще с ним приятно поболтать, пока он пробивает покупки.
Кроме грибов и яиц, я еще решил купить муку и ванильный сахар, потому что велика вероятность того, что ко мне может явиться обжора Том. Он сегодня говорил, что вот по начертательной его бы проконсультировать, а в переводе с культурного на наглый это означает: «Я у тебя ее спишу и еще и кексов налопаюсь». Зря я, похоже, перед ним свой кулинарный талант рассекретил.
- Давай, я тебе лучше настоящую ваниль дам? В стручке? – предлагает мистер Радж. – У нас кузен Мика приехал из Индии и привез, - он копается под прилавком и протягивает мне завернутый в тонкую бумагу стручок. - Его раза на три тебе хватит!
- Спасибо, - я аккуратно засовываю его в карман куртки.
- Не за что, Дом, - улыбается он, пробивая чек. – Заходи еще!
- Обязательно! – я подхватываю пакет с покупками, выхожу на улицу и направляюсь к своему дому.
- Добрый день, миссис Пирс! - говорю я, как всегда, высунувшей голову на лестничную площадку соседке – она неопределенно кивает, но, по крайней мере, не орет на меня так, как на моего соседа. Хотя он сам это заслужил, да и ответ у него для нее не задерживается.
Открываю дверь ключом и с порога морщусь – вот опять он курит и не открывает окна! Блин, сколько раз объяснять человеку, что вся эта вонь впитывается в мебель и занавески!
Аккуратно вешаю куртку на вешалку, переобуваюсь в тапочки и, забросив рюкзак в свою комнату, иду на кухню.
Мой дорогой сосед обнаруживается, конечно же, там. Причем уже не совсем – вернее, совсем не – трезвым и в компании каких-то маргинальных личностей. Одна из которых – девица с крашеной в фиолетовый цвет челкой – сидит у него на коленях, а рука соседа при этом находится у нее на… в… В общем, общается он с ней весьма вольно.
- Я же просил открывать хотя бы форточку, когда ты куришь, - не обращая внимания на честную компанию, прохожу к окну и тяну на себя раму – в комнату сразу врывается свежий воздух – вот, так гораздо лучше. Хотя бы есть, чем вздохнуть теперь.
- О, эт че еще за хмырь? – интересуется пьющий пиво громила в куртке с диким количеством клепок и булавок.
- А! Эт-та фея домашнего очага прилетела! – пьяно гогочет Беллами. – Сейчас тут крылышками шуршать станет – порядок наводить.
- Замурзанная она у тебя какая-то! - смеется сидящая на его коленях девица.
- А ты ащще чего на него смотришь, а не на меня, м? – он дергает ее на себя, отчего ее смех становится еще громче.
Стараясь не реагировать на их пьяные высказывания, я достаю из кухонного стола сковородку, а из холодильника - сыр и молоко. Удивительно, что они целые – Мэтт, наконец, усвоил, какая полка его? И принимаюсь за приготовление омлета.
- Глянь – и правда шуршит! – говорит один из компании Мэттовских собутыльников. - Жрачку готовит! Слышь, Беллс, ты где себе такого взял? Я тож себе такую феюшку хочу! И не только для хозяйства! – громко гогочет он, а я вспоминаю кочергу. Чугунную такую, старую кочергу, которая всегда стояла в углу за барной стойкой у мистера Джонса. Слегка погнутую. Потому что иногда только она была весомым аргументом для отказывающего платить за выпивку клиента.
Ну вот, пока я ностальгирую по кочерге – к слову, там еще и чайник был с кипятком, но это уже совсем-совсем крайнее средство – мой омлет, как раз и доходит до нужной кондиции. Я достаю с полки тарелку и бросаю через плечо:
- С тобой, как с соседом, я поделюсь, но вот своих маргиналов корми сам! – и лопаточкой делю омлет ровно пополам.
- Че эта шуршалка мяукает, ащще, а? – вскидывается громила в заклепках.
- Хочет быть посланной на х..й! – ржет Мэтт.
