Последним поездом

Итак, Жасмин уехала. Я, конечно, знала, что рано или поздно это произойдет, что она учится у нас в школе, только пока у Джонатана здесь гастроли. Но все же я в глубине души надеялась, что это продлится подольше. Впрочем, они и так задержались в нашем городке на четыре месяца – до конца сезона и еще на какие-то дополнительные представления. Жасмин говорила, это долго, о большем не приходилось и мечтать. С ее отъездом как будто ничего не изменилось поначалу. Мы по-прежнему были лучшими подругами. Я часто писала ей письма по электронной почте, длинные и подробные. Она почти всегда отвечала мне в тот же день, правда ее ответы были вовсе не такие развернутые, как бы мне хотелось. В основном состояли из кратких комментариев к моим рассказам и редким вопросам. Но я уже давно поняла, что Жасмин не из тех людей, которые любят писать. Зато она часто звонила мне на мобильный, и мы говорили иногда по нескольку часов, у нее на это были деньги. Тут уж говорила в основном она, а я слушала. Больше всего я боялась, что Жасмин однажды расскажет, что у нее появилась новая лучшая подруга, но она ни о чем таком не говорила. О Уилле мы тоже особо не говорили. Ну, то есть упоминали его иногда в разговорах вскользь, но предпочитали не сосредотачивать на нем внимание. На самом деле мне было немного неловко. Я, честное слово, радовалась, что два самых близких мне человека стали так близки. И что моя лучшая подруга девушка моего любимого брата, это тоже было прекрасно. Я по-прежнему могла быть дружна с ними обоими. Вот только втроем нам так и не удалось подружиться. Все время кто-то чувствовал себя третьим лишним. Но, может, так и должно было быть. Мне на самом деле было бы неловко, если бы Жасмин вдруг принялась мне рассказывать подробности их очередного свидания. Наверно, будь на месте Уилла любой другой мальчик, мы могли бы посмеяться, так обычно и бывает. Но не могли же мы смеяться над моим старшим братом! И не только неловко мне было бы... Не знаю, как объяснить. Наверное, не по себе. Мне нравилась быть с Жасмин. Мне нравилось быть с Уиллом. Но мне почему-то не нравилось представлять их вдвоем. Наверно, в глубине души мне все же хотелось, чтобы Жасмин была только моей подругой. Чем еще можно было это объяснить? Я понимаю, что это эгоистично так думать, но ничего не могла поделать. Наверно, после того, как она уехала, мне стало в чем-то проще. По крайней мере, теперь мы уже не сталкивались втроем, и я могла представлять, что Жасмин принадлежит только мне. Ведь на самом деле, не так уже много я теряла из-за того, что она уехала. Это только на то время, пока мы учимся в школе. А когда вырастем и поступим в колледж, сможем поселиться вместе, мы еще не оставили этой идеи. Жасмин писала, что ей, возможно, придется опять поучиться немного в закрытой школе. Не в такой ужасной, как в прошлый раз, но все так радости мало. И спрашивала, не думаю ли я поступить в ту же школу? Это было бы чудесно! Да это было бы просто чудесно, но дома можно было даже не пытаться заводить разговор на эту тему. И не потому, что у нас никогда бы не нашлось на это денег... Просто отец постоянно ругал частные школы, называл их пижонскими. Он считал, что там ничему не учат, кроме того как бездельничать, выпендриваться и высокомерно поглядывать на всех тех, кто сам не оттуда. Уже не говоря о том, что нет ничего хорошего в том, чтобы девочкам учиться отдельно от мальчиков. От этого только разные глупости и извращения. В общем у меня не было ни малейшего шанса оказаться в подобном учебном заведении вместе с Жасмин. Приходилось довольствоваться письмами и разговорами по телефону. Временами мне ее здорово не хватало, конечно. Особенно, конечно, в школе, где я из-за нее рассорилась со старыми приятельницами, и теперь мне было совершенно не с кем поговорить. Но если честно, мне и не хотелось ни с кем разговаривать. Да и о чем? Все равно, кроме Жасмин, меня никто не понимал. Разве что Уилл. Когда появилась Жасмин, он стал ко мне гораздо добрее. И вообще как-то смягчился. Ну не то что бы он стал идеальным сыном и братом и престал надо мной подсмеиваться. Но хоть не устраивал со мной прежних дурацких шуток, и с ним можно было поговорить по-хорошему, как раньше. Я боялась, что когда Жасмин уедет, он станет злее и снова начнет ко мне цепляться, но пока все было в порядке, хотя о Жасмин мы с ним тоже не говорили. Хотя я думала, что Уилл должен по ней скучать гораздо больше, чем я. Ну, вы понимаете. Когда мальчик дружит с девочкой вот так, по-особенному, как Уилл с Жасмин, им недостаточно разговоров по душам. Конечно, известно много случаев настоящей любви, которая в разлуке только крепнет. Например, Виктория и принц Альберт тоже долгое время только переписывались и ничего больше. Или вот еще Уилл рассказывал мне историю Джона Толкиена. Который всю жизнь любил только одну женщину, но когда они только познакомились, опекун Джона запретил им видеться и даже писать друг другу. И Джон целых три года жил вдали от возлюбленной, даже ничего не зная о ней... Но все же его любовь не угасла, и потом они поженились и жили долго и счастливо... Слушать и читать такие истории всегда очень трогательно и интересно. Особенно, когда в них говорится про каких-нибудь известных людей или коронованных особ... Но когда это происходит в реальной жизни это совсем не так романтично. Скорее грустно. Уилл, конечно, не жаловался, но он вообще не из тех, кто жалуется. А вот мне иногда хотелось пожаловаться. На то как мне иногда бывает одиноко вечерами. И совершенно нечем себя занять. После того как письмо уже написано, а Жасмин не позвонила. Как я проводила свои вечера до того, как мы с ней познакомились? Я помню, что сидела и шила все новых и новых фей, копируя рисунки из волшебных книжек Каспера Грезы. И еще писала письма самому Касперу, воображая, что мы с ним знакомы... С тех пор многое изменилось. Мы с Каспером и в самом деле сейчас знакомы, вот и стало как-то глупо писать ему бесконечные письма и прятать в коробку, никуда не отправляя. Хотя, конечно, я по-прежнему люблю его, первого после Уилла и Жасмин. Даже раньше, хотя я никогда его не видела, я действительно любила его душу, которая воплощалась для меня в его чудесных рисунках. Он много лет был моим тайным лучшем другом, сам того не подозревая, и я все же была вознаграждена за свою преданность, когда мне действительно довелось познакомиться с Каспером... и даже подружиться, правда совсем немного. И теперь я и в самом деле могла писать ему письма, и даже получать на них ответы. После этого все стало немного не так. Одно дело все же писать вымышленному другу, зная, что никогда на самом деле этих писем не увидит – и совсем другое – реальному человеку, пусть даже очень хорошему. Я могла написать настоящему Касперу Грезе, я могла написать Жасмин, но все-таки мне не хватало иногда тех тайных писем, где я поверяла свое самое сокровенное, и которые начинались всегда одинаково: «Дорогой К. Г.!» И моих фей мне тоже иногда не хватало. Хоть это и глупо. Однажды, вспылив и разобидевшись на всех, я посрывала их всех с потолка, где они у меня обычно кружились. Уилл, чтобы сделать мне приятное, собрал их, подлатал по мере возможности, и развесил на дереве в саду. И ровно в полночь попросил меня выглянуть из окна. Совпадение, но именно в тот вечер Каспер предложил мне загадать желание, ровно в полночь и загадать желание. В полночь я выглянула из окна, и увидела своих фей, которые так прелестно кружились в лунном свете! Совершенно как живые. Совершенно не то, что в комнате под потолком. Это было самое милое, что Уилл для меня когда-либо делал. И я загадала желание, чтобы мы с ним больше никогда не ссорились. После этого прошло уже много времени. Феечки, болтавшиеся на дереве, сильно выгорели на солнце, обтрепались от ветра, вылиняли под дождем. И уже не походили ни на живых фей, ни даже на старательно изготовленных куколок-моделей. Правда, с Уиллом мы пока так и не поссорились. Что очень радует. *** Даже наоборот, он иногда дает мне понять, что мы с ним по-прежнему близки. И даже больше, чем раньше. На его день рожденья, например, он предложил вместе съездить в Лондон. Прямо с утра. И провести там целый день. Однако наши родители, конечно, ни под каким видом не позволили бы нам прогулять школу. У нас только-только установилась в семье нормальная, почти дружеская атмосфера, и мне так не хотелось все портить! И все-таки нам удалось найти компромисс, даже удивительно, что родители на это согласились! Нет, не пропустить уроки, но задержаться в Лондоне допоздна. И вернуться последним поездом. По времени это получалось почти то же самое, что уехать с утра и вернуться засветло. Мама, кончено, была в ужасе. Но отец внезапно решил, что нам пора бы уже привыкать к самостоятельности и ответственности. Особенно Уиллу. Не век же нам сидеть у мамочки под крылышком. И конечно, он настоял на своем. К нашему общему восторгу. И к маминому огорчению. Скорее всего, в воображении ей рисовались ночные клубы, пабы и прочие злачные места, куда мы можем отправиться с наступлением темноты. Но Уилл ее успокоил, сказав, что мы просто пойдем