Минсок возвращался с работы в ужасном настроении. Очередной клиент отменил заказ, начальство в бешенстве пообещало урезать и без того небольшую зарплату, а в конце дня позвонили из налоговой. Жизнь прекрасна. Просто охренительна.
Около подъезда не было привычных тетушек с верхних этажей, и Мин почувствовал неладное. Он злобно тыкнул по кнопкам домофона, надеясь, что его опасения беспочвенны. Но где там! Вкусите-ка отчаяния, господин Ким. Получите подарочек, дружочек. В тусклом свете лампы было отчетливо видно надпись на белом в клеточку листе «лифт не работает».
Мин выругался и беспомощно поморщился. В метре от него была широкая лестница, но он никогда в жизни не рискнул бы ступить на нее. Слишком много ступеней до шестнадцатого этажа, слишком много теней в лестничных пролетах, слишком много необъяснимого на площадках чужих квартир. Один вид лестничного проема внушал ужас. Однажды Минсок попытался преодолеть страх и сделал пару шагов наверх, но кислород исчез из легких, ноги подвели его, подогнулись, и он чуть было не упал на грязный пол, чудом успев вцепиться в перила.
Пойти было некуда. Телефон разрядился еще в офисе, а приехать без предупреждения к единственному другу было некрасиво. Как-то не хочется вытаскивать его из постели, в которой он кувыркается с очередной пассией. А он кувыркается. Уверенность сто процентов, даже если на часах семь вечера.
От тяжелых мыслей отвлек тихий скрип. Дверь квартиры справа открылась, и на пороге показался высокий парень. Чертовски знакомый высокий парень. С чертовски знакомой ухмылкой на губах.
- Оу. Вижу у тебя проблемы. – В низком голосе не было ничего, кроме насмешки.
- Как видишь. – В голосе Мина не было ничего кроме усталости.
- Зайдешь? – Звучание стало на тон ниже и немного интимней.
- Ты куда-то шел. – Почти безразличие.
- Ради такого останусь. Не оставлять же тебя спать в подъезде. – Снова насмешка.
- Боюсь, у меня нет выбора. – Обреченный шепот, похороненный дверным стуком.
Коридор, ведущий налево и в комнату, был знаком. Так знаком, что становилось тошно. Минсок сам себе казался грязным, когда ставил свои пыльные ботинки на обувную полку и вешал пиджак в шкаф на блядские красные вешалки, напрочь отпечатавшиеся в сознании. Он мельком посмотрел на себя в зеркало и гаденько усмехнулся. Растрепанные волосы, бледные щеки, синяки под глазами. Может, сегодня у этого ублюдка на такую красоту не встанет? Ну да, господин Ким, надежда всегда умирает последней.
В маленькой гостиной его уже ждали. Большая проблема по имени Пак Чанёль, царственно восседающая в продавленном кресле. В душе все перевернулось от отвращения.
- Я в душ. – Мин с трудом узнал свой собственный голос. Такой сиплый, такой дрожащий, такой… покорный.
Хозяин квартиры лишь пренебрежительно махнул рукой в сторону ванны. Типа скатертью дорога, но давай быстрее.
Вода ничуть не успокоила мысли. Она холодным ядом растекалась по коже, напоминая паучьи прикосновения длинных пальцев. Пальцев, которые скоро будут скользить по рукам, шее, бедрам и разрывать последние остатки гордости. Смысла тянуть с этим не было.
«Нахуй», крутилось в голове, когда босые ноги шлепали по линолеуму обратно в гостиную.
«Завтра же съеду из этого дома», - когда жадный взгляд Чанёля остановился на обнаженном мокром теле.
«Блядство», - когда тот недвусмысленно показал на пол между своих широко расставленных ног.
Минсок послушно опустился на колени и посмотрел на мучителя снизу вверх. А потом без разговоров расстегнул ремень его джинс. Чанёль приподнялся, позволяя приспустить штаны. Чисто из мстительности Мин снял их совсем и отбросил подальше. Но на это лишь хмыкнули и нетерпеливо придвинули голову к паху. Член был большим, но таким вялым, что стало немного обидно.