- Угу, понятно. Ты не голодный, – я перекладываю весь омлет на свою тарелку. – Не забудь пепельницы вытряхнуть! – подхватив тарелку и чашку с чаем, иду к себе, сопровождаемый ласковым напутствием: «Чмо четырехглазое!». Так, видимо кексов Кирк сегодня не дождется - надо бы позвонить ему и предупредить. Тем более, что на моем мобильном обнаруживается сообщение от моего босса Уилла: «Хов, дурак Джон вывихнул ногу. Ты сегодня вместо него. Оплата двойная».
Последние два слова меня радуют просто несказанно, хоть и означают, что все планы спокойно посидеть со спицами за просмотром очередной серии «Доктора» накрываются медным тазом.
Кстати, работа – это еще одна вещь, про которую я не говорю маме и бабушке по той же простой причине: не хочу, чтобы они расстраивались и переживали. Они твердо уверены: главное, что я должен сейчас делать, – это учиться. А я уверен, что сидеть на их шее – они категорически против того, чтобы я тратил доставшееся мне от дедули маленькое наследство, – уже не солидно. И поэтому, как только я нашел квартиру, я нашел себе и работу – благо, в Лондоне, если ты действительно хочешь работать, с этим проблем нет. Вот и я легко устроился на место помощника администратора в клубе с совершенно офигительным названием «Пьяная Луна» - две дневных смены, одна вечерняя, двойная оплата в воскресенье. Не бог весть какая должность, конечно: принеси, подай, закажи выпивку, открой склад, запри склад, занеси счета в базу - всем этим я уже занимался в баре у мистера Джонса, только там счета надо было не в компьютер заносить, а считать на калькуляторе. Правда, выпроваживанием пьяных клиентов тут занимается охрана, а вот зарплата не в пример больше: ее хватает на вполне сносное существование и оплату моей части квартплаты, что позволяет не сильно влезать в дедулино наследство – я все-таки потратил некоторую сумму, потому что мой старый ноут внезапно отдал Богу душу – и совсем не трогать ту карточку, на которую мама и бабушка переводят мне деньги. И народ там работает вполне нормальный и вменяемый – даже вечно орущий на всех Уилл, по сути, миляга и добряк, просто должность у него такая - давать всем ободряющие пинки, чтобы работали нормально.
- Опа! Куда это наше дитятко собралось на ночь глядя? – заплетающимся языком интересуется Беллами, когда мы сталкиваемся в прихожей.
- На работу, - я надеваю куртку и заматываю горло шарфом.
- Серьезно? – его весьма ощутимо пошатывает, и он прислоняется плечом к стене. – А деточке разве добрые мамочка и папочка не дают денежку? Или деточке на мороженку не хватает?
- Именно. Как раз на него и не хватает, - киваю я, обуваясь. – Ты бы пошел, проспался…
- Я тебя, бл…ть, не спросил, что мне делать! – неожиданно трезво и зло отвечает сосед. – И где же ты работаешь, нежный цветочек, а? Или, - он хмыкает, - чем?
- Помощником администратора. Не забудь про пепельницы, - говорю я, выходя за дверь.
- Блин… - выдыхает Том, когда мы вываливаемся из аудитории после полуторачасового семинара у профессора Джонс – а это, скажу я вам… в общем, никто не остался обделенным ее каверзными вопросами. – Я думал, что не выживу!
- Прикинь, я тоже так думал, - улыбаюсь я, усаживаясь на широкий подоконник.
- Ты? Да ладно заливать!
- Я и не заливаю. Я третий вопрос знал хреново.
- Да знаю я твое «хреново», умник! – ржет Том, толкая меня в бок. – Как насчет того, чтоб отметить это дело, а? – спрашивает он. – Сходить потусить в пятницу?
- Нет, Том, не могу. У меня смена как раз, – я зеваю и, прислонившись к стене, закрываю глаза.
- Хоть бы раз забил на работу свою, - бурчит он. – Я с такими девочками познакомился! Кстати, Хов! - я открываю глаза и вопросительно смотрю на него. – Там одна тобой интересовалась. С соседнего потока. Чем-то ты ее цапанул – наверное, очками своими и шарфиком.
