Самоучитель доверия

«Серьезность проблемы безработицы подчеркивается в последнее время симптоматичным сдвигом в составе безработных. Цифра 4,9%, характеризующая нынешнюю ситуацию с безработицей, достаточно условна. Если бы японская статистика не исключала из состава занятых членов Сил самообороны и если бы она, напротив, учитывала занятость или отсутствие работы у тружеников-иностранцев, доля безработных в Японии была бы еще более значительной. Стоит отнести к категории скрытых безработных те полтора-два миллиона избыточных...» - Да сколько можно?! - в порыве гнева отшвыривая многострадальный пульт от телевизора, взвыл обитатель одной из трущоб квартала Санъя, севернее района Асакуса. Всем не доброго утра. Мое имя - Рокудо Мукуро. И я самый что ни на есть безработный и психологически раздавленный одиночка. Объясняю свое положение: не так давно я занимался маркетингом по продаже дорогостоящих вин. Бывший мой начальник - он же Занзас - поручил мне одним злополучным днем несказанно плевое дельце, что лично я мог бы выполнить в два счета. Но ввиду своего увлечения одним экспериментом, на проведение которого мне требуются чуть ли не сутки, приходится время от времени сливать свои тривиальные заказы на кого-то еще. И, черт возьми, именно Кена мое больное на тот период сознание порешило нагрузить этим незамысловатым дельцем. Он же и сам отнесся к нему весьма халатно и, таким образом, выслал товар в другой конец Земли. Так вот, пожалуйста: непутевый работник, просроченный заказ, возмущенный клиент и вдобавок ко всей этой прелести бешеный начальник. Как итог: я был немедля выставлен за дверь и лишен единственного ежемесячного дохода. Красота-а... Теперь, будучи полностью подавленным и измученным несправедливостью мира, всё, что мне остаётся, - из раза в раз напиваться с горя и просиживать всё свободное время в так называемой «лаборатории» и по совместительству чердаке. Я поклялся, во что бы то ни стало, завершить работу над усовершенствованием своих способностей, коими я был наделён с детства. Кстати, о детстве: оно было ещё менее радужным. Почти что с пелёнок я был разлучён со своей матерью, которая, по словам знавших её людей, несметно меня любила и души не чаяла… Чего не скажешь об отце. После её кончины он взял меня под опеку. Ну, как «под опеку»… Если избиение детей и морение голодом считается опекой, то я явно не подхожу под идеалы сего мира. Достигнув подросткового возраста, я сбежал из дома и стал обеспечивать себя сам, подрабатывая в самых различных местах и с трудом оплачивая своё хромое образование. По большей части я развивался сам, читая интересные для меня книги и наблюдая за такими порой ненавистными мне людьми. Касательно моей неординарной способности, иллюзорной магии. Да уж, как бы смешно это ни звучало, но я наделён чем-то подобным. Пока что на данном развитии я обладаю лишь третью всей её мощи, и для дальнейшего продвижения мне необходимо ежедневно подвергать себя тестам и всякого рода опытам (не из самых приятных, между прочим). Что до сегодняшнего дня, мои самоисследования зашли в непредвиденный тупик, по причине которого я сижу и маюсь от безделья, а алкоголь уже разорвал все остатки мозговой ткани. «Рокудо, тебе пора чуток проветриться, иначе совсем зачахнешь в этой дыре…» - отсоветовал я сам себе и поплёлся в коридор, захватив своё единственное, ещё не до конца изношенное пальто, на выход в этот совсем не вдохновляющий меня мир. Раньше, когда я «очень часто» выходил в свет, в моей голове была прочерчена лишь дорога либо от супермаркета, либо от места работы до дома. Но сегодня, этим морозным и серым ноябрьским днём, мои красные и оттёкшие глаза обращали свой взор на любую мелочь: будь