в кафе. А вечером в театр. Он даже заранее взял билеты и продемонстрировал их ей. Самую опасную часть вечера таким образом мы будем находиться в совершенно порядочном и безопасном месте. А потом до последнего поезда у нас будет не больше часа. Так что ни в какие неприятности мы впутаться не успеем. Маму это успокоило. Насколько вообще можно было ее успокоить в такой ситуации... Я была совершенно счастлива от того, что мне предстоит почти целый день и вечер провести вместе с Уиллом. И мне было совершенно безразлично, куда идти, в театр, кино или парк аттракционов. С Уиллом везде будет здорово. И все же идея с театром пришлась мне по душе. Это было романтично и возвышенно. Тем более это был не какой-то там заурядный театрик или мюзик-холл. А знаменитый «Глобус». Тот, где сам Шекспир давал свои представления. Уилл очень интересно рассказывал мне о том, что это будет совершенно особенный спектакль. В новом здании, которое совсем недавно отреставрировали. И там все точно так же, как было во времена Шекспира. И даже свечи вместо электрического освещения. Все это звучало очень многообещающе. Я любила театр. С недавних пор. С тех самых, как познакомилась с Жасмин и Джонатаном Дэем, ее отцом. Правда, была я пока только на одном-единственном спектакле с участием Джонатана в нашем местном театре. Зато несколько раз. К тому же я была еще и за кулисами, и вообще мне казалось, что я знаю о театре больше, чем многие мои сверстники. И была уверена, что и в «Глобусе» мне должно понравиться. Честно признаться, я немного боялась, что наша поездка сорвется. Или родители передумают нас отпускать или, что еще хуже, сам Уилл. Хотя билеты-то уже куплены. Но это ничего не значит. Он легко может найти себе в спутники кого-нибудь поинтереснее меня. И даже когда мы уже ехали на поезде в Лондон, мне не покидало чувство тревоги. - Ох. И когда, наконец, изобретут такой вид транспорта, когда можно будет оказываться на нужном месте за одну секунду? – пожаловалась я. – Эти переезды так утомляют! Люди столько времени теряют на этом. - Да, ты-то уж точно много времени теряешь на этом, ты ведь никуда не ездишь, - поддел меня Уилл. – А для людей поезда - это возможность немного отвлечься от проблем и сделать передышку. Тебе это не приходило в голову? - Не знаю. Может быть. Но все равно, каждый день это надоедает. Те, кому нравится ездить, пусть себе ездят для собственного удовольствия. А мне все-таки жалко тратить так свое время. Однако все мои страхи оказались совершенно напрасны. День прошел просто упоительно. Мы погуляли по городу, прокатились на колесе обозрения и посидели в уютненьком кафе – все как полагается. В кафе я преподнесла Уиллу свой подарок ко дню рожденья. На этот раз я точно решила обойтись безо всякой самодельной чепухи. Купила ему настоящий подарок – широкий браслет из черной кожи с серебряной нашлепкой. Кожа была необычная на ощупь и очень красивая, будто выделанная. Я заказала браслет по интернету, и в описании было сказано, что это кожа морского ската. Я решила, что Уиллу должен понравиться такой необычный подарок. И он, кажется, действительно был доволен. По крайней мере, тут же надел браслет на руку, и он очень здорово вписался в его наряд. В последнее время Уилл стал одеваться в немного более агрессивном стиле, чем раньше, особенно на людях. Стал носить черные майки с необычными картинками и логотипами рок-групп и большое количество серебряных украшений: цепочек с кулонами, колец, перстней и браслетов. Но такого у него точно не было. Меня правда беспокоило, подходит ли такой наряд для театра. Однако Уилл прихватил с собой черный пиджак, который можно было надеть поверх майки с вызывающей надписью и украшений. В нем у него был вполне приличный вид. Когда подошло время спектакля, я немного занервничала. Сама не знаю, почему. Это было совсем не похоже на то, к чему я привыкла в нашем местном театре. И сам театр был такой необычный, больше напоминал маленький старинный особняк, к которому с одной стороны пристроили очень красивый и очень современный павильон, почти целиком из стекла. Мне ужасно понравилось в ярко освещенном холле с его огромными окнами и лестницами, словно подвешенными прямо в воздухе. Но когда мы прошли в зрительный зал, там оказалось еще чудеснее. У меня просто дух захватило от восхищения. Изнутри это было похоже на настоящий дворец – все из полированного дерева. Сам зал был совсем маленький, а сцена больше напоминала небольшой помост и вплотную к ней стояли ряды кресел. Но самое удивительное - это был свет. В зале действительно совсем не было электричества, зато горели десятки или, может быть, сотни свечей в огромных люстрах под потолком. - Неужели это все настоящие свечи? – не поверила я. - Конечно, дурочка. В том и смысл. Чтобы воспроизвести атмосферу настоящего шекспировского театра. - Но это, наверно, ужасно дорого, покупать свечи для каждого представления? - Зато такого больше нигде нет. Даже театры под открытым небом это не то же самое. Мне все еще не верилось. - Я просто удивляюсь, как им это позволили. Разве это не пожароопасно? - Ох, ну ты и зануда, - поморщился Уилл, и больше не говорил со мной до самого начала представления. Я немного расстроилась, но скоро забыла про нашу размолвку. Представление полностью захватило меня. Это оказалось совсем не то, что смотреть подобную историю на экране телевизора или кинотеатра. Там все равно постоянно помнишь, что это не по-настоящему, что все это сыграно актерами и снято просто для развлечения. А в театре все было совершенно по-другому. Может, потому, что актеры были совеем близко от нас, иногда даже ходили по проходам между рядами кресел. При желании их можно было даже потрогать. И это ни на минуту не давало забыть, что это реальные люди. И казалось, что все, что происходит с ними, это не притворство и не игра. Как будто все это на самом деле, а мы просто случайно при этом присутствуем. Как будто я вдруг стала невидимкой, тайком залетела в этот дворец, где происходили все эти ужасные события, и стала их свидетельницей. Понимаю, что это, наверно, было слишком по-детски, принимать все так близко к сердцу... Но я все же не могла унять переживаний. Кажется, во время второго акта я даже немного заплакала. В самом конце. Когда умерли уже и все злодеи. Не потому конечно, что мне стало их жаль, а просто... От того, что все кончилось слишком быстро. Я как будто ненадолго стала частью совсем другой жизни. И вдруг эта жизнь оборвалась – всего через два часа. От этого печаль ложилась на сердце, но это была светлая печаль. Хотелось плакать, но еще больше петь или сделать кому-нибудь что-нибудь хорошее. Меня так переполняли эмоции, что, когда мы вышли из театра, я даже не могла спокойно идти по улице, так и подпрыгивала на ходу. - Это поразительно, как высокое искусство влияет на умы, даже на такой неглубокий, как твой, - сказал Уилл ехидно. – Хотя, спорим, тебе понравилась в основном главная героиня, а не пьеса в целом. - О, да, она изумительна! - согласилась я совершенно искренне и добавила, не желая показаться невеждой. – Но и пьеса в целом тоже. - Еще бы тебе не понравилась! Прелестная трепетная сестрица, гонимая своими подлецами-братьями... Это ведь тебе так близко. - По-моему, она очень милая, - сказала я, решив не поддаваться на его подковырки. - А по-моему, она кривляка и дура, - резко сказал Уилл. - Ты это назло мне говоришь. - Я говорю очевидные вещи. А какое убожество она выбрала себе в мужья! Тьфу. Уже за одно это ее ничуточки не жалко. Наверно, это был первый, кого она встретила, кто моложе пятидесяти... и не брат. - Ну... Может, он и не самый шикарный мужчина, но он ее все-таки любил, и она его тоже. И даже если она ведет себя немного легкомысленно в начале, все равно... Она просто героиня – так выносит все горести... - Как выносит? – фыркнул Уилл. – По-моему она совершенно по-женски истерит и ломается... - Вот и неправда. Умирает она очень красиво. - Только очень долго. - Ой, не говори, что тебе не было ее жалко! И актриса играет ее просто потрясающе. - Может быть... – признал Уилл, словно нехотя. – Но уж очень она правильная, все так предсказуемо... Заранее знаешь, когда она заплачет, когда засмеется, и каким тоном скажет очередную фразу. А уж муженек ее просто смешон, если бы он в комедии играл, это было бы даже здорово, а так он жутко наигрывает... По сравнению со всеми остальными актерами, даже теми, что в эпизодах. И особенно по сравнению с Доусоном. Вот кто себя не щадит, можно сказать. Не пытается выглядеть миленько и красивенько со стороны – это на самом деле так раздражает! И вообще, по-моему, самый потрясающий герой там Фердинанд, - заявил Уилл непререкаемым тоном. - Ох, вот еще! Он ужасный! На него смотреть противно! - Почему это? Потому что он не закатывает глаза и не шмыгает носом каждую минуту, как этот Антонио? Вот на кого смотреть противно. - Вовсе не поэтому. А потому что он делает ужасные вещи. - Ничего особо ужасного. В рамках трагедии, конечно. Отелло тоже убил свою жену из ревности. Но на него почему-то все умиляются. Он же не виноват, что влюбился в свою сестру! И он же не пытался... Соблазнить