- Оставь в покое мой шарфик, - я снова закрываю глаза – спать хочется нестерпимо. – Том, нет, в пятницу никак…
- В субботу? – спрашивает он. - Можно было бы в кино сходить и просто по городу погулять.
- Наверное, - киваю, не открывая глаз. – Только не очень рано – я поспать хочу.
- Можно подумать, твой сосед тебе это даст сделать! – хмыкает он. – Снова сегодня всю ночь дебоширил?
- Не знаю, я на смене был, - пожимаю плечами я. – Но, вроде, нет. Он вообще в последнее время как-то… поутих. По крайней мере, толпы его приятелей я давно на нашей кухне не видел.
И более того – уже три дня я не наблюдаю его грязного белья в своей стирке и вроде бы – или мне это показалось? – пару раз слышал доносящиеся из его комнаты звуки гитары – приятное разнообразие после не только женских стонов.
- Ховард, еще раз говорю тебе – вали от него, пока не поздно, - говорит мне Том. – Далась тебе эта квартира! Сосед у тебя все равно такой же дебил, как и в общаге был. И тебе туда, если что, даже девчонку не привести, чтобы… - он хмыкает.
- Все равно мне вести туда пока некого, – я открываю глаза и поправляю лезущую на очки челку – решил немножко отрастить волосы, чтобы прикрыть уши. Их эльфийский вид бесконечно умиляет только маму и ба. – А как появится – видно будет… Ладно. Поползли в кафетерий?
- После профессора Джонс – только так! – ржет Кирк, спрыгивая с подоконника.
- Привет! – кивает мне стоящий за барной стойкой Тед, когда, закончив все дела, я выползаю в зал. - У нас сегодня весело!
- Я вижу, - смотрю на заполненные столики и на двигающиеся на танцполе фигуры.
- Привет, деточка! – проходящая мимо с полным подносом коктейлей рыжая Салли трепет меня за щеку. - Тед, пятый столик - два темных и одно светлое!
- Понял! – он принимается за работу. - Сделать тебе кофе? Вид у тебя сонный.
- С накладными возился, - я чуть морщусь от громкого бита. - Нет, спасибо.
- Наша детка не пьет ни кофе, ни колу, Тед! – хмыкает уже вернувшаяся к стойке бара Салли, ставя на поднос стаканы с пивом. – Сделай ему чай с лимоном и мятой! Десятый - две текилы и «Мохито»!
- Подождешь минутку? – Тед начинает наливать в шейкер необходимые ингредиенты.
- Не отвлекайся, я сам, - захожу к нему за стойку и, отыскав все необходимое, завариваю себе чай. - Как вообще сегодня?
- Жарко, - смеется он. – Рик уже двоих вывел – не смогли девчонку поделить! И у нас сегодня какая-то группа выступает! Останешься?
- Нет, - качаю головой я. - Домой поеду, пока еще ночные автобусы ходят!
- Ну, как хочешь, - кивает Тед, принимая от Салли очередной заказ…
Я допиваю свой чай, машу рукой мелькающей в толпе Салли, киваю бдительно смотрящему за происходящим в зале Рику – шесть футов и пять дюймов, очень милая жена и крошечная двухмесячная Нэнси - и разворачиваюсь, чтобы уйти назад в подсобное помещение. Но останавливаюсь на полпути и с минуту приглядываюсь к дальнему углу, где расположена небольшая сцена – мне показалось, что там мелькнул знакомый крючковатый нос и взъерошенные волосы моего соседа.
***
Сижу на ступеньках крыльца бара, курю. Настроение паршивое, несмотря на то, что минут через сорок играю. И не для Криса, а для довольно кипешной публики бара «Пьяная луна». Вот же ж название кто-то сподобился придумать… Сегодня пробуем нового барабанщика. Так себе профессионал, но хотя бы ритм держит – и на том спасибо. Но в целом он мне не нравится – мутный какой-то, с гнильцой. Я таких за километр чую – у меня большая компания собутыльников из этой категории: мелочные, низкие твари, чьи интересы ограничиваются тремя понятиями: «Халява, секс, бухло».
