Разве я запрограммирована улыбаться?

— Нет, — я качаю головой. — Нет. Мужчина у табачного киоска хмурится и уходит прочь. Тёмных у нас нет, у нас только светлые. Светлые. Свет. – Но, мама, мне больше не нравится эта кукла! Я смотрю, как маленькая девочка швыряет свою куклу прямо на тротуар. Кукольная рука отламывается и отскакивает от асфальта. — Я хочу новую! Хочу новую! — вопит девочка. Мать кричит на неё и тянет за руку, увлекая за собой по многолюдной улице: — Я деньги не печатаю! Теперь у тебя вообще нет кукол! Эта была последняя! Ты не получишь новых кукол по первой прихоти, я за них платить не буду! И ты уже слишком большая, чтобы играть в куклы! Ты из них уже выросла! Я смотрю на сломанную куклу на тротуаре, на её лицо с нарисованной улыбкой. Улыбка, которая никогда не исчезнет. Даже в темноте она будет улыбаться. Но я — не буду. Я хотела бы знать, как это — уметь улыбаться. Я не могу улыбаться. Даже вместе с Хэем. Но когда я держу его за руку — это моя улыбка. Я не улыбалась, когда была маленькой. Я многого не делала, когда была маленькой. Я играла на фортепиано и любила своих родителей. Я правда любила своих родителей. Любовь — чужое понятие. Синдикат не включает в программу кукол, предназначенных для полевой работы, способность "чувствовать" — или хотя бы изображать "чувства". Я могу ощущать других кукол, их боль, их пустые лица. Но "любовь" — сложное понятие. "Любовь" — это то, что я должна вытащить из памяти о моей матери. "Боль" — это то, что я должна откопать в памяти о моем отце. Ни "любовь", ни "боль" не входят в число необходимых для полевой работы эмоций. Хэй. Хэй. Уголок моего рта изгибается. Свет. Серебряный свет. Хэй может создавать серебряный свет. Я чувствую себя живой с Хэем. Он сияет. Я люблю это сияние. Начинается дождь. Кукла по-прежнему улыбается, хотя её рука свалилась в сточную канаву. Но кукла по-прежнему улыбается. Кукла по-прежнему улыбается. Крыша протекает. Вода капает, капает, капает в лужу в углу. Я наклоняюсь и опускаю руку в грязную воду. Я отправляю своего призрака найти Хэя. Увидеть, создает ли он свет. Серебряный свет. Но он сидит. Просто сидит. Смотрит. Смотрит. Скоро случится смерть. — Нет, — я качаю головой. — Нет. Женщина спрашивает пачку темных сигарет. Здесь нет темных. Здесь только светлые. Свет. Светлые. Женщина у табачного киоска хмурится и уходит прочь. Я не помню свое настоящее имя. "Кирси" — просто ещё одно слово. Слово. Одна из основных структурных единиц языка, которая служит для именования предметов, их качеств и характеристик, их взаимодействий, а также именования мнимых и отвлечённых понятий, создаваемых человеческим воображением. В поисках структуры слова современная наука сформировала самостоятельную отрасль, называемую морфологией. По грамматическому значению слова классифицируются как части речи. Это было вложено в меня программой. Людям это известно, но кукла знает в точности. Дословное определение. Но, несмотря на то, что дословное определение имплантировано в мой мозг, моего "имени" нет внутри меня. Кирси — этого нет в моей голове. Но, что намного важнее, этого нет в моем сердце. Я — Инь. Я — "Инь". Глядя из воды в моей раковине, из воды в раковине Хэя, я знаю. Я вижу. Хэй сидит и смотрит. Скоро он воспользуется светом. Уголок моего рта приподнимается. Странное чувство. Я почти ничего не вижу. Сквозь дождь я вижу всё меньше, и меньше, и меньше — как в кино, когда в кадре бывает затемнение. Я смотрю на чернеющую куклу. Она вся потрескалась. Но она по-прежнему улыбается. Я не могу больше видеть, но я могу видеть эту куклу. Эта кукла похожа на вопрос, который ждёт, чтобы его задали. Как у тебя получается разбиваться и улыбаться? Эту куклу купили, а потом выкинули. На это не хватает денег. Не хватает денег. Ни на вечно улыбающихся кукол, ни на запрограммированных кукол. Куклы запрограммированы делать всё, что угодно. Простые программы. Сложные программы. Я — сломанная кукла. Я трескаюсь, но не улыбаюсь. Мне сказали, что я сломана. Мне сказали, что я — не такая. Хэй — не такой. Не такой контрактор. Если он — не такой и я — не такая... Может быть, я могу видеть серебряный свет всегда. Только я и Хэй. Может быть, он может создать серебряный свет и я могу играть... ...