то опавший листок дерева, или пробежавшая мимо неприглядная потрёпанная кошка. Моё сознание было в замешательстве: неужели я становлюсь меланхоликом? Даже застланное тучами небо, казалось, притягивало мой взгляд и уносило за собой в бесконечные просторы небес… Стоп-стоп, я не какой-нибудь там писатель с творческим кризисом, а всего лишь псевдоисследователь! Какое мне, собственно, дело до какого-то там неба или вялой растительности? Пф, кажется, придется спустить свои накопления на визит к психологу… Незаметно для себя, погрузившись в подобного рода мысли, я достиг небольшого парка, а точнее, детской площадки. В это время здесь не было почти что ни души. Оно и не удивительно, ведь такой морозильник на улице – аж до костей пробирает. Усевшись на ближайшую скамью, я посильнее сжал руки в кулаки и сунул их в карманы брюк. Тело периодически ёжилось от холода, и зубы нервозно постукивали. Угораздило же прогуляться именно в такую мерзкую и нестерпимую пору… Погодите-ка. Мой взгляд остановился на одной из качелей площадки, на которой сидел очень хрупкого телосложения, свесив свои маленькие ножки, ребенок лет 7-10. Его взор был устремлён в землю, а губы сжаты в плотную трубочку. Надо же, такие тонкие… Насчёт тонкого: из одежды на мальчике были лишь кроссовки – как пить дать – летние, рваные джинсовые шорты и поношенная куртка, что была ему малость великовата. Возвращаясь к лицу малыша, его оттопыренные и взлохмаченные волосы были пепельного… нет, скорее, серебристого оттенка. Через изредка пробивающиеся лучи солнца они отливались с особенной силой и невольно притягивали взгляд. Под одним глазом была то ли татуировка, то ли шрам в виде небольших фиолетовых клыков. Кстати, есть вероятность, что он мог их сам фломастером намалевать. Глаза же с такого расстояния я увидеть не смог: уж слишком усердно ребенок старается разглядеть каждую песчинку сырой и смешанной с грязью почвы. Чем-то напоминает меня сегодня… Зная свою натуру, если мне что-то любопытно или занимательно, я непременно добиваюсь желаемого и получаю всю необходимую информацию для размышлений. И вот, мои ноги уже перемещаются по направлению к той самой качели, увеличивая темп с каждым шагом. Не прошло и десяти секунд, как я уже стоял прямо перед носом малыша, из-за чего последний был вынужден поднять голову и удостоить вниманием мою скромную персону. Теперь-то я мог лицезреть его пронзительный и завороженный взгляд фиалковых глаз, стремительно направленный в мои очи. От такого прямого контакта по спине хлынула мимолётная дрожь, а губы изогнулись в кривой ухмылке. Я не мог и шелохнуться из-за этих, будто кристальных, таких чистых и… пустых глаз. Они были несомненно красивы и чарующи, но по всей вероятности жизнь в них погасла уже очень давно. - Малыш, скажи-ка, ты частенько здесь гуляешь? – не выдержав томительного молчания, я первым начал беседу. - Угу, - всё, что я услышал в ответ. - А где твои родители? Ты, случаем, не потерялся? - Их нет, - очередной ответ без единой эмоции на лице. - Значит, ты сирота? – я оглянулся вокруг: действительно, прямо у меня под носом возвышалось трёхэтажное белое здание, именуемое «Детским домом №7». - Наверное… - Ха? Что значит «наверное»? – у этого ребёнка довольно загадочная манера речи. - Я не помнить. - Вот как, - я нагнулся к нему слегка. – А имя своё помнишь? - Бьяку…-ран. Так называть. - Хм, «белая орхидея», значит… - такая уж у меня привычка: вспоминать значения имен, что пришлись мне по вкусу. А что до мальчика – похоже, у него проблемы с языком. - Я уходить, - спрыгнув с качели, он намеревался покинуть моё общество. - О-я, погоди-ка, малыш, - я рефлекторно вцепился в его предплечье. – Не проводишь меня до вашего