И паршиво мне от того, что сам я не лучше. И прекрасно это осознаю. Плохо быть ублюдком, но ублюдком рефлексирующим, с проблесками совести. По что Господь наградил таким сочетанием?
Вообще, выносит меня так после разговора с профессором Уокингом. Вчера после лекции он попросил меня остаться для беседы. Накануне мы сдавали проекты – мой оказался в числе лучших. Пожалуй, предмет Уокинга - единственный, по которому я что-то делаю. И не без удовольствия.
- Мистер Беллами… - начинает он, присаживаясь на край стола. Я сажусь за парту напротив него, приготовившись к пространной проповеди по поводу моего будущего. И я готов выслушать ее молча, без язвительных комментариев, потому что знаю – Уокингу искренне на меня не наср…ть. Можете мне не верить, но меня это… трогает. За долгие, очень долгие годы это вообще первый человек в моей жизни, которому на меня не наср…ть. – Мэттью… - вдруг меняет он тональность с официальной на дружескую. – Начну без предисловий – вам грозит отчисление. В самое ближайшее время. Единственная причина, по которой вы еще здесь, - я. Но даже у меня заканчиваются аргументы в вашу пользу. Знаете, студенты такого редкого таланта в нашем деле, как вы, встречаются не часто. На вашем курсе есть еще толковые ребята, но каждый полученный ими высший балл заработан трудом и долгим просиживанием штанов в библиотеке. Вы не делаете ни того, ни другого, но умудряетесь сдавать мне работы, которые могут лечь в основу серьезных будущих исследований. И что делаете вы? Безбожно проеб…ваете все! – вдруг эмоционально заканчивает пожилой профессор, с досадой всплескивая руками. У меня от последней фразы открывается рот – я смотрю на него и не могу поверить ушам своим.
- Мэттью, в общем так: я вам даю последний шанс. Лично я. Вам. И беседую с вами сейчас тоже в последний раз. До конца года вы должны закрыть хвосты по всем предметам, и не абы как, а так, как вы можете – с самыми высшими баллами. У меня на следующий год освобождается вакансия стажера в лаборатории, и я готов взять вас.
Я вздрагиваю и с удивлением на него смотрю. Вообще-то, Уокинг берет стажеров только после окончания бакалавриата.
- Если все пойдет нормально, то должность ассистента – это вопрос пары лет. И ваше будущее обретет вполне ясные перспективы. Но все, конечно, зависит только от вас.
Я молчу, глядя прямо перед собой. Вот зачем? Зачем ему это нужно? Думать о моем будущем и перспективах?
- Мэттью… Я немного в курсе вашей жизненной ситуации – изучил ваше личное дело. Я знаю, из какой вы семьи, знаю, что вам пришлось не сладко. Таким, как вы, без поддержки родителей, трудно.
Я вскидываю голову. Где-то во мне начинает закипать гнев, но Уокинг гасит его одной фразой:
- Но подобные вещи заставляют лишь крепче вгрызаться зубами в жизнь. В вас достаточно злости для того, чтобы заткнуть за пояс избалованных золотых мальчиков и девочек с их деньгами и статусом. Так докажите, мне докажите, что вы стоите их всех. Вместе взятых.
Я судорожно вздыхаю. И понимаю, что если бы мне хоть раз подобные слова сказала моя маман, то, возможно… Возможно, многое в моей жизни пошло совсем по другому пути. Но сейчас… Я по уши увяз в дерьме.
- Я надеюсь, вы меня услышали, мистер Беллами, - снова переходит на официальный тон профессор Уокинг, и я понимаю, что разговор по душам закончен. Хватаю рюкзак и иду на выход. И напоследок слышу:
- Мэттью, второго шанса не будет. Больше я вас не смогу прикрывать.
- До свидания, мистер Уокинг, - отвечаю я и пулей вылетаю на улицу. Меня душат невысказанные эмоции, в которых смешалось все: боль, гнев, ярость, тоска, страх… И надежда. Впервые кто-то в меня поверил, и мне… Мне невыносимо тяжело от этой мысли. Потому что проще жить, когда всем на тебя болт забить.
