Пригоршня мрака

Небо в эту ночь было темным и неприветливым. Мир тонул во тьме и казался нереально-пугающим, как все, что скрыто во мраке; луна не могла осветить дорогу. Впрочем, Недзи не боялся мрака. Бьякуган с легкостью рассеивал любую тьму, и неважно, что в таком режиме зрения живые люди казались сложными схемами, состоящими из токов жизненной энергии – чакры. Люди и были схемами. Тьма живых схем, бессмысленно блуждающих в темноте пещеры, которую им не дано покинуть. Они не видят, куда идут, натыкаются на стены и не могут найти выход. Может, потому, что его не существует? Просто вход в другую пещеру, побольше. Подземелье живет по собственным правилам, и эти правила устанавливаются не извне – изнутри. Недзи знал, что он сам – схема. Это не особенно заботило его – пока он мог управлять другими схемами и решать все по своему усмотрению... к всеобщему благу, которое маячило где-то там, вдалеке, которому не могли помешать даже стены пещеры. Или – законы Конохи. Недзи бесшумно спустился с дерева. На вытянутых руках перед собой он держал свой гарант на то, чтобы стать совершенной схемой. Самой сильной, самой завершенной, состоящей из четких линий, черных, как ночь. Доминирующей. Способной устанавливать новые законы. Обо всем было договорено заранее, но Недзи не смог удержаться от последнего, ненужного уже вопроса. - Для того, чтобы снять печать, нужна только ее смерть? – спросил он, опуская Хинату на ночную траву у ног Орочимару, который напоминал темную тень. Осторожно, очень осторожно – по привычке, которая успела въесться в его суть. «Ты как медленно действующий яд, Хината-сама. Сладостная отрава, которую невозможно не проглотить. Ты – будто кислота; глубже и глубже в сожженную почерневшую плоть, пока не доберешься до сердца… Я должен уничтожить тебя, пока не поздно. Потому что ты – единственная, кто может уничтожить меня. Моя первая и последняя слабость». Недзи не мог убить Хинату сам, хотя такая возможность предоставлялась ему по несколько раз на дню. Убить Хинату было то же самое, что убить себя; боль, причиненная Хинате, отзывалась болью в каждой клетке собственного тела. Так было всегда. Недзи не мог убить Хинату. Потому и принес ее к Орочимару, давно заинтересованному в бьякугане. «Пусть те, заблудившиеся во тьме, считающие свои жалкие пародии на законы светом, способным развеять мрак... Пусть они посчитают, что я очернил свое имя этим поступком – разве не все равно? Истинный свет – там, впереди. Право на него еще нужно заслужить, оно дается в сражении. Так пусть сражаются за свои призрачные идеалы, а я останусь в стороне, прикрепив к ним невидимые нити... и я буду для них самым страшным врагом, потому что знаю о них все». Недзи не строил иллюзий относительно собственного пути, как тот же Орочимару. Он знал: ему по праву рождения надлежит пересекать чужие пути, перечеркивать их, ставя жирные черные кресты на чьих-то мечтах. Он собирался уничтожить Коноху и подчинить себе все, что от нее останется. А для этого его ничто не должно было к ней привязывать. Он должен был стать цельным, должен был раствориться в безымянной темной силе, которая вела его, которая позволила так легко войти в сговор с Орочимару и стать тайным шпионом организации Акацки. - Да. Только ты сам должен убить ее, - Орочимару подошел ближе. У него были неаккуратно растрепанные длинные черные волосы, и Недзи про себя покачал головой неодобрительно. Он знал, что такие люди, похожие на чьи-то ожившие кошмары, важны для его дела, призванного очистить мир, но одобрить их существование не мог. Позже, когда Орочимару станет не нужен, Недзи лично позаботится о нем. С Акацками уже есть соглашение по этому поводу... как и с неявным Лидером, Учихой Мадарой, – насчет самих Акацок. - Мы об этом не договаривались, - Недзи нахмурился, снова активируя бьякуган. Чакра Орочимару казалась очень яркой в режиме бьякугана, в непроглядном мраке окружающей ночи. Это было неправильно. Слишком светло. Хината на темной траве слабо шевельнулась. Глубоко вдохнула, приходя в себя. Несколько часов назад Недзи легко лишил ее сознания – достаточно было прижать палец к ее лбу, сконцентрировав чакру. - Иначе не получится, - развел руками Орочимару. Недзи всмотрелся в Хинату. Если смотреть, активировав бьякуган, ее чакра казалась тусклой. Нежизнеспособной. Она сама была такой – пережитком темного прошлого. Слишком слаба, чтобы идти в ногу с теми, кто достоин лучшего мира. Недзи никогда не мог понять, почему его с такой силой тянет к Хинате. Может, это говорил голос крови Хьюга, загрязненной внутрисемейными браками. А может, дело было в том, что из всего ненавистного Недзи, устаревшего клана только Хинате приходило в голову зажигать летающие фонарики по праздникам и отпускать их в свободный полет. Фонарики летели и горели еще долго, освещая ночное небо, будто звезды или яркие светлячки. Или в том, что менее совершенная часть сознания Недзи соглашалась – люди неравны, есть те, кто лучше и те, кто хуже, и нет ничего дурного в том, чтобы стать чьей-то тенью или впустить в свою душу память о чьем-то свете. На самом деле все одинаковы. Все заслуживают тьмы, и пути среди дыма и мрака – долгого, мучительного... пути к по-настоящему светлому будущему. Недзи услышал недоуменное «нии-сан», но не увидел, как шевельнулись тонкие розовые губы, на которых столько раз выступала пролитая им кровь. В режиме бьякугана он видел людей такими, какими они были на самом деле – схемами. И только себя увидеть не мог никогда. Не в окружающей тьме. Он видел, куда нужно бить, и, хотя знал, что убить Хинату не способен, сумел убедить себя – это не она. Это не я. Так нужно. Плевать на боль, если светлое будущее... Он уже не мог отступить. Несколько точных ударов; поддержать падающее тело, дожидаясь, пока не погаснет слабый свет ее чакры. Деактивировать бьякуган; ее глаза широко распахнуты, а на лице застыло недоуменное выражение. Чему это она удивилась? Неужели она не понимала? Не видела, что, позволяя себе опереться на него после сложной миссии или выматывающей тренировки, отдается мраку? Она даже не подумала напасть. Такая слабая... Повинуясь внезапному порыву, Недзи прижался губами к пока еще теплому лбу, очертил пальцами контур губ Хинаты, влажных от темной крови. В нем вдруг проснулась благодарность, горячая, как эта кровь; так во тьме рождаются страшные сны. Хината не стала сопротивляться, а значит, поняла. Мир снова стал целостным, и он снова стал собой. - Ну, что дальше? – спросил Недзи, разжимая руки и обращаясь к примолкшему Орочимару. Стоило идти вперед – теперь, когда все стало ясно. *** В небе тихо умерла луна. С запада надвигались тучи...