Капельки.

Лето выдается дождливым. Гермиона ходит из угла в угол и не знает, чем себя занять. Книги прочитаны, могилы проведаны, друзья с семьями на отдых отправлены. Скука личным дементором летает по углам разломанной, искалеченной души, забирая остатки той горьковато-нежной радости. Гермиона Грейнджер пожертвовала на войне всем. Даже собой. Когда приходит сова от Флер, девушка немного теряется. Француженка пишет, что Билл на стажировке в Египте, а ей в одиночестве скучно. И пусть они не лучшие подруги, но помочь друг другу могут. Гермиона сомневается пять минут (и то - для проформы) и отвечает лаконичным, но емким "да". Гермиона Грейнджер не знает, что ей делать. Все, что угодно, но только не в одиночестве. Гермиона прибывает в Ракушку на следующее же утро, прямо в теплые объятия Флер. Гермиона отсыпается на мягких подушках, мечтает под звуки фортепиано, на котором играет хозяйка дома, и сдержано отвечает на расспросы теперь уже подруги о Роне и планах на личную жизнь. Гермиона Грейнджер давно поняла, что Рон Уизли - герой Войны, но не ее романа. Флер гуляет с гриффиндоркой под руку. Они забредают далеко-далеко, туда где поля, и воздух наполнен терпкой полынью и мятой. Гермиона наблюдает из-под опущенных ресниц за аристократичными повадками Флер. Только то и дело взгляд натыкается на золотой ободок на безымянном пальце. Спотыкается, будто о колючую проволоку. Гермиона Грейнджер ни о чем таком не думает. Только от слова "муж" у нее на душе тоскливо. Гермиона понимает, что влюблена окончательно и бесповоротно, а Флер легко танцует, улыбается чему-то своему и играет на фортепьяно. Только глаза у нее задумчивы, когда их тонкие кисти соприкасаются. Гермиона уже не прячется, откровенно бежит подальше от Ракушки. В поля. Только полынь теперь не просто терпка. Она горькая. Гермиона Грейнджер не боится ничего. Ничего, кроме горько-щемящего одиночества. Гермиона решает уехать, ведь все происходящее - безумие, а с безумием надо бороться. День отъезда выдается дождливым. Флер стоит на пороге, обнимая себя руками. По лицу стекают крошечные капельки, когда она прижимает к себе Гермиону. Губы ее пахнут полынью и мятой, как трава в тех забытых полях. Гермиона Грейнджер все же сбегает, только знает, что те капельки по родному лицу отложились в душе навеки.