Я не знаю, как поступить. Разговоры о будущем и перспективах меня не волнуют - нет у меня великой цели, да и стараться не для кого, а на себя мне уже давно плевать, но пристальный, внимательный взгляд – понимающий и сочувствующий – заставляет задуматься. Что может быть… Может быть, правда, стоит…
Поддавшись минутной слабости, я даже вчера вечером просмотрел все свои задолженности – тьфу, ерунда какая: всего двенадцать дисциплин. Но, пораскинув мозгами, понял, что, в принципе, нет ничего невозможного. Но потом на меня снова тяжким грузом навалилась безысходность, и я до утра бренчал на гитаре, размышляя о том, как мне довести мой волшебный порошок до абсолютного совершенства.
Возвращаюсь в зал. Краем глаза замечаю знакомую светловолосую макушку и тошнотный шарфик. Ба, какие люди! Мой сосед… Так вот он где работает. Мальчик-ангелок. И чего тебе дома не сидится? Пироги не печется?
Вообще, по началу он меня, конечно, бесил всей своей сущностью: этот опрятный вид, стремные очки, вежливая улыбочка… Вылизанный, начищенный, отглаженный. Как салфетка.
Но сейчас… Черт его знает. В глубине души я, наверно, начинаю его уважать, как бы странно это ни звучало. Я тут один период забавлялся, натравливая на него лучших представителей рода человеческого, устраивая ему сладкую жизнь. Другой бы на его месте сбежал давно. Нет, у меня цели выжить его не было – платил он исправно, без задержек, то, что мне требовалось. Но… Это вечно спокойное лицо с ничего не выражающей улыбкой. Хотелось его встряхнуть, вывести из равновесия, смутить. Напугать, возможно… Ноль. Ничего. Непробиваемый. И вскоре мне надоело его провоцировать. Возможно, он и не так прост, как кажется. Потому что не всякий задрот выдержит такой прессинг. А этот по-прежнему при каждом удобном случае меня накормить пытается. И с тряпкой, как оглашенный, по всей квартире носится.
Я, если честно, уже привыкать начал к чистоте и порядку. К хорошему, видимо, вообще быстро привыкаешь. Поэтому стряпню его не ем. Хоть и хочется. Чего уж там… Готовит он, судя по запаху, ох…но. Но это, бл…ть, как-то слишком интимно, по-дружески.
Пару раз я слышал, как он разговаривает с мамой по телефону, и от зависти чуть за шкирку его не схватил и за порог не выставил. Ибо… Ибо я со своей маман за последние четыре года общался всего два раза. Я ей отца слишком сильно напоминаю, а она любила его, как ненормальная. Развод фактически не пережила, и я остался живым напоминанием. А кому нужны болезненные воспоминания?
Тяжко, на самом деле, жить рядом с человеком, который имеет все то, чего у тебя никогда не было. Но хотелось бы.
Концерт прошел под жидкие аплодисменты. Публика сюда пожрать да выпить приходит, и все мои усилия расшевелить толпу привели к тому, что у сцены обозначилась лишь пара внимательных слушателей. Ну, уже неплохо. Играли мы каверы – свое светить в таком заведении глупо. Барабанщик лажал неимоверно. Сука, придушил бы его. Если бы не Крис – ритм-секция была бы похерена наглухо.
В общем, к концу выступления я был уже зол, как тысяча чертей. Аж зубы скрипели. Желание одно – выпить. Как можно скорее. Иначе я придушу этого драммера пальцем деланного. Но планам моим не суждено было реализоваться. Чмо это криворукое зачем-то полезло к моей гитаре – мешала она ему тарелки скручивать. И уронил ее.
Детка моя выдержала не один приступ моей пламенной к ней любви, а в этот раз, собственно, просто упала с высоты трех футов. Но крайне удачно. Крис лишь головой с сожалением качнул, мол, п…ц ей, Мэтт.
