* * *
Несколько дней после прочтения кошмарной книги, я не мог заснуть, пребывая в оцепенении и странном гипнозе — некоторые страницы чёрной книги «Biboran» буквально околдовали меня и притягивали всё моё внимание. На какие-то мгновенья разум мой ускользал в неведомые бездны, и ужас, невыразимый ужас, захватывал меня и нёс через эоны и пространства, исполненные мёртвых душ и непредставимо кошмарных существ, говорящих на непостижимых и страшных языках. Я не хотел понимать их, но был вынужден, ибо не имел более контроля над своим разумом, ставшим игрушкою неведомых тёмных сил… Где я? Кто я? Я более не понимал этого. Даже пребывая в полном сознании, видел я пред собою совсем иные, запредельные пространства… Гротескные и тёмные миры — какие-то планеты, лишённые солнечного света, по которым бродят гигантские фигуры и возводят бастионы и зиккураты из чёрного базальта, в которых в вечном безмолвии покоятся тёмные бесформенные креатуры. Иногда чёрные бездонные небеса вечной ночи пронизывают громадные аппараты, управляемые невероятно злобными существами, опустошающими цветущие планеты — скотофермы, заселённые питательной грешниками… В каком-то помешательстве, не контролируя себя, я нарисовал угольком на белой стене символ Гнаха и пробормотал слова заклятья, — и тотчас же стена заволновалась, как озёрная гладь, и сквозь неё я увидел путь в тёмных подземельях, тускло освещаемых фосфоресцирующей плесенью… После некоторого колебания, я протянул руку — и она легко прошла сквозь стену. Мне вспомнилась легенда об одном китайском художнике, который на глазах у многих свидетелей прошёл сквозь нарисованную им картину на стене — и, поскольку ничего в этом мире меня не удерживало, сделал шаг через открывшийся мне путь. Обернувшись, я увидел свою каморку сквозь лёгкий бриз ставшей зыбкой стены, и решил, что так же легко могу вернуться…* * *
В подземелье царил могильный холод, а в воздухе витала трупная вонь, но я шёл далее, стараясь запоминать путь. Довольно скоро я обнаружил лестницу, ведущую наверх, и стал подниматься. Почему-то я был уверен, что здесь меня ждут, и я найду, быть может, свой приют, ибо не очень-то жаждал возвращаться в мир пасмурных небес и злобных глаз… Лестница привела меня к входу в большой просторный зал, в котором всё указывало на ветхую старину. Я был уверен, что я единственный живой человек здесь за многие столетья… Подойдя к окну, я увидел незнакомые мне созвездья и три луны, свет которых отбрасывал гротескные тени. Внизу простирались поляны неведомых мне грибов — гигантских и странных. Кое-где высились и деревья — огромные, похожие на баобабы. Очарованный этим зрелищем, я совершенно забыл о том, где нахожусь, поэтому не сразу заметил тени позади себя… Резко обернувшись, я увидел вереницу фигур, чьи лица были закрыты капюшонами. В руках они держали свитки, кинжалы и чёрные свечи. Это напоминало некую торжественную церемонию, определённо имеющую отношение ко мне. Одна из фигур сделала жест призыва, указав мне место, куда подойти. Я прошёл в центр зала, и толпа фигур — что-то в них выдавало неизъяснимую древность — окружила меня. Я понял, что являюсь участником некоего ритуала, и выбора у меня нет…* * *
Дальнейшее вспоминается мне как кошмарный сон: гулкие мантры чернокнижников, вырвавшийся из черепной коробки, не поддающийся мне разум, с воплем летящий через какие-то пузырчатые бездонные пространства в окружении немыслимо жутких бесформенных существ, приближение к запредельному хаосу в центре вселенной, и вид трона, на котором восседает бесформенное и безразмерное существо, которому я воскликнул: «Анша Абдуль!», и волны кругов ада, исходящие от этого монстра… Открыв глаза, я обнаружил себя в своей каморке. Бросив взгляд на стену, увидел символы, нарисованные мною дрожащей рукой, и вспомнил путь в какой-то совершенно иной мир, и жуткую инициацию среди адептов, и фолиант «Biboran», который отныне читаю я день за днём, день за днём… Так идёт моя жизнь — то ли в яви, то ли в иных тёмных пространствах, ибо знаю я, как иллюзорен и обманчив свет, и что за всеми фигурами и предметами кроется лишь клокочущая пустота бесформенных жутких форм, древних, бесконечных и безвременных, и разевают они свои пасти, бормоча на неведомых диалектах свои мантры… Анша Абдуль!