жилья? Любо-дорого взглянуть, - ну, приехали. Я мог бы, сполна удовлетворив своё пытливое чувство познания, распрощавшись, развернуться и чесать обратно до дома. Но нет же. Какая-то частица моего разума скомандовала обратное, и я прицепился к сему отмороженному чаду. - Посторонний запрещать входить. - Ку-фу-фу, я тихонько, только одним глазком, - ребёнок ведь не знает о моих способностях. В итоге, он всё же согласился, и мы направились в детский дом. Здание было со всех сторон ограждено черным, уже порядком заржавевшим забором. В высоту метра два, где-то. Ребёнок ещё с минуты топтался у главного входа, а после дрожащей рукой нажал кнопку вызова. Раздались гудки, и уже через мгновение донёсся женский голос. Мальчишка только и успел, что слово вымолвить, как соединение было тут же оборвано, а дверь главного входа в дом шумно заскрипела. Я же в это время, благодаря своему «чародейству», создал иллюзорную копию одного из фонарных столбов, маскируя под ним свое тело. Дитя озарилось вокруг, и, не приметив возле себя моего силуэта, внезапно занервничало, перебирая пальцами краешек куртки. Комендантша выскочила, отворив калитку, и кинулась на малыша. Грубо и резко схватив его за шкирку, уволокла с собой во двор. Я воспользовался моментом и незаметно проскочил в ворота, искусно пробираясь до задней части дома и устраиваясь где-то в проёме под окном. Перерывы между иллюзорными трюками всё ещё занимают от двух до трёх часов. На большее меня по-прежнему не хватает. Но сейчас не об этом. Интересно знать, к чему было такое неучтивое отношение той женщины к моему новому знакомому. Помимо иллюзорной практики, я изредка собирал разного рода безделушки. Одна из них была прототипом обыкновенных линз. Только с помощью них можно было не просто видеть издалека, но и оценивать внутреннее состояние наблюдаемого объекта. Воспользовавшись моим недавним изобретением, «Демонической линзой» (ни доли пафоса, что вы), я взглянул через неё в приоткрытое окно и имел честь наблюдать за дурной картиной: та самая комендантша, притащив ребёнка в детскую комнату и оперируя всевозможными бранными словами, схватила его мёртвой хваткой за горло, пытаясь задушить. Согласно данным моего прибора, в душе этой бестии не было ничего святого: моральные качества придерживались планки от банального презрения, до деспотичного гнева и аморальности. В свою очередь ребёнок даже не сопротивлялся. Его безвольное тело обмякло в руках женщины, а разум погрузился в мехлюдию. Примерно такая же сцена вспоминается мне из детства, когда я, будучи под опекой отца, получал за неудовлетворительную оценку удар по почкам и избиение розгами. Вовремя я от него сбежал… Когда же этой бесхребетной бабе надоело тратить силы, напрягая свои мерзкие пальцы и сдавливая кожу на шее мальчика так, что была отчётливо видна каждая вена, а вся область посинела от удушья, женщина отбросила малыша в один из углов комнаты, подставляя ржавый тазик с водой, и удалилась прочь, запирая дверь на ключ. У мальчишки за всё это время не дрогнул ни единый мускул на лице, а сам он будто онемел. Забившись посильнее в холодный бетонный угол, он поджал под себя колени и понурил голову вниз, закрывая глаза. Внутри меня что-то щёлкнуло. Снова это противное, щемящее душу чувство тревоги, беспокойства и… как бы жестоко ни прозвучало, безудержного интереса к этому невероятно терпкому существу. Я не просто нашёл родственную душу, но и осознал для себя, что если мы расстанемся вот так здесь, то уже никогда не спасёмся из этого мира, где выживание стоит на первом месте. Не смея более тратить время на размышления, в голове осталась лишь одна, но совершенно безумная мысль… «Этот ребёнок уйдёт отсюда со мной».