И вот тогда у меня башню-то и сорвало. И не столько из-за гитары… Просто, видимо, накопилось во мне под завязку. Без лишних слов я врезал уроду под дых, и пока он медленно оседал с охом на пол, принялся пинать его ногами. Кристофер подскочил ко мне в надежде прекратить драку. Но драммер времени даром не терял и, когда я отвлекся, налетел на меня с кулаками в ответ. Мне только этого и нужно было… Как сквозь туман помню, что Крис что-то кричал мне, пытаясь успокоить. Потом сдался и со словами:
- Иди ты на х…й, Беллами, - свалил.
В итоге нас скрутили охранники, но суку эту почему-то сразу отпустили, а вот меня сдали в участок. Еще и менеджер клуба со мной поехал – показания давать и заяву писать.
Я сидел, вытирал кровь с разбитой губы и мысленно перебирал все варианты дальнейшего развития событий, потому что вот если меня реально загребут – много интересного в моей биографии всплыть может. И тогда – прощай, свобода.
Выяснилось, что до рассмотрения дела меня могут выпустить под залог. Нужны деньги. Они у меня были. Дома. Вариант – звонить соседу. Только что-то я не уверен был, что в три часа ночи он поедет за мной на другой конец города. Но больше просить о помощи мне некого было, поэтому набрал его номер.
- Да… - сонный голос.
- Выручить можешь? – спросил я под пристальным взглядом полицейского и разъяренным – Уилла, менеджера клуба.
- Кто это? – удивленно спросил Ховард.
- Мэтт.
- Ты где? Что случилось? – вдруг всполошился мой соседушка.
- В участке, - называю адрес. – Можешь приехать? Деньги нужны.
- А сколько тебе нужно? – без лишних разговоров уточняет уже деловитым тоном Ховард. – Я просто не знаю, сколько у меня налички есть. Или там можно по карте?
Я выдыхаю.
- Да не нужны мне твои деньги! – восклицаю я. Тоже мне, благодетель. – В комнату мою зайди, в шкафу, на второй полке, под одеждой. Возьми все, что есть, - тихо говорю я в трубку. - И езжай сюда.
- Понял. Через минут тридцать буду, - быстро соображает блондинчик.
Я отключаюсь и с некоторым недоумением смотрю на телефон. Надо же – не послал.
Ховард приезжает минут через сорок, влетает на всех парах – раскрасневшийся, очки поправляет, находит меня взглядом. Но прежде с удивлением утыкается взором глаз своих безмятежных в Уилла.
- Э-э-э… - тянет сосед.
- А ты что здесь делаешь? – первым задает вопрос менеджер «Пьяной луны».
- За Мэттом приехал, - просто отвечает Ховард, ничуть не растерявшись. И говорит он спокойным тоном – будто мы друзья закадычные, и это само собой разумеющееся - тащиться посреди ночи на другой конец города за мной.
- Ты его знаешь? – менеджер как-то странно смотрит на Ховарда.
- Ну да. Мы живем вместе, - нелепо отвечает блондин.
- То есть? – брови Уилла ползут вверх.
- Он мой сосед. Я у него комнату снимаю, - выправляется Ховард, как будто слегка покраснев. Меня это порядком забавляет. – А что случилось?
- Сосед твой разнес полбара. Драку затеял.
- Да ладно уж! Полбара… - возмущаюсь я. Подумаешь, пару столов перевернули да десяток бокалов грохнули. – Этот урод, между прочим, мою гитару разбил!
Менеджер сердито смотрит в мою сторону, а Ховард вдруг говорит:
- И чего теперь?
- Ничего, - пожимает плечами Уилл. – Посидит недельку-другую за решеткой, остынет.
- Слушай, Уилл, - сосед дергает мужчину за руку. – Я уверен, что Мэтта спровоцировали. Он вообще нормальный парень. Может, ты как-то по-другому решишь вопрос, - уговаривает блондин, а я офигеваю. То есть, буквально, дар речи теряю. Это что еще за благотворительность?
Уилл задумчиво всматривается в меня, потом переводит взгляд на Ховарда.
- Дом, я могу забрать заявление. И дела не будет. Но при одном условии. Вот этот твой нормальный парень должен отработать все, что сегодня расколошматил.
