***
Он мог бы убить каждого в этом помещении. Выжимать жизнь из их тел, выпустить на пол всю кровь до последней капли, омыться в ней. Но Баки не до них. Он позволяет Наташе разобраться с остатками небольшого отряда. Лишь на секунду Барнс замирает, глядя на такое знакомое помещение. Все лаборатории Гидры типовые, и он без труда узнаёт машину, каждый раз отбирающую у него старую личность и создающую новую. Стив без сознания, его тело обмякшее. Цепкий взгляд Баки тут же оценивает физическое состояние. Крупных и серьёзных ран нет, но кто знает, что он обнаружит, когда Стив очнётся. — Что эти твари сделали с тобой? — бережно освобождая голову Роджерса, бормочет Баки. Он быстро проверяет пульс и зрачки, чувствует размеренное дыхание и не знает, благодарить или же проклинать сыворотку суперсолдата. Они выбираются через пятнадцать минут. Наташа надёжно прикрывает, а Баки несёт Стива, мысленно молясь. Это абсолютно не в его характере. Он предпочитал в этой жизни надеяться только на двух людей: на себя и Стива. Сам себя он уже однажды предал, а вот малыш Стиви никогда не подводил. — Ему нужно в больницу, — с трудом разжав стиснутые зубы, говорит Баки. Романофф согласно кивает, садится за руль, и через минуту они уже несутся прочь от базы Гидры, расположившейся в самом центре Нью-Йорка. Как далеко они пустили свои щупальца? Баки предпочитает не думать об этом. Он упорно твердит себе, что со Стивом всё будет хорошо, гладит Роджерса по светлым спутавшимся волосам и внимательно слушает ровное дыхание.***
Физически Стив абсолютно здоров. Есть лишь мелкие повреждения, следа от которых не будет уже через двое суток. Но сразу становится понятно, что что-то не так, когда он просыпается. Баки в тот момент находится рядом, бережно сжимает его руку, периодически целуя сухими губами костяшки пальцев. — Эй, привет, соня, — улыбаясь, шепчет он, стремясь поймать расфокусировавшийся взгляд голубых глаз. Наконец, он ловит. И даже не пытается сдержать тихий стон отчаянья и боли. Глаза, раньше смотрящие на него так, будто он самое ценное в этом мире, были чужими. — Кто ты? — нахмурившись, шепчет Стив. Или тот, кто появился после издевательств Гидры. — И кто я? Баки молчит минуту, всё смотрит, надеется, что это последствия отключки, и Стив вспомнит его. Но тот начинает нервничать, отдёргивает руку, приподнимается в постели, морщится от яркого света и осматривается. — Эй, — с трудом контролируя голос и желание обнять, произносит Барнс. — Ты в безопасности. Я твой... — голос предательски дрожит. — Друг. Меня зовут Баки. Ты попал в больницу. И, кажется, у тебя амнезия, приятель. — Друг? — Стив снова хмурится. Баки с трудом собирается, скользит по нему взглядом, отмечает, что перед ним не совсем чужой человек. Движения, мимика, нервная привычка теребить что-то в руках — всё это принадлежит его Стиву. Тому парню, которого он защищал в далёком прошлом, тому, кому он отдал сердце, вытащившему его из ледяного ада под названием Зимний Солдат. — Да, — он старательно выдавливает улыбку. Получается паршиво, Барнс знает это. Где-то в горле застревает тугой ком и ругательства, но он сдерживается. Главное, не пугать. Он должен вспомнить. — Подожди минуту здесь. Я схожу за доктором, — прежде чем уйти, Баки поддаётся эмоциям. Он понимает, что не следует делать этого, но всё равно склоняется перед пытающимся отшатнуться Стивом и мимолётно целует его в лоб. — Боже, как же я боялся за тебя... Барнс стремительно покидает палату. Он и представить себе не мог, как тяжело было Стиву увидеть неузнавание в его глазах. Так легко забыть, кто ты, когда единственный важный человек в твоём мире смотрит на тебя, как на чужака. Баки намерен исправить это как можно быстрее.***
Всё оказывается хуже, чем он представлял. Врач что-то говорит о повреждениях, стирании памяти и о том, что когда-нибудь Стив вспомнит. Но нужен толчок. Яркая вспышка эмоций, знакомая обстановка и абсолютное спокойствие. Едва ли Барнс может обеспечить последнее, потому что от слов доктора ему тут же хочется что-то разрушить. С тех пор, как он побыл машиной для убийств, за ним закрепился подобный способ разрядки. Но Стива нельзя пугать. Он и так смотрит недоверчиво и испытывающе. Словно не понимает, как вообще его угораздило подружиться с таким мрачным и опасным на вид типом. Баки нервно усмехается, вспоминает то, как тёплые руки Роджерса ночами защищали его от кошмаров и разжигали в теле огонь. Как губы, сейчас скривившиеся в неузнавании, дарили поцелуи и шептали слова любви, ловили его стоны и улыбались, стоило заметить, какую власть он имел. Да, Стив имел безраздельную власть, потому что он для Баки — смысл жизни. — Мы пришли, — произносит