ее или что-то похуже. Он просто не смог пережить, что она любит не его. Разочаровался в ней. Поэтому и убил. А потом, разве тебе не было его жаль? Он ведь столько страдал... И в отличие от этой герцогини его никто ни разу не пожалел. - Мне больше понравился кардинал, - сказала я с сомнением. – Он иногда такой забавный. - Забавный! – закатил глаза Уилл. – Ведь это он все злодейства и подстроил. Конечно, показано это тонко, но не до такой степени, чтобы этого можно было не понять! Вот так всегда, стоит мне с ним не согласиться, и он сразу дает почувствовать, какая я тупая малявка! - Оба они хороши! – заявила я. – Кардинал подлый и коварный, а герцог просто псих. - Просто у него нестандартное чувство юмора. Как у меня. Я, по-твоему, тоже псих? Хотя, конечно, я еще не скатился до того, чтобы подбрасывать тебе в спальню отрубленные руки. Но, мне кажется, это было довольно-таки стильно. Я вспомнила, как он однажды завел меня с завязанными глазами на чердак полный летучих мышей, и решила про себя, что лично я предпочла бы отрубленную руку. Мне ужасно не хотелось ехать домой, где все так обычно. Не хотелось, чтобы этот чудесный вечер просто так кончался. Но мы и так уже прогулялись, пропустив предпоследний поезд в нашу сторону, и едва успевали на последний. Мы с Уиллом немного поспорили из-за того, в какой вагон от конца лучше сеть – в третий или четвертый – так, чтобы на нашей станции он остановился прямо напротив ступенек, ведущих к выходу в город. Каждый в итоге остался при своем, но сели мы все-таки в четвертый, как решил Уилл, заявив при этом, что мне, конечно, никто не мешает сесть в третий. Уилл, конечно назло мне сел в проходе, так что мне пришлось сесть напротив него. Я подумала придвинуться к окну, но на улице уже совсем стемнело, и смотреть было не на что. Уилл достал программку спектакля и принялся снова ее внимательно разглядывать. - И все-таки я понимаю, Фердинанда, - сказал он задумчиво, будто самому себе. – Это всегда так бесит. Когда герой только потому злодей, что влюблен без взаимности. А его соперник только потому хорош, что ему больше повезло. Чем Антонио лучше него? Да ничем. - Может тем, что никого не мучит и не убивает? - Ага, а еще тем, что позволяет убить и собственную жену, и детей и себя в итоге. Просто образец мужественности и благородства. - Значит, если влюблен, можно делать что угодно? Даже самое ужасное? - Если влюблен без взаимности, думаю, можно. Ты просто подумай: даже у самого некрасивого и жалкого человека может быть надежда на то, что ему когда-нибудь ответят взаимностью. Вот тот же Антонио... Какие у него были шансы добиться любви его герцогини? Ведь он всего лишь... Как его называет Фердинанд – раб! И даже такое ничтожество в итоге обретает счастье. Но только не Фердинанд, который намного более его достоин. Он даже надеяться на счастье не смеет, потому что он ее брат, и этим все решено! Он может быть во сколько угодно раз лучше и благороднее Антонио, но какой смысл? У него нет даже самого крошечного шанса, и вы хотите, чтобы он не впал в отчаяние и не сошел с ума в итоге? Я ничего такого не хотела, и я вообще не размышляла над судьбой Фердинанда так пристально. Хотя, конечно, Уилл умел убедить в чем угодно, а потом над этим посмеяться. Сказать, что просто шутил, проверял, насколько я легковерная, и быстро меняю свою точку зрения. И я не собиралась так легко ему поддаваться, но что-то справедливое в его словах, конечно было. Я чуть было не сказала, ты вот тоже мой брат, и все время надо мной издеваешься, не потому ли ты так его защищаешь! К счастью, я не успела ляпнуть это вслух. Уилл вдруг схватил меня за руку и широко раскрыл глаза. - Смотри! – прошептал он. Так обычно делают, когда хотят кого-то напугать или обмануть, заставить оглянуться, когда сзади ничего нет, а потом рассмеяться... И наверно поэтому я промедлила и обернулась не сразу, а только после того, как Уилл требовательно встряхнул меня. Я успела увидеть немного. В вагоне было всего несколько человек, а те двое, что привлекли внимание Уилла, видимо, только что вошли. Один уже сел, за несколько кресел от нас, к нам лицом, второй как раз садился, и он сел к нам спиной. Я буквально на секунду успела заметить его лицо. Но я была почти уверена, что это был тот самый человек, которого я всего пару часов назад видела на сцене в роли Фердинанда. Тот самый актер. Дэвид Доусон. *** - Но ты точно уверен, что это он? – почти умоляюще спросила я Уилла. Ведь он заметил его гораздо раньше и успел разглядеть как следует. - Я-то уверен. - Вот бы он обернулся! - С чего бы? - Просто чтобы точно убедиться... С ума сойти, если это он! - Что ты так переполошилась, не понимаю. Тебе ведь он даже не понравился. - Мне не понравился его герой. То есть. Даже не знаю. Я и в самом деле не знала. В театре Фердинанд симпатии у меня не вызвал, но ведь, наверняка, именно потому, что актер сыграл его просто здорово. Значит, как бы получается, сам актер мне понравился? К тому же он еще молодой и довольно симпатичный. Как раз тот тип внешности, какой мне нравится. Чем-то похож на Уилла. Но дело даже не в этом, а в том, что вот сейчас мы едем в одном вагоне. Это моментально все изменило. Что такого особенного в том, что парень, который играл в спектакле, возвращается вечерним поездом домой? Ну, или, может, не домой. Может, он едет в гости к родственникам, к друзьям... Может, у него завтра выступление в другом городе или какая-то срочная работа, может, съемки. Так что ничего необычного в этом нет. И едет-то даже не первым классом. И одет он совсем обычно, в темную кожаную куртку или плащ – отсюда было плохо видно. И все-таки мне это казалось нереальным. Почти волшебным. - Ох, что же делать?.. – вырвалось у меня. - Поди, возьми у него автограф, - посоветовал Уилл, как что-то совсем обыкновенное. - Ты что! - А что такого? Так все делают. И в самом деле. Я вспомнила, как мы иногда гуляли с Жасмин и Джонатаном. К нему частенько подходили за автографом, в основном женщины. Иногда брали автограф и у Жасмин. Думали, что если она вместе с Джонатаном, то значит тоже из театра. Некоторые были уверены, что видели ее в массовке спектакля. Выглядела она очень по-взрослому. Так что, наверно, и в самом деле, не было ничего такого в том, чтобы подойти и взять автограф. Самое обычное дело. Но мне почему-то сейчас это казалось невероятно сложным. - У меня как раз с собой программка, - добавил Уилл. – Будет очень уместно, если ты попросишь на ней расписаться. - Если, конечно, это он. - Ты что, думаешь, я дурак или слепой? – Уилл, кажется, уже разозлился. - Хорошо, хорошо... Попробую. Я встала, сунула в карман программку и на ватных ногах двинулась по проходу. Не смотря на уверения Уилла, я все же не была до конца уверена, что это действительно Дэвид Доусон. Уж слишком шикарное для меня совпадение. Ох, ну почему он сел к нам спиной? Почему не лицом? Я решила, что сначала пройду мимо него и сяду на другом конце вагона – напротив. А потом подойду. Как будто только что его увидела. Уж тогда я точно буду знать, он это или не он. Это и в самом деле оказался он. Никакой ошибки быть не могло. Но в меня это уверенности не вселило. Совсем наоборот, меня просто затрясло. Я кое-как заставила себя подняться... но вместо того, чтобы спокойно подойти к Дэвиду, я опрометью бросилась через вагон обратно к Уиллу и рухнула на свое место. - И что это было? – спросил Уилл, давясь от смеха. - Я не знаю. Я не смогла. Боже, что он теперь обо мне подумает?! - То, что ты ненормальная. Спорим – уже подумал. И это полностью соответствует действительности. - Прекрати издеваться! Если ты такой смелый, подошел бы сам к нему. - А мне оно зачем? Это же ты у нас сентиментальная особа. И никогда потом себе не простишь, если позволишь ему вот просто так уехать и не попытаешься получить что-либо на память об этом событии! Уилл определенно издевался. Но он был совершенно прав, как ни обидно это было признавать. Я прекрасно отдавала себе отчет, что если ничего не предприму сейчас, потом буду горько сожалеть. - Между прочим, нам скоро выходить, - напомнил Уилл – Через остановку. И хочу предупредить, что если мы пропустим свою, то у меня уже нет денег, чтобы вернуться. Да и поездов не будет до утра. Представляешь, что будет дома? Так что – или сейчас, или никогда. Это решило все. Я снова встала и пошла вперед, стараясь не спускать глаз с затылка Дэвида. На этот раз я шла гораздо медленнее. Ноги будто свинцом налились и не отрывались от пола. Несколько метров, которые разделяли наши сиденья, показались мне невероятно длинными, но я бы предпочла, чтобы они оказались еще длиннее. Я остановилась почти вплотную к Дэвиду. Он сидел у окна, а на том кресле, что ближе к проходу, лежала его сумка. Дэвид не смотрел в мою сторону, он смотрел за окно. Он и его спутник беседовали, и мне было ужасно неловко нарушать чужой разговор, однако я все же отважилась. - Извините, - сказала я, но мой голос прозвучал как-то сипло и совсем неслышно. Впрочем спутник Дэвида меня все же услышал и посмотрел на меня вопросительно, с приветливой улыбкой. Сам же Дэвид продолжал со скучающим видом смотреть