В глазах смотрящего

Момент, которого больше всего боялся Саймон, настал буднично и неожиданно. Кирен, протискиваясь между стеной и стулом, на котором он сидел, вдруг испуганно сказал: - Саймон, у тебя кровь. - У меня не может быть крови, дурачок, - Саймон развернулся к нему лицом, стараясь спрятать то, что увидел Кирен. Всё это время он не позволял Кирену помогать себе с уколом, и каждое утро ему приходилось изгибаться, чтобы достать шприцем до тёмного отверстия между вторым и третьим позвонками. Он чувствовал натяжение нитей, которые держали края разрезающей спину раны, и отстранённо думал, что будет, когда одна из них всё-таки прорвёт кожу. - Дай посмотреть, - Кирен протянул руку, Саймон увидел в огромных глазах тревогу, и понял, что ему придётся это сделать. Он встал, расстегнул толстовку и позволил ей соскользнуть до запястий. Так, связанным, он и повернулся к Кирену спиной. Он ждал чего угодно — возгласа отвращения, ужаса. Молчания он тоже ждал. И оно наступило. Саймон осторожно посмотрел через плечо. Кирен стоял, вцепившись в спинку стула так, что Саймон готов был услышать треск дерева, и смотрел на его спину, медленно скользя взглядом вверх и вниз. Наконец он поднял глаза в очередной раз, и их взгляды встретились. - Что это? - одними губами спросил Кирен. Цена того, что мы с тобой можем разговаривать, мог сказать Саймон. Доказательство того, на что могут пойти живые из страха перед нами, мог сказать Саймон. Но он только повёл плечами и произнёс то же, что и несколько недель назад: - У всех нас свои шрамы. Кирен встряхнул головой и ещё крепче сжал пальцы на деревяшке, сделал резкий вдох носом — Саймон давно заметил за ним эту пережившую смерть привычку: дышать, словно это чем-то помогает, - и хрипловато спросил: - Что я должен сделать? Саймон выпрямился, выдернул руки из рукавов толстовки, смял её, бросил на диван и вновь развернулся к Кирену, глаза которого словно стали ещё больше. - Ты ничего не должен. И если ты не можешь, я пойму. - Нет, - Кирен затряс головой, наконец выпустил из рук многострадальный стул и повторил: - Что я должен делать? - Для начала — взять иголку, - усмехнулся Саймон. Иглу с нитью Кирен держал так, словно они были смертельно ядовитыми. Саймон потрепал Кирена по плечу, взял его за подбородок двумя пальцами и чуть приподнял, чтобы заглянуть в глаза. - Не бойся сделать мне больно. Я ничего не почувствую. Он опустился на колени и развёл руки в стороны, соединяя лопатки так, чтобы края шрама сошлись ближе, опустил голову. И вспомнил, что последний раз его руки были привязаны к металлической раме там, в Норфолке. Сейчас они висели в воздухе, он напрягал мышцы, удерживая их, он сам распинал себя на несуществующей дыбе, а позади стоял Кирен с иглой в руках. Он поднял голову и обернулся ещё раз. Кирен смотрел на него так... ...как смотрел он сам, когда Кирен поднимал руки вверх, потягиваясь, и футболка собиралась на его плечах, открывая тёмное пятно - след от укола. Оно так неуместно на выбеленной коже, тронутой россыпью почти незаметных веснушек, будто облетевшей с древних икон позолотой, что Саймон хотел и не мог оторвать взгляд. Он никогда не видел ничего настолько же отталкивающего и в то же время притягательного. Изъян Кирена, печать немёртвого, которую ему придётся носить на своей коже вечно, уродлива, но она — часть Кирена, она подчёркивает его совершенство, пятная как клеймо, поставленное в самом центре прекрасной картины. Сейчас в глазах Кирена он читал то же, что испытывал тогда. Поймав взгляд Саймона, Кирен испуганно моргнул, облизнул губы — ещё одна живая его привычка, - и быстро опустился рядом с ним. Саймон держал руки разведёнными, чувствуя, как они начинают дрожать от напряжения. Кирен положил пальцы на его плечо, скользнул дальше, к локтю, взял его за запястье и надавил, заставляя опустить руку. - Расслабься. Слово прозвучало над самым ухом, Саймон прикрыл глаза и вновь опустил голову. Он представлял себе лицо Кирена, как он сосредоточенно, наверняка закусив губу, вонзает иглу в кожу, протягивает нить, соединяя разорванные края. Он наверняка морщит лоб и хмурит брови, как во время рисования, если у него что-то получается не так, как он хочет. Сейчас он ставит свою отметину на Саймоне, скрепляя печать его бессмертия своими стежками. Губы Саймона разошлись в улыбке. Ладонь Кирена легла на его плечо. Саймон обернулся и накрыл пальцы Кирена своими. Сжал, поднёс к губам и поцеловал. - Спасибо, - тихо произнёс он. - Прости, я понимаю, что на это тяжело смотреть. Кирен отрицательно покачал головой. А потом положил ладонь ему на спину, поверх шрама, не дотрагиваясь до него, а закрывая — и провёл вдоль позвоночника, осторожно, едва касаясь. - Не тяжело. Больно. И Саймон, - он отвёл взгляд на мгновение, потом вновь посмотрел ему в глаза, с вызовом, приоткрыл губы, но так и не произнёс ни слова. Но Саймон всё равно услышал их. Он сам произнёс их давным-давно в телефонную трубку. "Ты прекрасен".