«Укусить бы», промелькнула шальная мысль, но времени на раздумья особо не было. Как и выбора. Поэтому Минсок вздохнул и осторожно взял в рот головку, аккуратно провел язычком по кругу и, втянув щеки, вобрал на возможную длину. Несколько ритмичных движений головой, и член затвердел, существенно увеличившись в размере. Пришлось выпустить его изо рта под недовольный стон, обхватить ладошкой у основания, пройтись языком по набухшим венкам, чтобы дать себе время морально подготовиться. Как расслабить горло, в которое вбиваются до упора, вспомнилось как-то само собой, потому что Мина никто не спрашивал. Потому что его просто схватили за короткие волосы на затылке и насадили на огромный орган. Как на кол, честное слово. Из глаз брызнули слезы, но разводить нюни никто не собирался. И не такое в жизни было. Дышать через нос поначалу было проблематично, словно под водой. Язык быстро онемел от трения, а горло горело. Через бесконечно долгое время чужое дыхание наконец-то стало прерывистей и громче. Мин даже не успел отреагировать, когда внутрь полилась сперма. Спасибо, что прямо в горло. Чувствовать этот вкус на языке полностью было выше его сил.
Высокий парень отдышался и повелительно похлопал по своей волосатой коленке. Эта привычка указывать бесила до злобных чертиков внутри. Но пока планы мести только горели на краешке сознания без возможности осуществиться. Мин взобрался на чужие колени, чувствуя глупую неловкость. Посмотреть в глаза стоило больших усилий, но он справился и увидел свое испуганное отражение. Жалкое. Убогое. Бессильное. Оставалось лишь закусить губу и добавить хоть немного вызова во взгляд. И похер, что выходит плохо. Похер. Это лучше, чем позорно разрыдаться.
Большие шершавые ладони легли на лицо. Подушечки пальцев неожиданно мягко прошлись по векам, щекам, губам. И так же мягко спустились к шее. В долгий поцелуй его втянули властно, одним сильным движением языка врываясь в рот. Чанёль всегда целовался как в последний раз, кусался, и это было больно. Губы моментально опухали, трескались и кровоточили под напором. Вот и сейчас во рту появился ненавистный привкус крови.
«Лучше бы я откусил ему член» - подумал Мин, теряя равновесие, потому что его подхватили на руки и потащили в направлении спальни.
А вот это уже что-то новенькое. Раньше на руках, как принцессу, Минсока не носили - предпочитали иметь на месте. Душ, кресло, кухонный стол, диван, пол в коридоре, ковер в гостиной. Не трахались они только на кровати, как нормальные люди. Но радоваться такому «подарку» Мин не спешил. Ничего не бывает просто так.
И стало совсем не до радости, когда его грубо кинули на дурацкие голубые простыни и развернули в коленно-локтевую. Четыре минуты унижения (да, он считал секунды), и в нем уже свободно двигаются три пальца. Три омерзительно длинных, омерзительно холодных от смазки пальца задевают внутри то, на что отзываться совсем не хочется. Но у тела свои принципы, точнее их отсутствие, поэтому Минсок сдавленно стонет в подушку, понимая, что его член тоже не отказался бы от внимания. В ответ его мыслям чужая ладонь накрывает его пах и мягко сжимает. Хочется убиться об стену от собственной беспомощности, от разрывающих чувств. И просто хочется. Хочется продолжить толкаться в теплую ладонь. Хочется ощутить в своей заднице что-то другое, большое и горячее. И от этих мыслей лучше не становится. Благо, он получает желаемое так быстро, что сам не успевает сообразить, почему так больно и так приятно одновременно. Его вминают в кровать жестко, яростно. Горячие губы оставляют россыпь засосов на шее и спине. Сильные руки до кровавых синяков впиваются в бедра, но он с ужасом понимает, что остановись Чанёль сейчас, и целому миру придет конец. Безумному миру, который иногда спасает его от темных лестниц.
И Минсок отдается, расплавляется без остатка в чужих объятиях, позволяет вертеть себя как угодно, входить под разными углами, трогать нервы через тонкую кожу. Позволяет мучить, позволяет дергать за волосы и прикусывать соски. Позволяет причинять боль каждым движением. Позволяет довести себя до оргазма одним лишь теплом навалившегося сверху потного тела.
После хочется только одного - забыться. Но обойдетесь, господин Ким, сон в пакет услуг не входит.
Минсок осторожно выбирается из-под сопящего Чанёля (вот у кого точно нет никаких проблем) и ковыляет в ванну, по пути выхватывая из комода в гостиной сменное белье, домашние штаны и старую безразмерную футболку.
Вода обжигает расцарапанную спину. Сегодня Чанёль, как никогда, был жесток. Минсок шипит от боли, когда прикасается к растраханному проходу. Вряд ли он вообще сможет сидеть. Хорошо, что лифт сломался под выходные.
Обмотавшись полотенцем, Мин берет розовую зубную щетку из стаканчика, и в нем просыпается жгучее желание намазать другую, синюю, горчицей. Когда в этой квартире появилось столько его вещей, никто не может сказать. Здесь нет ничего из той, на шестнадцатом этаже, но щетка, книги, кружка, белье, разные невидимые глазу мелочи неуловимо привязывают к себе. Мин не думает, что Чанёль делает это намеренно, но вся эта ерунда заставляет возвращаться снова и снова. Чтобы ненавидеть, желать и жалеть.