- Черт, давай я тебе просто бабок дам, - встреваю я.
- В жопу их себе засунь, - резко отвечает Уилл. – Таких, как ты, учить надо. Ответственности. И уважению к чужому труду и имуществу.
- Ну, бл...ть, понеслась… - бормочу я.
- Он отработает, - заявляет блондин.
- Да? Уверен? – меня аж трясти начинает.
- Короче, - решает Уилл. – Или отрабатываешь, или отдыхаешь здесь.
Вилы… Вариантов нет.
- Хорошо, - соглашаюсь я. – Отрабатываю.
- Ну вот и отлично. Дом, отныне он – твоя головная боль. На ближайшие две недели.
- Что?! – восклицаем одновременно.
- Что слышали, - отвечает мужчина и идет к полицейскому.
Мы выходим на улицу. Меня отпустили. Без всякого залога. Но напоследок Уилл пригрозил, что если я вздумаю в игры с ним играть – заявление вернется в участок.
- И друга своего поблагодарить не забудь, - бросает он, садясь в свою машину. – Считай, что это твое главное достижение в жизни.
Я фыркаю, но молчу. Друга…
Ховард косится на меня, поправляет опять очки, зябко ежится. В общем, да, на улице холодно и мерзко. Идем вдоль дороги, я высматриваю такси – сосед без конца зевает.
- Мог бы и правда «спасибо» сказать, - прерывает он затянувшееся молчание.
- Деньги гони назад, - требую я в ответ.
- Держи, - хмурится он и протягивает пачку свернутых в тугой цилиндр купюр. Потом добавляет:
- Ну ты и козел все-таки, - и в его голосе звучит такое неприкрытое разочарование, что мне вдруг становится не по себе. Я сдаюсь:
- Спасибо. Это было… Мило с твоей стороны, - заканчиваю я, потому что фиг его знает, что в таких случаях говорят.
- Знаю, что не скажешь, но все-таки – откуда у тебя столько денег? – интересуется Ховард, поправляя шарф. Я замечаю, что у него покраснел кончик носа. Кажется, я слишком много замечаю из того, что касается моего соседа. Плохо, очень плохо.
- Наркоту варганю и продаю, - говорю я истинную правду. Ховард кивает головой скептически:
- Ну да, конечно. Впрочем, ладно, не хочешь – не говори. Не мое дело.
- А вот это верно, - замечаю я. – А ты чего в этом баре забыл? На хрена тебе вообще работа? – нет, мне действительно интересно.
- Деньги нужны. Как и всем, - пожимает плечами Ховард.
- Тебе? Деньги? Не похож ты на мальчика, которому нужны деньги…
- Слушай, - вспыхивает блондин, останавливаясь. – Ты много обо мне знаешь, да? Все выводы сделал?
- Да больно надо, - бросаю. – Так, из пустого любопытства интересуюсь.
- Не хочу сидеть на шее у мамы и бабушки, так понятно?
- А отец где? – не знаю, что заставляет меня задавать вопрос за вопросом, но Ховард впервые проявляет вроде как настоящие эмоции.
- Умер, - сухо отвечает он и отворачивается.
- Повезло, - я, наконец, замечаю такси и поднимаю руку вверх.
- Что? Что ты сказал?
- Повезло, говорю. Ты, по крайней мере, точно знаешь, где он, и что, судя по тебе, ты ему был нужен, - неожиданно для самого себя озвучиваю наболевшее. Беспокойное и мучительное.
- А твой где? – смягчается сосед.
- Не знаю. И знать уже не хочу…
Ховард снимает очки и трет стекла. А я в этот момент замираю.
Блять, да какой же он… красивый. До рези в сердце. И зачем прятать такие глаза? Впрочем, лучше пусть прячет. Потому что вот сейчас я понимаю, что вся моя напускная бравада по его поводу сдулась. Он хороший, светлый, добрый. Не мое. И не для меня.
Уже на подъезде к дому, сосед тихо говорит:
- А ты ничего. Когда не материшься. Может, продолжим в том же духе?
- Не надейся, - обрываю я его. И едва слышно добавляю:
- Ни к чему это.