играть? Играть что? Мои пальцы касаются поверхности воды, наигрывая бесшумный всплеск мелодии. Какой мелодии? Когда Хэй рядом, я слышу мелодию. Когда Хэй держит меня за руку, я чувствую мелодию. Чувствую? Как это — чувствовать мелодию? Я чувствую её, как капли дождя, падающие мне на ладонь. Кап-кап-кап-кап-кап. Она рождается в моих движущихся пальцах. В пальцах Хэя. Она рождается внутри меня. Я не могу найти её. Я не могу увидеть её. Я чувствую её пальцами. Я чувствую её на слух. Я слышу её в моих ушах. Я слышу её в дыхании Хэя. Дыхание Хэя. В моем ухе. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох-вдох-выдох. Его дыхание похоже на случайную мелодию. "Пассивный" — я знаю это слово? Куклы — пассивные медиумы. Мао рассказал мне — это значит, что они ничего не могут делать, если только им не прикажут. Куклы не думают. Куклы не чувствуют. Если только им не прикажут. Медиум — это инструмент. Инструменты не делают, не чувствуют и не думают ничего, если только им не прикажут — если только их не использует кто-то другой. Но кукла на тротуаре улыбается. Счастлива ли она, несмотря на расколотый череп, несмотря на оторванную руку? Кукла лежит в луже. Она не двинется, если только кто-нибудь не передвинет её. Пассивный медиум. Я закрываю окошко. Я должна это делать, когда часы показывают шесть. Пассивный медиум. Мне приказали это делать. Но я не сплю в магазине, опустив руку в раковину, как должна бы. "Не оставляй магазин без присмотра". "Кто-нибудь может наблюдать". "Не открывай дверь магазина ночью". "Прекрати использовать своего призрака, чтобы следить за Хэем. Ты выдашь его местонахождение". Мои туфли — в левой руке. Босым ногам холодно в лужах. Я запираю дверь табачного киоска за собой. Мой призрак ведёт меня. — Инь, что ты здесь делаешь? Что ты делаешь на улице под дождем? Ты же замерзла... ты же промокла! Его лицо — как тень. Вода плеснула из-под колес, когда какая-то машина проехала по луже. Машина была тяжелой и потрепанной. Вода поддалась, разлившись тысячей луж по всей улице. Тысяча маленьких луж оказалась на мне, хотя я не поняла, что это значит. Тысяча маленьких луж на моем платье, в моих волосах. Хэй не запрограммирован. Контракторы не запрограммированы. Но контракторы так же не чувствуют любви — и контракторы не улыбаются, если только это не служит их заданию. Контракторы делают то, что им приказывают. Контракторы рациональны. Для каких целей — я не знаю, я не способна заглянуть так далеко. Хэй тоже разбит. Его маска лежит на полу, отброшенная в сторону, как улыбающаяся кукла. Но она не улыбается. Она хмурится, и будет продолжать хмуриться. Это — Хэй; кукла улыбается, а я — пуста. Я не могу видеть далеко, но лицо Хэя четко выделяется, и я могу разглядеть его издалека. Оно не улыбается. Оно не трескается. Я вижу только рот Хэя, когда он близко. Когда я слышу мелодию из его губ. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох-вдох-выдох. Как перестук дождя. Уголки моего рта изгибаются. — Ты не можешь здесь оставаться. Серебряный свет скоро появится. Он появится из руки, обхватившей мое запястье. — Нет, — я качаю головой. — Нет. У него холодная рука. Кукла на тротуаре не чувствует тепла. Маска на полу не чувствует тепла. Хэю холодно, и я дрожу, потому что я не чувствую тепла. Куклы не должны чувствовать. Куклы должны возвращаться... куда? Мой разум затуманен. Так много вопросов. Я не должна задавать вопросы. Я не должна думать. Мелодия выплескивается из губ Хэя, его тело движется, становится тяжелее. Он хочет чувствовать тепло. Я не знаю, откуда я это знаю, но я знаю. Рационально мыслящий человек хотел бы чувствовать тепло. Контракторы ближе к людям, чем куклы. Это имеет смысл. Он наклоняется ко мне, держит меня. Он удостоверяется, что моему телу удобно, что ничто не мешает нашей позиции. Я знаю это, потому что он так говорит. Я не знаю, почему, но я играю эту задыхающуюся мелодию на его позвоночнике, так же, как делала с водой, так же, как на фортепиано, когда я была... маленькой? Я смотрю на стену. Почему это воспоминание приходит ко мне — я не понимаю, и я не скажу ему об этом. Мое тело прижато к его груди. Здесь я слышу мелодию громче всего. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох-вдох-выдох-вдох. Я крепче обнимаю его за плечи — как девочка обнимала свою куклу, прежде чем выбросить ее. Я не хочу выбрасывать его. Руки Хэя сжимаются сильнее, и я вижу серебряный свет. Уголки моего рта приподнимаются.