в темноту за окном, даже не оглянувшись в мою сторону. - Извините! - я откашлялась. Раз уж я все-таки подошла к нему, обидно было отступать. - А вы сегодня не играли в театре? Прозвучало ужасно глупо, просто по-идиотски. Уилл совершенно прав насчет меня - я безнадежна. И я уже готова была провалиться сквозь землю, вернее, через пол электрички. Дэвид, наконец, обернулся ко мне и вид у него был несколько удивленный. Его спутник еще шире расплылся в улыбке, и тут же закашлялся слегка, чтобы ее скрыть. Но мне уже было нечего терять. Правда, в какой-то момент я со страхом подумала, что Дэвид может не сознаться. И еще одна ужасная мысль меня пронзила - а вдруг мы с Уиллом все-таки обознались? Сейчас вблизи он не так уж и походил на себя на сцене. Глаза у него, например, были не темные, как мне казалось, а какие-то смутные. И лицо без грима было более обычным, как у простого человека. Я даже разглядела маленькую ссадину над левой бровью. -Да, - сказал Дэвид, и я поняла, что это относится ко мне. Вид у него при этом был заинтересованный. Я вздохнула с огромным облегчением. -Дайте мне, пожалуйста, автограф, - попросила я и решила, что это совсем несложно. Я только зря боялась... но и радовалась я раньше времени, как выяснилось, тоже зря. Дэвид выглядел польщенным, но в то же время слегка растерянным. - У меня нет ручки... - сказал он. Я обомлела. Как же я об этом не подумала? У меня ведь тоже не было ручки! Я в полном отчаянии огляделась и с последней надеждой взглянула на спутника Дэвида. - А у вас, извините, нет ручки? - спросила я, демонстрируя завидную тупоголовость. Как будто, если бы у него было, чем писать, он бы сам не предложил! - Мне очень жаль, но нет, - сказал он вежливо и с очевидным огорчением. У меня просто руки опустились - но как же так? Но тут Дэвид с улыбкой указал на что-то позади меня. Я обернулась и увидела, что какой-то молодой человек с другого конца вагона протягивает мне ручку. Я, уже мало чего соображая, метнулась за ней и вернулась к Дэвиду. Он взял у меня программку и стал писать, положив на колено сумку и используя ее вместо планшета. Он определенно хотел написать мне что-то особенное, а не просто оставить росчерк... Правда, у меня уже совсем не оставалось времени. Второй парень меня о чем-то спрашивал, и я машинально ему отвечала, думая только о том, так ли уж смертельно это будет, если мы все же пропустим нашу станцию. Уилл подошел и встал со мной рядом, положив мне руку на плечо. Наверное, хотел напомнить, что нам пора выходить. Но меня в тот момент невозможно было сдвинуть с места даже подъемным краном. Впрочем, Дэвид уже закончил писать и протянул мне обратно программку вместе с ручкой... И вместе с теплой улыбкой. Я пролепетала слова благодарности, но Уилл уже настойчиво тянул меня к выходу. По пути я успела вернуть ручку ее владельцу и на ходу поблагодарить. И ведь действительно, он мне буквально жизнь спас! - Кто это? – спросил он заинтересованно. - Он играл в театре Фердинанда, - ответила я, и мне это показалось совершенно исчерпывающим объяснением. - Аааа... – удивленно протянул мой спаситель. Но мне уже некогда было что-либо объяснять. Мы с Уиллом едва успели выскочить на нашей станции, прежде чем поезд умчался в темноту... *** Нам все же стоило сесть в третий от конца вагон, если мы хотели выйти прямо напротив лестницы. В этом я оказалось права. Но Уилл оказался прав в том, что лучше всего было сесть в четвертый. Все-таки его магия по-прежнему работала. - Ты все еще думаешь, что в дороге мы зря теряем время? – усмехнулся Уилл, когда мы оказались на перроне, а поезд отошел и скрылся в ночи. Нет, теперь я, конечно же, так не думала. Наоборот я склонна была предполагать, что именно в дороге с нами происходят самые удивительные встречи и приключения. Такие, о которых невозможно было и мечтать. - А теперь давай посмотрим, что он тебе написал, - требовательно сказал Уилл, потягивая руку. Я отступила, прижав программку к груди. - Ни за что. Я еще и сама не читала. - Да, брось, что такого особенного там может быть, кроме обычной чепухи, которую всегда пишут в таких случаях. Дай взглянуть. Кстати, это моя программка! Я ее купил на собственные деньги. И имею полное право забрать! - Уилл! – я была уверена, что он шутит, но только наполовину. – Я отдам тебе за нее деньги, - сказала я неуверенно. - Вот уж нет. Это моя личная собственность. И она не продается. - Но, Уилл! Пожалуйста! Меня уже охватила легкая паника. Он ведь мог и силой отнять ее у меня. И при этом помять или разорвать. Эта программка вдруг стала для меня дороже всего на свете. Но Уилл досадливо отмахнулся. - Да забирай на здоровье. Тоже мне сокровище. Воображаешь, мне и в самом деле интересно, что он пишет? Кстати, он не спросил, как тебя зовут? - Нет... - Тогда он даже не написал там твоего имени, как это обычно принято. Так что ты даже при случае и доказать не сможешь, что это он лично тебе подписал. В общем, ерунда это все! С этими словами Уилл сбежал с платформы и зашагал к парковке, где нас в машине должен был ждать отец. Я медленно двинулась за ним, поглаживая прижатую к груди программку. Хотя все-таки задержалась на ярко освещенном перроне, буквально на две секунды. Мне этого хватило, чтобы прочитать несколько косых строчек, написанных торопливым, словно летящим почерком в нижнем углу программке. Предназначенных только мне... Почти всю дорогу до дома мы молчали. Уилл, кажется, дулся. При любых других обстоятельствах меня бы это, конечно страшно расстроило, но сейчас я была просто переполнена воздушным, сверкающим восторгом, мне казалось, что наша машина катится не по серому асфальту, а по радужному мосту из моих грез. Я была так поглощена своими мечтаниями, что дома даже не смогла толком ответить на мамины вопросы по поводу того, как мы провели день. Но она не очень-то меня одолевала, наверно решила, что я смертельно устала. Так оно и было на самом деле, только все равно, спать я не могла. Даже оставшись одна в комнате, я бестолково ходила из угла в угол, снова и снова переживая произошедшее. Мне не терпелось рассказать об этом Жасмин. Конечно же. Но звонить ей, пожалуй, было уже поздно. Я решила, что напишу ей обо всем по электронной почте. Даже для этого было уже поздновато, но я все же решила это сделать. Даже включила компьютер. Мне хотелось во всех подробностях рассказать ей и про спектакль, и про наши разговоры с Уиллом, и самое главное, про случай в поезде. Хотя... Я немного заколебалась. Вряд ли Жасмин придаст этому особое значение. Для нее это все слишком обычное дело. Для нее ни в спектаклях, ни в общении с актерами нет ничего из ряда вон выходящего. Как объяснить ей то, почему для меня это нечто особенное? Я сидела у компьютера, глядя на мерцающий монитор, и размышляла. До сегодняшнего дня именно Жасмин связывала меня с театром. Джонатан, конечно, тоже. Но в первую очередь Жасмин. Она для меня была воплощением этого яркого и удивительного мира. Сама она без конца рассказывала мне о других людях, еще более удивительных и ярких, часто очень знаменитых. Но для меня они были просто тени, а она – источник света. Я вдруг подумала: если я расскажу ей все, наверняка, выяснится, что она видела этот спектакль, и хорошо знает всех этих актеров. И Дэвида. И, возможно, это будет правда, а, возможно, и нет. Все равно. Для нее это просто будет еще одна из тех историй, которые она рассказывает мне сотнями. Но мне этого не хотелось. Мне хотелось, чтобы это продолжало оставаться чем-то особенным. И чтобы это было только моим... Хотя бы еще некоторое время. Особенно все, что касалось Дэвида. Я решила, что мне стоит, по крайней мере, прочитать пьесу. Чтобы лучше во всем разобраться. Отговорка, конечно, так себе, но... Короче говоря, я так и не написала ни о чем Жасмин в тот вечер. И все же мне необходимо было кому-то обо всем рассказать, с кем-то поделиться. Меня просто распирало от желания сделать это. И желание было настолько непреодолимым и сильным, что я решила рассказать обо всем Марни, когда на следующее утро встретила ее в школе. Конечно, я не смогла бы выбрать менее подходящего человека, даже если бы очень постаралась это сделать. Но загвоздка в том, что выбирать мне было абсолютно не из кого. Я боялась, что даже она не захочет со мной разговаривать. Я ведь с ней поссорилась, когда решила дружить с Жасмин, которую они с Терри, моей второй бывшей подружкой, с самого начала терпеть не могли. С того дня мы и не разговаривали. И, наверное, Марни жутко удивилась, когда я вот так, как ни в чем не бывало, подошла к ней и сообщила, что хочу рассказать кое-что интересное. Наверное, от удивления она меня и выслушала. Ну, может, еще потому что я начала ей рассказывать со дня рожденья Уилла, а она к нему неравнодушна, как и практически все девочки в нашей школе. Но, как я и опасалась, сам рассказ о спектакле и последующей встрече не произвел на нее особого впечатления. Она, разумеется, и знать не знала о таком актере, как Дэвид Доусон. - Он снимался в кино? – спросила она сразу же. Я возмутилась про себя, но промолчала. В конце концов, когда Жасмин мне в первый рассказала, что ее родители