***
Дом, в котором они живут, очень старый, почти под снос. Но Сеульские цены позволяют одинокому работнику среднего звена только это. Все бы ничего, если бы не постоянно ломающийся лифт. За последние пять месяцев аварии случались очень часто. И как-то так сложилось, что Минсок, когда впервые столкнулся с проблемой, получил помощь от странного парня, который обворожительно улыбался, внимательно слушал рассказ о его фобии, поил чаем, а потом без долгих прелюдий втрахивал в стену ванной.
Почему Минсок позволил этому случиться в первый раз? Наверно, от шока. В подъезде перегорела лампочка, друга, Лухана, не было в городе, а ступеньки на свой этаж казались воротами в ад.
Почему позволил во второй, третий, пятый? Может быть, потому что персональный лопоухий дьявол своим взглядом выжигал все страхи, кроме одного. Мин боялся его до дрожи в коленях, но дверь закрывалась за спиной с тихим стуком, и все начиналось заново. Без разговоров. Без какой-либо нежности. Без намека на любовь.
В прошлом месяце ремонтники не приезжали неделю. Шесть дней Минсок спал на диване в маленькой гостиной. Шесть дней готовил завтрак на двоих. Семь ночей покорно раздвигал ноги, молчал и обещал себе никогда не возвращаться.
***
Минсок устало подходит к шкафу в прихожей. Нужно забрать телефон из пиджака и поискать у Чанёля зарядку. Вроде он видел у него похожую. Мин снимает пиджак с вешалки и долго возится с карманами, когда в уши врывается до боли знакомый звук. Неужели? Дверной замок сначала отказывается поддаваться, но глухой щелчок, и он на площадке. Створки лифта отворяются, и из него выходит незнакомая девушка.
- Лифт работает? – Глаза готовы вылезти на лоб. Ну, не могли ремонтники приехать за три часа.
- Так он и не ломался. – Фыркает девица, заинтересованно глядя на помятый вид. – С чего вы взяли?
- Объявление висело. И я минут десять здесь стоял, никто ни разу не проехал.
- Вечером? Сегодня в парке был концерт, многие туда пошли. Кто-то, наверно, приколоться решил. Вам-то лифт зачем, если вы на первом живете?
- Да так. Спасибо. – Ответить было нечего. Да и проклятого оповещения на месте не оказалось. Девушка пожала плечами и скрылась на улице. А Минсоку захотелось вскрыться. Потому что он представлял, кто мог так пошутить.
Почувствуйте себя шлюхой по вызову, господин Ким. Хотя, признаться, вызов был весьма экстравагантен.
Добраться до спящего Чанёля - дело десяти секунд. Спихнуть с кровати – двух. Злобно пнуть – и того меньше.
- Какого хера, Пак Чанёль?! – Кажется, визг услышал весь дом.
- Что случилось? – Парень сонно трет глаза и как-то бездумно смотрит на разбушевавшегося Мина.
И тот объясняет, что случилось. В красках. Предпочтительно нецензурно. Он пытается выплеснуть все, что наболело за это долгое время, все, что разлагает его изнутри. Горечь и сожаление клокочут в саднящем горле и выливаются слезами в банальную истерику. «Как баба», думает Мин про себя, но уже не может остановиться. Как и не может остановить чужие руки, прижимающие его к себе. У него болит каждая клеточка тела, а душа разрывается напополам, частично желая рассыпаться прямо сейчас, а частично - остаться в стаканчике с разноцветными зубными щетками.
Минсок не знает, как долго он находится в чужих объятиях, пока глотает злые соленые капли. Как и не знает, сколько секунд жизни отдано на самоуничижение за порогом ненавистной квартиры. Теперь он совсем запутался. Теперь он предпочел бы сдохнуть на той самой лестнице. Если бы только можно было вернуться на пять месяцев назад, он бы без раздумий отдался на растерзания своим кошмарам. Лишь бы не переживать этот.
За окном совсем стемнело. Уличные фонари ненавязчиво светили в окно и пытались успокоить мысли. Не по-летнему холодный ветер врывался в комнату, заставляя мурашки пробегать по обнаженным рукам. В воздухе повисло напряженное молчание. Минсок не хотел говорить первым, все слова закончились еще вечность назад вместе с мировым океаном в глазах. И стало почти все равно. И почти захотелось вырваться и уйти, когда одно неожиданное слово прорезало тишину, впиваясь клыками в грудную клетку.
- Останься.
И он остался, чтобы на утро выкинуть голубые простыни и приготовить завтрак на двоих.
