Ваниль, клубника и немного сливок

В доме стоит тишина и до одури пахнет ванилью и корицей: Рину на ночь глядя захотелось сладкого сахарного печенья. Я сижу в нашей комнате и честно пытаюсь сосредоточиться на учебнике по демонологии, но сладкие запахи сбивают с толку, путают мысли, соблазняют и тянут прочь из комнаты, желательно на кухню, где сейчас гремит посудой мой брат. Еще пять минут жестокой борьбы с самим собой, и я закрываю учебник, устало вздыхая и поднимаясь со стула. Что ж, небольшой перерыв мне не повредит, а то так недолго и совсем заучиться. Это, конечно, всего лишь оправдания, но надо же мне как-то объяснять свои действия, свою слабость и свою ничтожную силу воли. Хочется силком отправить себя обратно за учебники, но со стороны кухни доносятся слишком сладкие, слишком вкусные ароматы, так что я не могу себе отказать в том, чтобы стянуть у Рина хотя бы пару румяных печенюшек. Рин вертится посреди кухни, пританцовывая перемещаясь от стола до духовки и от духовки к шкафчикам, хлопая дверцами и шагая на носочках. На нем цветастый фартук с оборочками, и я невольно фыркаю, стараясь сдержать смешок. Длинный гибкий хвост с кисточкой на конце задергался из стороны в сторону, привлекая внимание нашего Черныша: котенок, прицелившись, прыгнул вперед, стараясь уцепить лапами кончик. Я сел за стол, подперев ладонью щеку и словил себя на мысли, что сам невольно наблюдаю за размеренным движением черной кисточки из стороны в сторону. Рин скачет по кухне, напевая песенки и мотая хвостом из стороны в сторону, от чего уже рябит в глазах, и я отворачиваюсь, скользя взглядом по стенам, обоям в цветочек, шкафчикам, холодильнику… Внезапно приходит соблазнительная мысль достать оттуда клубнику и макнуть их в пышную шапку белых взбитых сливок из баллончика, который недавно притащил из магазина братец, не обращая внимания на мои протестующие возгласы: мало ли какая там химия. На то, как хлопнула дверца холодильника, Рин никак не отреагировал, но заслышав звук выдавливаемых на тарелку сливок, тут же шевельнул ушами и обратил в мою сторону заинтересованный взгляд. -Ты же не ешь такие сливки, - не понял брат, недоуменно дернув кончиком хвоста. Как ни крути, его эмоции как на ладони: если не на лице, то на хвосте точно. Я пожал плечами, обмакнул спелую красную ягоду в сливки и провел по ней языком, смакуя сладкий молочный вкус. Химия, что ни говори, одна химия… Рин, замерев, наблюдает за моими действиями, и в голову приходит мысль продолжить свои провокационные манипуляции с клубникой. Я вижу, как он судорожно глотает, наблюдая за тем, как я медленно скольжу ягодой по губам, чуть приоткрываю рот, касаясь зубами алой мякоти. Черт, я откровенно соблазняю собственного брата! Рин не выдерживает уже на третьей ягоде. Срывается со своего места, походу выключает духовку, где дорумянились кругляши печенья, и подлетает ко мне, выхватывая клубнику из моих губ. Движение получается резким, и мы невольно сталкиваемся зубами, от чего он тихо шипит какое-то ругательство и вцепляется пальцами мне в руку. Сильно, наверняка останутся синяки. Хвост бешено бьется из стороны в сторону, охаживая меня по щиколоткам: Рин стоит на коленях между моих ног и смотрит с вызовом, чуть хмуря брови и стремительно краснея под моим взглядом. Ну не ребенок ли? Вот еще вопрос в том, кто из нас действительно старше. Наклоняюсь к нему и касаюсь губ- мягко, осторожно, боясь спугнуть. Кладу ладонь на вихрастый затылок, притягивая его ближе и скользя языком по нижней губе: Рин кажется чертовски смущенным и совершенно невинным в этом плане, от чего окончательно сносит крышу. Хоть где-то я выше. Хоть где-то я… Сверху? Когда меня стали посещать подобные мысли насчет моего брата, я не знаю, но однажды словил себя на том, что буквально пожираю взглядом его обнаженный торс, по которому медленно стекают капельки воды: этот сорванец вышел из душа даже не потрудившись вытереться и одеться, просто намотал вокруг бедер полотенце и прощеголял мимо, подергивая хвостом. Рин тихо стонет и подается навстречу, когда я проскальзываю языком вовнутрь и касаюсь его - незабываемое сладкое чувство, которое