актеры, я тоже сразу подумала про кино. И мне было неловко, что я не бываю в театре и нечего о них не знаю. Но Жасмин отнеслась к этому очень спокойно. По ее словам выходило, что театральным актерам и не нужна всемирная известность, да такой у них и не бывает. Главное, чтобы в своем кругу они считались настоящими звездами. А то, что Дэвид звезда, в этом можно было не сомневаться. В этот момент к нам подошла Терри. - О чем это вы тут? – спросила она, недовольно глянув на Марни: как она смела со мной снова разговаривать. - Фиалка вчера взяла автограф у одного известного актера, - выпалила Марни. - Вот как? – Терри недоверчиво приподняла брови. – Кто-то на самом деле известный или вроде тех, кто играет только в театре? Она явно намекала на родителей Жасмин, но я решила не обращать внимания. Я уже успела немного просветиться в интернете по поводу Дэвида и могла кое-что ответить. - Он довольно много снимается в кино, - ответила я небрежно. – Но я его видела именно в театре. Это самый модный в Лондоне спектакль сейчас. О нем пишут все газеты и интернет-сайты. И это была правда. Кажется, даже на Терри это произвело некоторое впечатление. Она взяла у меня программку, но даже не успела рассмотреть автограф. Ее внимание привлекла фотография Дэвида. - О, я его знаю! – воскликнула она. - Да? – я даже была несколько разочарована. - Правда? – удивилась Марни. - Конечно! – Терри укоризненно на нее взглянула. – И ты должна его знать, ведь он снимался вместе с Томом в «Пустой Короне»! - Ну, конечно же! – Марни хлопнула себя по лбу. – Точно, как же я могла забыть! И мне в самом деле его лицо показалось знакомым. Том еще писал у себя в твиттере, что они учились вместе в театральной академии. И ты взяла у него автограф? – теперь взгляд Марни стал несколько более заинтересованным. - Да, я ведь об этом и рассказывала только что... А какой это Том? Они обе уставились на меня как на приведение. - Как это какой? Том Хиддлстон, конечно! Господи, Филь, с какой планеты ты прилетела? Это прозвучало так обвиняюще, как будто я спросила, кто такой Шекспир или Гарри Поттер. Я поняла, что опять оказалась не в курсе главных новостей мировой культуры. Но мне теперь было почти наплевать. Какая разница, кто этот очередной далекий от меня Хиддлстон, если у меня есть письма Каспера Грезы и автограф Дэвида Доусона? В конце конов, это с ним, а не с Томом я вчера ехала в одной электричке! Марни, закатив глаза, вытащила свой айфон и начала судорожно в нем рыться. Наконец, сунула мне под нос фотографию. - Вот, и не говори, что ты его не знаешь! Лицо, глянувшее на меня с айфона, оказалось до странности знакомым. - Конечно, я его знаю, - пожала я плечами. – Это он вчера ехал с Дэвидом. Только я не знала, что он тоже знаменитость. Теперь они уставились на меня так, будто увидели не одно, а, по меньшей мере, дюжину приведений. Или даже сотню. - Ты его видела? - благоговейно прошептала Марни. – Вы ехали в одном поезде? - Да... - до меня еще не в полной мере дошла важность случившегося. И, наверно, поэтому они мне и поверили. Потому что я говорила об этом вполне равнодушно. Как о чем-то незначительном. Правда я уже поняла, что мне стоит тоже как-то выразить пиетет перед такой исключительной личностью как Том, но я совершенно не представляла, как это сделать. - И что?.. - с придыханием спросила Терри. – Какой... ОН? - Ну... он милый, - припомнила я. - Милый? – Терри закатила глаза. - Довольно вежливый. Он говорил со мной, пока Дэвид подписывал мне программку... - Он. Говорил. С тобой?.. – Марни, казалось, была уже на грани обморока. – ЧТО он говорил? - Да так... Ничего особенного, - я изо всех сил старалась припомнить, но это как-то не отложилось в памяти. – Кажется, спрашивал, откуда я и далеко ли мне ехать... И с кем я еду. Было уже довольно поздно, понимаете. - Он такой... Заботливый, - всхлипнула Марни. – Это... так... мило! - Это очаровательно, - поправила ее Терри. - У него очень приятный голос, - добавила я, чтобы доставить им удовольствие. – Такой глубокий и бархатистый. Очень располагает к общению. Марни и Терри судорожно вздохнули в унисон. И они впервые смотрели на меня с совершенно черной ослепляющей завистью в глазах. Я поежилась. С одной стороны, лестно чувствовать, что тебе завидуют... С другой стороны, мне хотелось, чтобы они завидовали мне совсем по другому поводу. И хотя каждая из них наверняка думала сейчас: «Ну почему не я оказалась в том поезде на месте этой дуры!», но вряд ли они понимали на самом деле, как именно мне повезло. И совсем не из-за Тома. Про Дэвида они, конечно же, совсем забыли. Впрочем, нет. Марни покосилась на мою программку. - Послушай, а ты не дашь мне сделать копию этого автографа? – спросила она внезапно. - Это зачем еще? – удивилась я. – Ты ведь почти не знаешь этого актера! - Ну... Он все-таки снимался вместе с Томом, - протянула Марни, и я почувствовала, что могу, наконец, немного возмутиться. - Нет уж, - я решительно убрала программку. – Это эксклюзив, он не копируется. - Так ты говоришь, они ехали вместе? – уточнила Терри. - Да, я ведь уже рассказывала... Они переглянулись и многозначительно приподняли брови. - А ты не знаешь, до какой станции? - Понятия не имею, - меня все это начало уже порядком раздражать. - Я же говорю, мы с Уиллом вышли раньше. Я поняла, что они бы на моем месте обязательно бы проследили, куда именно направляется их Том. Даже ценой полного разрыва с родителями или даже собственной жизни. А мне это в глубине души казалось ужасно неприличным. Вот так навязываться. Хотя собственно... Я однажды с горя тоже поехала аж через три графства, только затем, чтобы посмотреть на дом, где когда-то жил Каспер Греза. Именно так мы с ним и познакомились. Так что, может, ничего неприличного в этом и нет? *** На следующий день была суббота. В школу можно было не ходить, но мама с утра пораньше попросила нас с Уиллом прополоть в палисаднике сорняки, которые почти заглушили ее розы. Пропалывала, конечно, в основном я. Уилл развлекал меня беседой. - Есть люди, которые созданы для физического труда, - пояснил он. - А есть те, кто для умственного. Правда парочку сорняков он все же выдернул – пальцами ноги. - Тебе самому будет приятно, когда розы будет хорошо видно! – сказала я. – Они вон уже начинают цвести! - А сорняки тебе не жалко? – усмехнулся Уилл. – Я помню, когда ты была маленькая, ты страшно переживала, что их приходится выпалывать. Плакалась что они тоже живые, и не виноваты, что выросли на грядке! Я про такое не помнила. Хотя вполне возможно я и могла так сказать – очень на меня похоже. А, может, Уилл снова меня подкалывает. В любом случае, если сорнякам так уж хочется жить, решила я, нечего им лезть на ухоженную грядку. Ну, и сами виноваты. И вообще, мне хотелось говорить совсем не об этом. Я спросила Уилла, известно ли ему, что Том, с которым Дэвид ехал в поезде, - тоже знаменитость. - По-моему, единственный человек в Британии, которому это не известно, - это ты, - отмахнулся Уилл. – Кстати, я уверен, они подумали сначала, что ты именно к нему подошла за автографом, а не к Дэвиду. - А на самом деле к Дэвиду. Это так здорово... - Ну, если тебе хочется считать так... Мне хотелось. Это делало меня немного особенной. Не просто девчонкой, которая бегает за знаменитостями, вроде Марни и Терри. Хотя я была уверена, что и Том хороший актер, раз дружен с Дэвидом. Он же не виноват, что у него такие дурочки-поклонницы. - Интересно, как это становятся актерами, - задумчиво протянула я. – Как человек это решает? Или это такое призвание, и он просто ощущает это... рано или поздно? - Ушам своим не верю, - покачал головой Уилл, - еще позавчера ты о нем и знать не знала. И вот стоило тебе взять у него автограф, и ты уже влюблена по уши? Немного же тебе надо. - Отстань. Ты ничего не понимаешь. - Да уж заливай кому-то другому. А я тебя хорошо знаю. Ты столько лет сохла по Касперу, который всего лишь ответил на твое дурацкое фанатское письмо. Просто из вежливости. Сколько тебе тогда было лет? Пять, шесть? И теперь то же самое. - Совсем не то же! С Каспером было совсем другое. Я могла бы попытаться объяснить это Уиллу... Но полагаю, он и так все прекрасно понимал. Просто ему нравилось меня поддразнивать. - Помнится, ты как-то даже сказала, что он единственный за кого ты согласилась бы выйти замуж, разве нет? – вредно напомнил Уилл. - Это же была просто игра! - В «правду или действие». Ты не имела права лгать. - Ну... тогда я не лгала. Но вообще... Вообще, конечно, реальный Каспер Греза был, пожалуй, слишком старым. Даже сейчас. Уже не говоря о том времени, когда я смогу выйти за него замуж. А вот Дэвид... На вид ему нет еще и тридцати. Хотя, кажется, актеры редко выглядят на свой возраст... Но в любом случае, даже если ему слегка за тридцать, разница в возрасте у нас не такая уж большая. И потом... Потом Каспер, конечно, очень славный, но он совершенно очевидно не «предмет девичьих грез». Слишком уж он тучен. И другое дело Дэвид, изящный, грациозный... Я внезапно живо представила себе его странного оттенка глаза и изысканный профиль. Наверно, мои мысли слишком явственно отразились на лице – Уилл презрительно хмыкнул. - Видела бы ты себя сейчас... Эту дурацкую улыбку. Кстати, не слишком распаляйся. Если ты не заметила, он ехал не один. - Он ехал с другом. - Откуда ты знаешь? Может, они пара. - С ума сошел? – возмутилась я. - А почем бы и нет? - Марни говорит, они вместе учились. - И что это доказывает? На самом-то деле, конечно... - Все-таки я не думаю, что Дэвид такой, - твердо возразила я. – Обязательно тебе нужно все испортить! - А ты что замуж за него собралась? И вообще, может, сменим тему? Надоело. - Хорошо, давай поговорим о чем-нибудь другом, - согласилась я. В последнее время Уилл увлекался изучением эльфийских языков, пытался и меня заинтересовать этим. Вообще-то, конечно, это было здорово – выучить язык настоящих эльфов! И звучали они удивительно красиво, вот если бы просто послушав их, можно было суметь заговорить так! Но, к сожалению, и на фортепьяно нельзя научиться играть только слушая музыку. Нужно учить скучные ноты и все такое. Так и с языком, как бы красиво он ни звучал, начинать надо с занудной грамматики и учить слова. Ну, слова я запомнила довольно легко, кажется, Уилл был этим сильно разочарован. Сейчас же он попробовал мне объяснить несколько грамматических правил. Мне показалось, что я все поняла. - Теперь попробуй составить фразу, - потребовал он. - Какую? - Какую угодно. Из тех слов, какие выучила. Я осмотрелась. - Ну... Anar síla... calimave. Уилл пренебрежительно фыркнул. - И что это, по-твоему, должно значить? - Солнце светит ярко. - Ох, что за тупица. Я же только что, кажется, объяснял, что síl, это только о том, что светится белым светом! Луна, звезды или что-нибудь серебряное, а не то, что ярко сияет. У эльфов очень тонкое зрение, для них эта разница существенна! Не удивительно, что у тебя такие оценки. Я не спорила. Оценки у меня, правда, нормальные, хотя и не такие блестящие, как у Уилла. Однако мои мысли, благодаря ему, снова приняли прежнее направление. - А тебе не кажется, что он похож на эльфа? – сказала я мечтательно. - Кто? - Дэвид... - Да ты совсем свихнулась со своим Дэвидом! – Уилл, кажется, по-настоящему разозлился. – Причем тут вообще он? И совершенно не похож! Ты в своем ослеплении готова ему хоть что приписать. А он даже вовсе и не красивый. Нет, серьезно. У него глаза слишком глубоко посажены, подбородок слишком острый... И скулы тоже. И губы слишком тонкие. И длинные уши. Не понимаю, как можно считать его красивым. У эльфов-то все гармонично! - Я имела в виду не такого эльфа, - сказала я кротко. – А такого, знаешь? Вроде пикси. С большими глазами... - ... и ушами... - Хотя бы! Между прочим, у тех, высших эльфов тоже длинные уши! А Жасмин говорит это признак гениальности! - Чего-чего? – изумился Уилл. – Каким это образом? - Да, правда. Она мне рассказывала. Если у человека кончики ушей выше, чем линия глаз, значит он просто гениален. У Джонатана как раз такие глаза и уши и у Дэвида тоже. - О какой только ерунде вы с ней ни говорите, - покачал головой Уилл. – Я думал она умнее. Хотя в Доусоне и в самом деле... Есть что-то от пикси. - Вот видишь! – обрадовалась я. - Он мог бы сыграть Пэка в «Сне в Летнюю Ночь»! Разве нет? - Пожалуй, - признал Уилл неохотно. – Но, по-моему, ему больше подошла бы роль Шута в «Короле Лире». - Ты это опять мне назло говоришь! - Это комплемент, между прочим! Эта роль считается одной из самых сложных в мировой драматургии! Я ценю его актерские способности, а вам, девицам, главное внешность подавай! Наверно, он в чем-то был прав... Но в случае с Дэвидом это было простительно. Он ведь и в самом деле был очень красив, что бы там Уилл ни плел из вредности. У меня не было ни одного нормального фото Каспера, много лет я даже не представляла, как он выглядит. Довольствовалась смутным стилизованным снимком на его книгах... С Дэвидом все было совершенно иначе. Можно было без труда найти его фото в интернете, распечатать на цветном принтере и вложить в файл. И носить с собой. Или повесить на стену. Уилл при виде подобного украшения, появившегося на моей стене, презрительно скривил губы, но ничего не сказал. Правда фото, даже цветные, не передавали оттенка его глаз. Казалось, они у него просто темные. Какие-то карие. Но на самом деле я очень хорошо помнила его глаза вблизи, когда он смотрел на меня... Только на меня. Они у него были темно-голубые. С легким лиловатым отливом. Почти фиолетовые... - Ничего подобного, - возразил Уилл сварливо, когда я поделилась с ним своими наблюдениями. - Я же стоял совсем рядом и видел. У него самые обычные глаза, темно-серые. Может, он и был прав... Не знаю. Мне нравилось думать, что у Дэвида почти фиалковые глаза... В моих воспоминаниях они всегда были именно такими. Мне хотелось знать о Дэвиде абсолютно все. В интернете было не так уж и много информации, даже на посвященном ему официальном сайте, но мне пока вполне хватило. Фильмография у него была все-таки приличная. И не какие-нибудь эпизоды в мыльных операх, а вполне серьезные роли. Уилл сказал, что некоторые из фильмов и сериалов, где он успел сняться, часто крутят по ТВ, и у меня есть большие шансы их увидеть. А кое-что можно посмотреть на ютубе. К тому же он уже очень много успел сыграть в театре. Я все-таки не удержалась и по прошествии выходных вновь поделилась своими изысканиями с Марни. - Я уже два раза перечитала «Герцогиню Мальфи», - похвасталась я. - И еще «Генриха IV». А ты, наверно, без конца «Генриха V» и «Кориолана» перечитываешь? Ну, раз Том тебе нравится? - Видишь ли... – замялась Марни. - Я увлекаюсь... именно творчеством Тома, ничем другим. То есть предпочитаю ни с чем это не смешивать. - Мы почитательницы его актерского таланта, - пришла к ней на помощь Терри. - А Шекспир это... - Для восьмидесятилетних, - закончила Марни и они захихикали. Странно. Возможно, я опять чего-то не понимала. Но мне казалось, что увлекаться творчеством актера, это как и раз и значит: знать все-превсе про те роли, которые он играет, про всех его героев. Иначе какой смысл? На мой взгляд, это было гораздо важнее, чем знать, где он живет, куда ездит и с кем встречается. И я собиралась узнать все о Дэвиде. Еще я успела перечитать «Ромео и Джульетту». Потому что Дэвид там тоже играл. И не кого-то, а Ромео! Конечно, этот спектакль давным-давно не шел. Но мне нравилось перечитывать пьесу, и представлять на месте Ромео Дэвида. Это было так здорово! Я, сознаюсь, даже попредставляла себя немножко Джульеттой. Уилл как-то застал меня за декламацией вслух сцены на балконе. Но вопреки опасениям не стал смеяться. - Я понимаю, что «Ромео и Джульетта» это для подростков, - сказала я оправдываясь. - И мы это еще в прошлом году проходили... Но до «Гамлета» я, наверно, еще не доросла. Мне эта пьеса кажется страшно скучной... Но, возможно, Дэвид сумел бы сыграть и «Гамлета», - добавила я осторожно. - Да я и за сотню Гамлетов не променял бы Ромео, - сказал Уилл. Я решила, что он как обычно шутит, но он продолжал вполне серьезно. - Только не думай, что если тебе Гамлет кажется скучным, это из-за того, что ты там что-то не понимаешь. Никто и не понимает Гамлета. Это все ерунда. Спроси кого угодно. И каждый тебе ответит свое. А на самом деле никто ничего не знает, просто все делают вид. Это модно - делать вид, будто что-то понимаешь в «Гамлете». Я, может, тоже... когда-нибудь стану это делать. Чтобы пустить пыль в глаза. Когда у меня в жизни больше ничего не останется, как только понимать «Гамлета». Но пока я предпочитаю быть Ромео. То есть предполагать хотя бы теоретически, что в жизни есть что-то хорошее! Все эти тухлые рассуждения о чести и страхе смерти не стоят одной ночи любви с Джульеттой. Я слегка покраснела, уже очень горячо он говорил это все. И наверняка сейчас думал о Жасмин. Уж конечно! У него есть возможность почувствовать себя Ромео, хотя я почему-то от всей души понадеялась, что до «ночи любви» там дело пока не дошло. - На самом деле это одна из самых психологичных пьес в мировой литературе, - вставила я подхваченную где-то фразу. Уилл сразу же меня раскусил. - Ты это сама так считаешь или где-то вычитала? - Вычитала, - созналась я. – Но я и сама так думаю. Что это очень психологично, что Ромео сначала как бы любил Розалину, а потом Джульетту... - Ромео всегда любил Джульетту, - поправил меня Уилл. – Он просто ненадолго обознался. Потом я взялась за Диккенса. Вот уж какого писателя, как мне казалось, я никогда не смогу одолеть! Я пробовала читать в свое время «Оливера Твиста», осилила почти половину, и начинала «Лавку Древностей», но мне показалось уж слишком мрачно и, честно говоря, слишком скучно. Правда Джонатан говорил о том, что в моем возрасте прочитал уже всего Шекспира и половину Диккенса. Но мне с ним явно было не тягаться. Уилл полностью читал только «Дэвида Копперфильда». И говорил, что это вообще-то довольно интересно. Однако когда затем он попробовал начинать «Домби и сына» и «Большие надежды», ему быстро наскучило, и он вернулся к Лавкрафту и Стивену Кингу. - Да и какой в этом смысл? – говорил он с досадой. – Всего Диккенса давно экранизировали. И, кажется, неплохо. Можно и фильм посмотреть для культурного