Барнс, пропуская Стива вперёд в их квартиру. — Мы живём вместе? — немного удивляется он, вызывая очередную болезненную вспышку в груди Баки. — Да, — коротко произносит он, слова отказываются вылетать из сдавленного горла. — Уютно, — Стиву не нравится тишина и неловкость. Баки видит, как он старается быть с ним дружелюбным. Но он не знает его, нет того напряжения между ними, он не тянется к нему. Это ударяет больнее всего. — Ты сам всё обустраивал, — отвечает Барнс. Конечно, ведь на тот момент он сам был кем-то между Зимним Солдатом и Джеймсом Барнсом. Да и сейчас он кто-то третий, объединивший в себе обоих. И он не самый плачевный результат этого слияния благодаря Стиву, его заботе и терпению. Но Баки не такой. Он с трудом встречается с пустыми глазами забывшего всё Роджерса, он не так терпелив и не так умеет показывать чувства. Баки надеется, что стоит ему крепко прижать Стива к себе, как тот всё вспомнит. Словно в глупой волшебной сказке. Он ещё никогда так не верил в сказки. За мыслями Баки не замечает, как Стив обнаруживает щит. В нём снова зарождается огонёк надежды. А вдруг? Но ничего не происходит, капитан лишь с удивлением осматривает предмет, а потом равнодушно возвращает на место. — Извини за невежество, но у тебя необычный протез, — немного смущенно произносит Роджерс. — Военная технология, — отмахивается Баки, хотя стоило придумать что-то другое. — Я заметил жетоны у тебя на шее, — произносит Стив, не глядя на него, осматривая виниловые пластинки на тумбочке. Барнс тут же с печальной улыбкой ударяется в воспоминания, где после их первой совместной ночи он заставил Стива танцевать с ним. Они тогда смеялись, как ненормальные, целовались и были счастливы, пока не решили полностью искоренить Гидру, чтобы никто больше не страдал от её щупалец. Лучше бы они остались здесь, в этом маленьком мире. Для Баки Стив всегда был целым миром, и он мог бы дышать и жить только им одним. Но капитан на то и был капитаном, что много думал о мире и справедливости. И Гидра снова добралась до них. — Один друг просил меня носить их, — неохотно отвечает Баки, с трудом сдерживая «этот друг ты». Тогда такой подарок показался Барнсу слишком личным, а Стив лишь озорно улыбнулся и быстро поцеловал его, отправляясь на встречу с Наташей, которая всё же ушла в подполье не так глубоко, как говорила. — А где моя комната? Я хотел бы побыть один. Извини, — сразу же добавляет Стив. Баки больно от того, какой чужой и одновременно родной сейчас перед ним Роджерс. Но вопрос заставляет задуматься. Когда они переехали, то, не сговариваясь, просто заняли одну комнату. Баки как прежде, ещё в довоенные времена, иногда разбрасывал вещи, лишь бы только видеть на лице Стива выражение напускного негодования и удивительной нежности. Он помнил и такие мелочи из их прошлого. Пусть сам Джеймс некоторые из них позабыл, давно предпочитая жить настоящим. Когда Баки приводит его в их комнату, Стив явно что-то замечает, но молчит. Покрасневшие кончики ушей тут же выдают его с головой. Барнс устало вздыхает и всё же произносит то, что ему совсем бы не хотелось. — Я не давлю. Вспоминай и не думай о моих чувствах, — он прекрасно знает, что в Стиве на генетическом уровне заложено беспокойство о чувствах других. Он так редко думает о себе. — Спасибо, — шепчет он еле-еле. — Мне правда очень жаль. — Я знаю, Стив. Мне тоже. Но это не твоя вина, — он уходит, оставляя Стива. Самому Баки невыносимо находиться там, где за последние недели было пережито столько счастливых мгновений в компании человека, который их не помнил. Ему нужно уйти, надышаться и вернуться, чтобы с новыми силами бороться за Стива. Он вернёт его, обязательно вернёт.***
Баки твердит себе это уже месяц. Стив обязательно вернётся. Они даже переживают два нападения, и Роджерс без труда вспоминает оттачиваемые годами навыки и, кажется, совсем не удивляется. Он смеётся над шутками Баки, улыбается ему и, кажется, по-настоящему привязывается заново, но держится на расстоянии. А Барнсу остаётся лишь держать себя в руках. Иногда делать это так трудно, что у него начинает ныть всё тело. Это противоестественно для него — не прикасаться к Роджерсу. Но он терпит, потому что понимает — Стива это жутко напугает. Он не чувствует ничего или же просто не принимает этого. Ему остаётся только ждать. Ведь едва ли Стив сделает такую глупость снова и ещё раз влюбится в него. Вскоре ему опять начинают сниться кошмары. Липкие, тягучие. Но на этот раз не с его участием. Ему снится, что Стив — Зимний Солдат. И он не в состоянии достучаться до него. Что может Джеймс Барнс, бывший легкомысленный повеса и сломанный человек? От него не исходит свечение Стива, он не так добр и дважды не