Рисую мелом на тротуаре

Мне иногда страшно идти в школу. Я боюсь того, что по приходу домой мать вновь начнет обвинять меня в моём бессилии. На руках будут синяки, а на щеке вновь окажутся ссадины. Иногда меня посещает мысль о том, чтобы сбежать из этого города. Туда, где всегда светит солнце, а люди не такие озлобленные, как в Детройте. Конечно, я должен по окончанию своих дней благодарить маму за то, что смогла устроить меня в нормальную школу. Спасибо. Однако желания убежать не исчезает и по сей день. Моя мечта, наверное, навсегда останется во мне. Я отличаюсь от своих сверстников. Я — белое пятно в ночи. Глупое сравнение, особенно для мальчика, которому завтра только исполнится тринадцать лет. Но это так. Мои одноклассники — афроамериканцы, а я — лишний. Я лишний в их обществе также, как лишний в этом мире. Мне кажется, что не из этой планеты.

Почему я так многогранен? Я Марсианин? Или я результат какого закрученного эксперимента?

Мой отец бросил нас и уехал в Калифорнию. Он просто попрощался со мной и ушёл. По вечерам мама плачет из-за своей тяжелой судьбы, однако я стараюсь хоть как-то её успокоить. Я молчу о своих проблемах. Потому что ей и так тяжело. А сегодня Джон толкнул меня в шкафчик только из-за того, что я не так взглянул на него. На самом деле я просто хотел сказать, что у него развязанные шнурки. Вот только после того, как я раскрыл рот, получил кулаком по челюсти. И снова синяк. И снова скандал. За окном сейчас солнечно. Я сижу, поджав колени под себя и смотрю в зеркало, где виден маленький и тощий светловолосый мальчик в школьной помятой форме, который не может постоять за себя. Мистер Мэйсон, школьный психолог, пытался узнать причину того, почему я зажат и больше предпочитаю одиноко сидеть на скамье у школы и рисовать мелками кошку и собаку. Второй раз я решил не ходить к нему, так как голова после первого сеанса ужасно болела. Я склонился к коленям и тихо всхлипнул, однако сразу же вытер непрошеные слёзы рукавом. Мужчины не могут плакать, потому что они — мужчины. Я ещё не придумал аргумент, но я не буду плакать. Моя голова мокрая. Сегодня я побывал в толчке. Маркус решил, что я недостаточно наказан. Моё тело болит. Я знаю, что мой велосипед стоит внизу, однако боль распространяется по всем моим конечностям и я, кажется, уже не смогу спуститься вниз и сесть на него, чтобы уехать домой. Кстати, это мой первый «автомобиль». Я собрал его сам, запчасти нашел на какой-то помойке. Шины, рама и гайки. Я надеюсь, что ничего не сломалось, так как прибавлять матери новых проблем не хочется. Наушники лежат где-то рядом, из них всё ещё доносится глупая песня, которая ничуть не прибавляет мне настроения. Я поднялся и тихо шикнул. В школе сейчас пусто. Как и на улице. Я нашел свой велосипед. Я буду то и дело молиться Богу за то, что ребята не тронули его. На самом деле, я часто молюсь Всевышнему, потому что просто считаю, что это долг каждого человека — просто взять и помолиться. Я не прошу у него ничего. Я просто благодарю его за то, что я появился на свет, хотя при родах матери должен был умереть. Да, судьба обделила меня своим вниманием, однако я не буду плакать. Потому что я мужчина. — Энтони снова боится выходить из туалета? Я не должен обращать на это внимания. Я сильнее их, потому что я верю в Бога, а они — атеисты. По крайней мере, именно это мотивирует меня пройти мимо Маркуса. — Эй, Тони! Как там твоя мамочка?! — Заткнись! Пожалуйста, просто заткнись, — кричу я. Для меня моя мама — это святое. Возможно, она сейчас углубилась в свои проблемы, но, как бы это ни было, я люблю её. И я знаю, что буду продолжать любить до скончания своих дней, так как именно она подарила мне жизнь, рискуя собой. Снова удар. Я упал на землю, при этом чувствуя, как кровь скапывает из носа на тротуар, где совсем недавно я рисовал собаку и кошку, которые сидели рядом. Я хотел быть этой кошкой, которая, прижавшись к синей шерсти собаки, грелась на солнце. Глаза зажмурились, и я представил, что сейчас нахожусь на другой планете. Где нет этого придурка Маркуса и его шайки. — Давай, Тони! — выкрикнул он. — Вставай! Я чувствую, как барьер слёз начинает медленно трескаться. Мне хотелось подняться и врезать в это самодовольное лицо, однако я не мог. Боль полностью сковала меня. Мной овладело отчаяние. Я не мужчина. Я — ужасный сын, который не сможет постоять за себя. Маркус снова ударил меня, только теперь ногой в живот. Я поперхнулся и упал навзничь. Хотелось закричать о том, чтобы он наконец-таки оставил меня в покое, вот только голос пропал, да и не сделаю я так. Лучше буду молча принимать все неприятности, чем унижаться. Я попытался подняться и услышал, как Маркус громко усмехнулся. Я сел на колени, вытирая тыльной стороной ладони нос. Кровь окрасила всю мою руку. Голова раскалывалась на части, но я терпел. Я должен терпеть. И попытаться встать. Однако следующие удары выбили меня из колеи. Ребята Маркуса принялись ожесточенно избивать моё ослабевшее тело, которое уже не делало попытки сопротивляться или отбиваться. Я чувствовал, как внутри нарастала боль, что-то, наверное, сломалось. Слёзы невольно покатились и смешались с кровью. — Поднимайся! Я не встану. Я чувствовал, как силы начали покидать меня. Мне было больно. Мне было страшно. — Хватит, валим отсюда! — грубо произнёс Маркус, а боль начала нарастать с новой силой, когда ноги ребят перестали колотить меня. Они ушли. Я же остался. И, кажется, никуда уже не уйду, так как мои глаза начали медленно закрываться. Я не понимаю, почему не могу с ними общаться. Я не понимаю того, почему они надо мной издеваются. Я ужасно хочу понять, что не так сделал в той жизни, чем отличаюсь от них в этой. Но мне кажется, что уже поздно что-то думать. Я дотронусь до своей мечты. Я смогу увидеть её собственными глазами. Она такая странная, но в то же время такая желанная. На то она и мечта. Мама, наверное, будет ругаться. Но я люблю её, чего бы мне это не стоило. Но я сильный. Просто этот мир погряз. Это он слабый. Не я.