развития. А что до красот стиля, то я предпочитаю других авторов. Возразить на это было нечего – Уилл читал намного больше меня, в том числе и классику. Однако мне совершенно необходимо было прочитать Диккенса. Хотя бы две книги: «Тайну Эдвина Друда», в экранизации которой Дэвид снимался, и которою я рассчитывала скоро посмотреть... И «Николаса Никльби». Дэвид играл в спектакле по этой книге, очень давно. Зато одну из ведущих ролей! Правда, насчет «Эдвина Друда», у меня были сомнения. Если верить информации в интернете, то того персонажа, которого сыграл Дэвид, в самой книге нет, поэтому стоило ли ее читать? А вот «Николаса Никльби» определенно стоило. Спектакля-то мне все равно уже не увидеть, он шел слишком давно. А вот представлять Дэвида в какой-нибудь роли у меня уже совсем неплохо получалось. Честно признаться – с первого раза я эту книжку не осилила, сдалась на десятой странице. Просто выискала все те места, где действует герой Дэвида, Смайк, и перечитала их. И вообще-то мне понравилось. Правда, половину происходящего я не поняла, потому что читала отрывками. Но его история была такая трогательная! Так жаль его было, когда он в конце умер, я чуть не расплакалась. Но как же так? И Фердинанд, и Ромео, и вот теперь Смайк! Почему все герои, которых Дэвид играет в театре, все время умирают? Надеюсь, хоть в кино у него роли повеселее. Не могу же я все время так расстраиваться. А то я стала переживать за его героев, почти как за него самого, наверно потому, что очень ярко его себе представляла. И мне все-таки захотелось разобраться, что к чему в этой книге. Но начинать сразу перечитывать ее заново было скучновато, и я взялась читать «Мартина Чеззлвита». Дело пошло на редкость хорошо, как это ни удивительно. Я поняла, что Диккенс это что-то вроде мыльной оперы, знаете? Если вы захотите посмотреть ее целиком, все подряд 200 серий, вы долго не выдержите. А вот маленькими кусочками, постепенно, это может быть довольно интересным. И совсем уж необязательно проникаться содержанием этой мыльной оперы, можно просто наблюдать за действием отстраненно, и получать при этом удовольствие просто от того, что тебе спокойно и уютно, к тому же, куда мне было торопиться? Я каждый вечер садилась у себя в комнате к столу с томиком Диккенса или Шекспира, как когда-то с разноцветными книжками Каспера Грезы. И дело было не только в самих книгах, не только в том, что в них написано. Мне просто нравилось видеть себя со стороны, как я сижу вот так, совсем по-взрослому, и читаю серьезные глубокие книги. Мне даже казалось, что Дэвид с фотографии на стене смотрит на меня уважительно. И в самом деле, разве смысл того, что ты в кого-то... немного влюблен – это не заслужить его уважение? *** Я все же написала обо всем Жасмин. То есть... Почти обо всем. Я рассказала Жасмин про то, что ехала в одном вагоне с Томом Хиддлстоном, и спросила, как она к нему относится. Я не сомневалась, что в ответ получу подробный отчет о том, что они давно хорошо знакомы, или что отец Жасмин его лучший друг. Жасмин всегда рассказывала такие истории очень увлекательно и правдоподобно. И я им верила, потому что в это было интересно верить, а не потому, что я и в самом деле считала это правдой. Думаю, захоти я, она и о королевской семье написала бы, что она с ними дружит... Я подумала, что будет очень забавно пересказать потом все это Марни и Терри. Может, они и не поверят, но все равно будут завидовать и разозлятся. А может, и поверят. И еще я решила, что не буду пока рассказывать ей про Дэвида. Ну не про то, что взяла у него автограф, и как он мне интересен... Просто расскажу о спектакле. Но не так, будто меня это так уж сильно заинтересовало, а просто как о небольшом культурном событии в моей жизни. Я не сомневалась, что если Жасмин или ее отец знакомы с кем-то из актеров, которые в нем участвуют, она непременно мне об этом расскажет. Не чтобы похвастаться, а просто так. Это была маленькая уловка, и я мысленно попросила у Жасмин за нее прощения. Но мне нужно было знать правду. Я решила не называть никаких имен. Решила просто пересказать содержание пьесы, и что по этому поводу думаю. Правда, писать получилось больше всего о Фердинанде. И писала я совсем не то, что я тогда после спектакля говорила Уиллу. Наоборот, я рассказывала о нем его словами. «Он мучит сестру, потому что любит, но не может ей об этом сказать»... В какой именно момент мне показалось, что пишу я не о Фердинанде, и даже не о Дэвиде, а о Уилле?.. Я вдруг кое-что вспомнила. Совершенно внезапно, как озарение. Кое-что из спектакля, что смутно показалось мне знакомым еще тогда, но я не обратила должного внимания. Теперь я видела это перед глазами совершенно отчетливо. Как Фердинанд и Герцогиня выходят вместе, держась за руки. Уже после того, как он УЗНАЛ... И она такая вся из себя веселая и беспечная. А он смотрит... Не на нее, а на их соединенные руки. Странным, задумчивым взглядом. У меня просто сердце сжалось от этого взгляда... Теперь я поняла почему. Как будто не понимает, что это у него в руке и почему. Точно такой же взгляд, такое же лицо было тогда у Уилла... После того, как мы узнали, что мы не родные брат и сестра, и я подошла и взяла его за руку, просто чтобы поддержать. А он вот так же посмотрел на мою руку... Тогда меня это испугало и немного обидело. А сейчас я вспоминала это, и мне стало не по себе. Вспомнила слова Уилла о том, как он счастлив узнать, что он не из нашей семьи... И что это самое лучшее, что могло с ним случиться в этой жизни. Вспомнила, как я твердила ему: «Ты все равно мой брат!» А он отвечал: «Два нет же, дурочка! Другая кровь!» Я не сомневалась, что он говорит так просто от огорчения, от злости... Чтобы в очередной раз меня помучить... Я не верила, что он и в самом деле мог так думать. Или... мог? Но вовсе не потому, что ненавидел меня и хотел причинить боль... Нет, конечно, я не написала обо всем этом в письме. Ни за что. Я вообще конец письма скомкала, чуть ли не оборвала на полуслове... И сидела сейчас на кровати в полной темноте и размышляла. У меня все как-то перепуталось в голове. Сейчас для меня Фердинанд был уже больше Уилл, чем Дэвид... Нет, я, кончено, понимала, что на самом деле Фердинанд отдельно, Дэвид отдельно, а Уилл отдельно, но у меня они все как-то слились в одно. Я уже сама перестала понимать, о ком именно думаю. А может, я с самого начала знала об этом? Чувствовала что-то к этому герою. Он немного чем-то похож на Уилла. Я представила его на месте Дэвида-Фердинанда. И попыталась представить на месте герцогини себя. Но разве я могла бы быть такой... вот такой? Бессердечной. Не замечать страданий родного брата? Ну, пусть не родного, но очень близкого. Неужели я бы только и думала о том, что он мучит меня, что он жесток ко мне и к тем, кого я люблю? Нет, когда я думала о Фердинанде как о Уилле, я не могла оправдывать герцогиню – мне хотелось ее придушить. Я словно видела ее рядом с собой: в этом ее пижонском платье, с глупенькими раскосыми глазками, она теперь совершенно не казалась мне очаровательной. - Ты просто идиотка, - сказала я ей. – И думаешь только о тебе. Если он – твой брат – не такой как все, то это не значит, что можно сразу его ненавидеть. Герцогиня смотрела на меня своими печальными глазами. Я подумала, что даже не знаю, как ее зовут. Фердинанд звал ее просто «сестра». Я про себя называла ее Эмма. Это хотя бы было немного похоже на имя актрисы, которая ее играла... - Все дело в том, что он мой брат, - ответила она мне. - Вот и неправда! Ты никогда не была к нему внимательной и доброй... как он того заслуживал. С самого начала. И даже потом. Как ты могла не понять, что он мучит тебя не потому, что ненавидит, а потому что... Просто любит больше всех на свете, и уж лучше сам убьет, чем потеряет! Я говорила словами Уилла. Его словами можно было кого угодно в чем угодно убедить, и герцогине давно должно было стать стыдно. Но герцогиня продолжала смотреть на меня как-то странно. - Я бы все равно не смогла дать ему той любви, какой он желал, - возразила она мне. – Я могла любить его только как сестра. - Снова эта дурацкая отговорка! Герцогиня заносчиво вздернула подбородок и прищурилась на меня. - Что ж? У тебя нет и такой. Я просто дар речи потеряла... Да и что я могла ей ответить? Кто-то постучал в дверь, и я так и подпрыгнула. Неужели я говорила сама с собой? Вслух? - Фиалка? Это был Уилл. - Да? - Слушай, забудь обо всем, что я тебе наговорил в последние дни... Это все ерунда. - Ты о чем? - насторожилась я. - Ну, весь тот дурацкий пафосный бред про Фердинанда, и какое он страдающее лицо. На самом деле ты права. Он, конечно, просто сволочь. И он не любит свою сестру, ему просто нравится ее мучить. - Не думаю все-таки, что это так, - ответила я помолчав. - Нет, правда. Помнишь я... – Уилл запнулся. – Помнишь, я тогда сказал, что понимаю его? Я именно это и имел в виду. Что иногда мне это просто нравится. Это трудно контролировать. Ну, когда знаешь, что человек в твоей власти, ты как-то не можешь удержаться и не поиздеваться над ним. Это, конечно, мерзко, я понимаю. Но я и не собираюсь оправдываться. И кстати