так терпелив. Он не в состоянии снять проклятье забвения. Он не может одной лишь верой одолеть всё на свете. — Блять, — шепчет бессонными ночами Баки. Гостевая комната в их квартире давно стала его комнатой. — Ты ни на что не способен, Барнс. Баки знает, что Стив в курсе его кошмаров. Но он не приходит на помощь как раньше. Потому что ему тяжело, потому что он знает, что сделает только хуже, смотря своими сочувственными глазами. Такими глазами он обычно смотрел на бездомных котят. Баки для него значит не больше этих котят. В этом взгляде нет содержания и того чувства, что было раньше. Барнсу тяжело не от того, что Стив не помнит чего-то конкретного. Он просто забыл о том, что любил его. Отнял самое ценное, что было у него. Барнс не знает, что такими ночами, когда он страдает от кошмаров, Стив тихо садится рядом с его дверью. Ему тяжело, невероятно трудно каждый день держаться на расстоянии. Но не чувствуя давления, он медленно и верно окунается в незнакомые или же просто позабытые чувства к Джеймсу Барнсу.***
Баки непростительно рассеян в последнее время. Именно поэтому агенты Гидры застают его врасплох и ранят. Он петляет по городу, с трудом волоча ноги, но всё же уходит от слежки и, наконец, направляется в пока ещё нерассекреченную квартиру. Вваливается, заливает кровью любимый ковёр Стива. Это заставляет его сумасшедше ухмыльнуться и тут же скорчиться от боли. — Джеймс... — раздаётся с кухни. О да, ещё он всегда называет его так. Потому что Баки — это лучший друг, любовник и огромная часть его жизни. Джеймс же — тот, кто живёт с ним под одной крышей и бросает печальные и влюблённые взгляды. — Баки! — кричит он неожиданно, и от этого возгласа Барнсу почти легче. У него прострелено живое плечо, металлическую руку словно пропустили через мясорубку, множество внутренних повреждений и разбитая голова. Но он как идиот улыбается, когда пальцы Стива бережно обхватывают его голову. — Мне кажется, или я вижу проблеск узнавания в этих голубых глазках? — хрипло смеётся он, чувствуя кровь во рту и на подбородке. Глаза Роджерса просто огромные и растерянные. Кажется, он всё же немного влюбил его в себя за этот месяц. Но всё ещё недостаточно. Может, думает Баки, только смерти будет достаточно. Достаточно яркое впечатление. — Эй, ты не умрёшь, я позвоню в скорую, я позвоню Наташе... — бессвязно бормочет Стив, настолько шокированный, что не может сдвинуться с места. — На этом моменте ты должен вспомнить, — перед глазами Баки всё плывёт. — Я умираю, и ты вспоминаешь. Клише, закон жанра. Почему же ты не вспоминаешь? — Ты не умираешь. И я вспоминаю, Баки, правда... — О, сладкая ложь. Избавь меня от неё, Стиви. Просто побудь со мной до конца. Как всегда. До конца времён, помнишь? — глаза Баки закрываются. Ему давно не было так хреново, и его посещает мысль, что в этот раз это конец. И лучше такая смерть, чем оказаться потом в щупальцах Гидры. Сейчас Стив рядом с ним. Пусть и не совсем он. Но воспоминаний Баки хватит на них двоих.***
Просыпаясь, он не чувствует ничего, кроме теплых пальцев на своей руке. И губ. Он слабо улыбается. — Если это и есть рай, то здесь явно не хватает голых Стивов с крылышками, — бормочет он, открывая глаза. В них бьёт яркий свет, но они быстро привыкают. Во рту совсем сухо, словно он не говорил целую вечность. Может, так и есть. — Ты в порядке, Бак, — в этом голосе так много всего, что Барнс, кажется, сейчас заплачет. — Стив, это правда ты? — он с трудом поворачивает голову в сторону голоса, и весь мир сосредотачивается на одном-единственном важном человеке. Глаза Стива блестят, и Баки теперь будет не так стыдно разрыдаться, словно девчонка. — Больше не смей умирать. Я бы и так вспомнил, — зло бормочет Роджерс, поднимая руку для тычка в плечо. Но она останавливается на полпути, а потом бережным движением ложится на пробитую голову Баки. В конце концов, по ощущениям, у Джеймса переломаны почти все кости. Но на тело ему плевать. Он смеётся от счастья, игнорируя боль в рёбрах и зашкаливающие показания приборов. — Ты прав, надо было сначала попробовать поцелуй. Но смерть — самый верный способ, — Баки тянется пальцами к лицу Стива. — Я рад, что ты вернулся. — Я рад, что ты в порядке. В тот день Баки клянётся себе, что больше никогда не будет участвовать ни в каких операциях и Стиву этого делать не позволит. А через две недели они снова нападают на очередную базу Гидры, едва не погибают и бурно отмечают выживание в их квартире, на их постели, дополняя старые воспоминания новыми. Баки последует за этим отчаянным капитаном везде. Потому что внутри он всё тот же тощий Стив, отчаянно ищущий справедливости, и потому что он чертовски сильно любит этого идиота.