просто невозможно описать. Или возможно, но только не сейчас… Ладонь мягко массирует затылок, скользит вниз к основанию шеи и мягко поглаживает выпирающую косточку позвонка, пока вторая рука медленно забирается под рукав футболки, поглаживая сильные плечи. Не отрываясь, тяну его вверх, заставляя привстать, и пересаживаю себе на колени: так куда больше доступа к его телу, о котором я втайне мечтал вот уже сколько бессонных ночей. Отрываюсь от припухших влажных губ и провожу цепочку поцелуев вниз по шее к ключице, осторожно целую ямочку между ключицами и прикусываю кожу за ухом: Рин стонет надрывно, запрокинув голову и судорожно вцепившись в мои плечи. Видит Бог, не смогу долго сдерживаться… Осторожно стягиваю с него футболку и тут же припадаю к темной горошине соска, осторожно массируя второй влажным, смоченным слюной, пальцем. Заставляю встать и встаю следом, прижимая его к столу и заставляя сесть на него: в маленькой кухоньке не так-то легко найти подходящее место и подходящую позу. Ладонь цепляет баллончик со взбитыми сливками, и я недолго думая выдавливаю пенистую массу на плоский живот, вздрогнувший от соприкосновения с холодным. Медленно провожу языком, слизывая сладость и чуть задевая впадинку пупка. Рин вздрагивает подо мной, когда я случайно задеваю подбородком пах, да и мне самому уже нестерпимо тесно в штанах. Звякает пряжка ремня, и я поспешно раздеваюсь, раздевая следом и Рина. Он крайне молчалив, смущен и, кажется, уже не способен ясно соображать. Интересно, почему мне кажется, будто этого ждал не только я один? Поднимаюсь дорожкой поцелуев вверх и впиваюсь в губы поцелуем, сминая его под свои напором и обустраиваясь между его разведенных ног. Рин уже откровенно стонет и трется пахом о мой стояк, от чего я рычу и кусаю его губы, уже с силой оглаживая его бока, желая быть ближе, желая показать, как сильно его хочу… На пол летят его и мои боксеры, и я, наплевав на все, накрываю губами его член, аккуратно массируя пальцами яички. Вверх-вниз, помогая себе рукой и заглатывая настолько глубоко, насколько могу. Поднимаю взгляд, чтоб увидеть, как он, отчаянно краснея и прерывисто дыша, кусает костяшки пальцев и жмурит глаза от удовольствия. Длинный гибкий хвост неистово бьется из стороны в сторону, задевая меня и щекоча мягкой кисточкой на конце. Мягко тяну его за собой, заставляя встать, и разворачиваю лицом к столу, о который он тут же опирается руками и стонет, выгибая спину, пока я нежно лижу основание хвоста. Вот как… Какие мы чувствительные… Мягко провожу пальцами по хвосту, чувствуя под пальцами линию основания, вниз, потом снова вверх: Рин хнычет, уперевшись лбом о руки, и бросает на меня просящие взгляды, делая призывное движение бедрами. Честно, хотел быть осторожным, но не могу отказать, когда меня так просят… Сливки, на самом деле, просто отвратительная смазка. Они липкие и создают странное ощущение на члене, но я двигаюсь вперед, а Рин срывается на крик, но тут же закусывает кулак. Скольжу рукой по его члену, останавливаясь на время, чтобы дать привыкнуть. Нет, не так я все представлял, совсем не так… Он снова сам двигается навстречу, рывком насаживаясь на основание, и что-то хрипит сквозь плотно сжатые губы, а я мягко поглаживаю место возле основания хвоста, чуть придерживая его за бедра и не давая торопиться. Не стоит спешить… Движения резкие, и я срываюсь, когда он начинает подмахивать, слишком невинно и слишком пошло постанывая в голос. Раз, второй, третий… Я рывком насаживаю его на себя и откидываю голову, судорожно глотая воздух. Мы оба мокрые, покрыты испариной, но продолжаем двигаться в том же неистовом ритме, все сильнее расшатывая и без того старый и шаткий стол. Еще несколько резких движений вкупе с моими движениями по его члену, и Рин кончает, запрокидывая голову и срываясь громким стоном. Следом кончаю и я, вцепившись зубами в мокрое плечо, на котором наверняка потом останутся следы, но сейчас мне все равно. Какое-то время мы просто стоим в том же положении, пытаясь отдышаться, а потом Рин выдает совершенно шокировавшую меня фразу: - Так и знал, что тебя можно заманить сюда сладким.