я, по-моему, уже говорил тебе – я почти перестал это делать. - Да, когда у тебя появилась Жасмин, - сказала я. Вслух. Сама не понимаю, как у меня это вырвалось. Уилл затих за дверью. - При чем здесь Жасмин? – сказал он, наконец. - Ни при чем. Просто. Мне показалось, из-за нее ты стал добрее. - Ну... Наверно да. Она действительно хорошо на меня повлияла. Первая девчонка, с которой мне... Которая... - Моложе пятидесяти и не сестра? На этот раз Уилл молчал гораздо дольше. - Знаешь, я, пожалуй, все-таки войду, - сказал он, наконец. - Знаешь, пожалуй, все-таки лучше не надо. Я была уверена, что он, как обычно, не послушается и войдет. Мне показалось, что даже ручка двери дернулась... Но он не вошел. - Она уехала, - сказал Уилл, наконец, из-за двери. – И все осталось по-прежнему, как было до нее. Ты с ней созваниваешься гораздо чаще, чем я. - Жасмин моя подруга, - сказала я твердо. – И она твоя девушка. - Да, и забудет о нас через месяц-другой. - Неправда! - Может, о тебе и не забудет. Можно оставаться лучшими подругами и по переписке. А я для нее... Ну, вот как для тебя твой Дэвид. Ты можешь повесить его портрет на стенку, но он вряд ли тот человек, с которым ты захочешь прожить вместе всю жизнь, ведь так? - Вряд ли, - сказала я, подумав. - Он, думаю, вообще не из тех, кого легко вытерпеть рядом целую жизнь... Или даже несколько лет... Также как и меня. Но ведь ты терпишь. - Может, и Жасмин смогла бы. Ты ведь про нее не знаешь. - Про нее не знаю, - согласился Уилл. Мы еще помолчали. Шторы в комнате были плотно задвинуты, и было совсем темно. Как бы я ни таращила глаза, не видела даже собственных пальцев у себя перед лицом. И вдруг вспомнила сцену в темноте, когда Фердинанд приходит к своей сестре поговорить. Когда приносит ей отрубленную руку. Во время спектакля на сцене и в зале была такая же тьма, хоть глаза выколи. - Так, значит, ты для Жасмин вроде, как для меня Дэвид? – я не могла не улыбнуться. – А ты думаешь, он мог бы ко мне относиться так же... как ты к ней? - Надеюсь, что нет, - ответил Уилл прежним зловредным тоном. – Для его же собственного блага. И для твоего. Иначе я... - Что? - Иначе я снова стану злобным братом. Таким, что даже Фердинанд покажется тебе ангелом. «Только вот ты мне вовсе не брат», - подумала я. - Думаю, мне все равно с ним ничего не светит. У него есть Том. - Хм... Думаю, они с ним все же просто друзья. - Думаю, они с ним все же пара. - Ты не можешь быть так уверена. - Я уверена. Я же слышала, о чем они говорили, когда я подошла к ним. Просто я тогда слишком волновалась, чтобы воспринять это. Но теперь я помнила это совершенно отчетливо. Лица Дэвида я в тот момент не могла видеть, только кусочек щеки из-под волос, но я отлично слышала его взвинченный голос: - ...я думал, свидание, это когда человек с человеком, а не человек с ноутбуком... - Извини, больше не буду, - Том покладисто убрал ноутбук и тепло улыбнулся. Но Дэвид продолжал раздраженно: - Вот поэтому я и не завожу себе ничего подобного. Даже телефон у меня самый обычный. Потому что все эти штуки затягивают. И перестаешь замечать реальных людей, которые рядом... Именно в этот момент я и подошла к ним. И потом те несколько минут, которые я говорила с Дэвидом, он казался таким дружелюбным... И глаза у него были радостные... Хоть и немного усталые. И он улыбался... Очень искренне, пока говорил со мной. Но вот в самый последний момент, когда поезд уже отходил от станции, я увидела его еще раз через стекло вагонного окна... И его лицо было задумчивым и мрачным. Он так и сидел скрестив руки, с угрюмым видом глядя за окно... Как будто ничего не произошло. Или как будто для него это ничего не значило... Дверь в мою комнату скрипнула и приоткрылась. Я так и подпрыгнула на кровати. - «Темнота тебе к лицу...» - прошептал Уилл зловеще. - Я сейчас включу свет, - предупредила я напрягшись. Мало ли что! - В этом нет необходимости. Я сейчас уйду. С этими словами он нащупал меня в темноте и что-то положил мне на колени. - Что это? - Не бойся, я не собираюсь подбрасывать тебе отрубленную руку! – фыркнул Уилл. - Где бы, по-твоему, я смог ее взять? Я подумала, что при желании он вполне мог бы разыскать и отрубленную руку, и что-нибудь похуже... ...Эта была маленькая коробочка, как я знала, из синего бархата. В ней Жасмин прислал Уиллу подарок на день рожденья. Очень красивый кристалл из настоящего горного хрусталя. И еще маленький светильничек в виде голубой черепашки. Если его включить в темноте, из него по стенам и потолку закружатся маленькие синие огонечки, как звездочки. Если поставить на него кристалл, он будет мерцать изнутри голубоватым светом. Как маленький Сильмарилл. Очень романтичный и продуманный подарок. Но коробочка это не обязательно часть подарка, коробочка – это просто коробочка. Уилл положил мне ее на колени и скрылся за дверью, уронив на прощанье: - Не одна ты умеешь пользоваться принтером. Я некоторое время еще сидела неподвижно и на ощупь исследовала коробочку, не решаясь открыть. Потом все-таки решилась. Потом встала и включила свет. Я и так догадывалась, что там... Одна из тех вещей, которые Уилл добывал где-нибудь на распродаже или блошином рынке. Довольно большой и вроде как серебряный медальон с чеканным узором. Он иногда носил его. Я, поколебавшись, осторожно открыла медальон и счастливо вздохнула... Внутрь были вставлены две маленькие, аккуратно вырезанные овалом фотографии Дэвида. Одна, где он в роли герцога, другая - его студенческое фото, еще с длинными волосами. Еще в коробочке оказалась крошечная книжечка-брелок, размером не больше медальона, но с настоящими страницами. Между ними было вложено много одинаково вырезанных фото Дэвида, так что в медальон я могла вставлять по желанию любые из них. Мне почти сразу захотелось их поменять, хотя Уилл, конечно, выбрал лучшие. Фото в медальоне были вставлены под тоненькие кусочки стекла или пластика. Я вдруг подумала, это здорово, конечно, что я могу всегда теперь носить его фото с собой. У самого сердца. Но все же я, пожалуй, ограничусь одной фотографией, решила я... можно будет менять ее почаще. А во вторую половину медальона я вставлю фотографию другого человека... Хотя он, наверно не захочет... Но это не страшно. Я могу на всякий случай прикрыть ее фотографией Дэвида. К тому же ту фотографию, что ниже можно будет вклеить в медальон... Размышляя об этом, я вынула овальный кусочек стекла, за ним фото Дэвида. За ним оказался такой же овальный кусочек картона. Я поддела его ногтем, но он давался гораздо труднее.. Наконец, мне это удалось... И я увидела приклеенную ко дну медальона фотографию Жасмин. Аккуратно от меня скрытую. Я несколько ошарашенно смотрела на нее и думала – не страшно, почем нет? Пусть тоже будет вклеена, только с другой стороны... В конце концов Жасмин тоже дорогой для меня человек, а Дэвиду придется прикрывать обоих.. Ну что. Я поддела ногтем вторую стекляшку. Заодно прихватила и вставное фото, и картон... Во вторую половинку медальона тоже была вклеена фотография. Но это была не Жасмин. Это была я. Мы обе словно улыбались друг другу на этих фото... И... это ведь значило только то, что мы самые дорогие для Уилла люди, не так ли? Не важно, в каком смысле. И друг для друга мы тоже по-прежнему близкие люди... Я так и просидела в комнате всю ночь за этими мыслями, и было уже утро и почти совсем светло. Скоро пора будет собираться в школу, а в голове у меня жуткий кавардак - все перепуталось окончательно. Я поняла, что мне ну просто совершенно необходимо, кому-нибудь рассказать о произошедшем. Поделиться своими мыслями. Раскрыть самые сокровенные чувства, которые переполняли меня. Выплеснуть все свои сомнения, тревоги и надежды. Надежд, пожалуй, было больше всего. Но кому я могла все это рассказать? Жасмин? Только не про это. Все-таки по-прежнему пока считается, что Уилл ее парень. Может, потом, если что-то изменится... Когда изменится... Тогда я смогу рассказать ей обо всем. Но пока вряд ли. Может, написать об этом Касперу? Я вздохнула. С ним можно было обсуждать наши общие фантазии насчет фей и волшебного мира, наши творческие планы. Ну и некоторые проблемы, но только не такие. Конечно, в этом тоже есть фантазии... И волшебство, но не такое, о котором станешь рассказывать старшему другу. Как же жаль, что я не могу по-прежнему написать ему письмо, не отправляя его! Просто «Дорогому К. Г.», тайному другу. От этого мне всегда становилось легче. Наверное, это были даже не письма, а своего рода дневник. Но почему-то теперь, когда я знала Каспера лично, я не могла писать ему, как раньше. Что-то мешало. Я все-таки достала чистый лист бумаги и положила его перед собой. Взялась за ручку. На самом деле, совсем не важно, кому писать. Главное чтобы человек, которому я пишу, вызывал у меня доверие. Чтобы мысли он нем приносили радость. Чтоб ему хотелось все рассказать. Чтобы казалось, уж он-то непременно все поймет. Глупо это или не глупо, какая разница? Если мне от этого будет хорошо и поможет во всем разобраться, может, и не очень глупо... Я придвинула к себе бумагу и решительно вывела самым красивым почерком: «Дорогой Д. Д.!»...