Часть 1
В здании старшей школы Лоуренса раздался такой вожделенный для всего ученического состава звонок с последнего на сегодня урока. Классы стремительно приходили в запустение. Завершающий учебный день на этой неделе подошёл к концу, и все ребята в предвосхищении долгожданного отдыха. Старшеклассники гурьбой вывалились из спортзала и дружно поспешили в раздевалку, желая поскорее переодеться и разбежаться, кто куда: у каждого составлен, несомненно, крайне важный, заранее продуманный план, как весело оторваться в фактически уже наступивший уикенд, и его выполнение не терпит отлагательств. Большинство подростков решили даже не задерживать себя совершением гигиенических процедур, а только переодеться в чистую сухую одежду. Дин Винчестер — один из немногих, кто всё-таки принял душ. Он наспех привёл себя в относительный порядок одним из первых и ринулся к выходу из душного помещения, предвкушая свободу, но там его остановил мистер Сингер, учитель физкультуры. — Дин. Не слишком торопишься? — Нет, — машинально ляпнул Винчестер, ибо мыслями уже давно был за пределами школы. — Хорошо, потому что я очень спешу на совещание. Ты не мог бы дождаться, пока все выйдут, и закрыть раздевалку? — быстро проговорил учитель, тут же вручая Дину ключ. — Ладно, — только и успел сказать парень. Мужчина уже мчался по коридору, на ходу выкрикнув: — Оставишь в учительской. Дин вздохнул: «Ладно, ещё 5-10 минут и тогда точно всё». Он попрощался с друзьями и сказал, чтоб не ждали его. Ребята собрались за несколько минут, и вскоре помещение совсем опустело, как Дину показалось. Он уже собрался было закрыть дверь, но тут заметил в дальнем конце раздевалки какое-то шевеление и остановился. Подождав секунд пятнадцать, парень нетерпеливо выдохнул и закатил глаза: «Ну, кто там так долго копается?!». Винчестер шагнул через порог, раздражённо дёрнув дверь, и направился к тому, кто своей нерасторопностью отнимал его драгоценное время. — Эй, ты там скоро? — с нотками раздражения в голосе поинтересовался Дин. Всё недовольство вмиг испарилось, как только из-за дверцы шкафчика на него устремились невозможно синие, виноватые глаза Кастиэля Новака. Дин часто ловил себя на мысли, что эти глаза, как море, невольно гипнотизируют, ты словно тонешь в них. И он частенько залипал на этой чарующей синеве, забывая обо всём, что происходит вокруг… Но ему всё никак не удавалось вдоволь налюбоваться красотой этих изумительных глаз, потому что Кастиэль почти всегда смотрел в пол и никогда не поднимал взгляд на собеседника. Дин заметил это, частенько наблюдая за парнем со стороны. Тайком, конечно. Винчестер постоянно замечал за собой, что усиленно пытается встретиться взглядом с Новаком. Поэтому всегда выходило так, что он откровенно пялится на синеглазого. Однако, по правде говоря, подобные «гляделки» не были со стороны только Дина: он часто, даже слишком, замечал боковым зрением, а иногда буквально кожей чувствовал, что Кастиэль смотрит на него. Винчестер просто не мог не воспользоваться таким моментом. Он резко оборачивался и с жадностью ловил взгляд турмалиновых глаз. Но удовольствие любоваться ими длилось лишь кратчайшее мгновение: Кастиэль, поняв, что его засекли, тут же принимался с увлечением изучать рисунок на полу. Дину безумно нравилась эта их негласная игра «Кто кого запалит», но как бы он хотел хоть на немножко продлить зрительный контакт. И откуда такая боязнь посмотреть человеку в глаза? Скромность? Застенчивость? Вот Дину это чувство было чуждо. Он заводила, душа компании, остряк и смельчак, вечно в окружении целой кучи друзей и просто тех, кому нравится проводить с ним время. Но, как говорится, настоящих друзей не бывает много. Так и у Дина: Бенни, Джо, Кевин, Чарли, — вот все, не считая младшего брата, кто входил в его круг доверия, друзья, проверенные временем и различными обстоятельствами. Однако круг общения Винчестера отнюдь не ограничивался половиной десятка человек. Он не пропускал ни одной шумной вечеринки, устраиваемой в доме кого-либо из его или параллельного класса, или кого-то из знакомых. Невозможно было не заметить там присутствие Дина Винчестера, будь на этой тусовке хоть даже сотня человек — он всегда в центре внимания. И что, казалось бы, может привлечь этого шумного весельчака в тихом, необщительном одиночке, который, похоже, совершенно не умеет сходиться с людьми? Дин ни разу не видел, чтобы этот парень был в компании, и вообще тот ни с кем не разговаривал без особой надобности. Зато он с охотой отвечал на уроках, если его спрашивали. Часто даже сам вызывался, если на особо сложный вопрос учителя не мог ответить никто другой и таким образом спасал весь класс. Но вот попробуй вытянуть из него хоть слово во внеурочное время. На переменках Кастиэль ни с кем не общался — уединялся где-нибудь в уголке, пряча глаза в очередную книгу. Что до личных отношений, то Кастиэль встречался с девушкой. Вернее, это Мэг с ним встречалась, если не сказать, что она сама навязалась к нему. Но, насколько Дин понял со слов самой Мастерс, Новак не видел в ней девушку. Он смотрел на неё взглядом благодарной собаки, которая боготворит своего хозяина за брошенную ей кость. Дин тогда чувствовал, как что-то скользкое и противное копошилось глубоко внутри. Кастиэль смотрел ей в глаза — вот что ему не нравилось. Мэг могла сколь угодно долго любоваться этой синевой, а Дин — нет. Винчестер испытал невероятное облегчение, когда эта «парочка» прекратила своё существование, спустя каких-то две недели. Он был в крайней степени этому удивлён. Очевидно, что инициатором расставания была Мэг, ведь Кас не способен был на это. Просто не смог бы. О причинах Дин мог только гадать до тех пор, пока однажды он случайно, краем уха услышал разговор Мэг с Руби. Речь шла о Касе. — Короче, я его отшила. — Но почему? Он ведь такой красавчик. — Да надоел. Смотрит на меня, как на божество! — И что плохого? Тебе вроде нравилось раньше. — Меня пугает его взгляд. Как будто в душу смотрит. Жуть! А вообще-то, знаешь, из таких вот забитых тихонь потом маньяки то и вырастают… Из услышанного Винчестер сделал для себя просто один единственный вывод: все бабы дуры. Эта Мэг, по крайней мере. Сама всё время вешалась на Каса, сама решила за обоих, что они пара, сама потом крутила им, как хотела, а теперь говорит, что он ей, видите ли, надоел, и вообще, он серийный убийца в зачаточном состоянии. В этом вся Мэг: злоязычная сплетница, вечно раздувающая из мухи слона. За это Дин всегда недолюбливал её. И вконец возненавидел, увидев, каким грустным стал Кас. На его лице читалась не боль расставания, но та глубокая печаль собаки, смотрящей вслед удаляющейся машине хозяев, которые за ней никогда не вернутся. Дин был почти уверен, что девушка даже не потрудилась объясниться с ним. Винчестер видел нерешительные попытки Новака заговорить с ней, но та только отмахивалась от парня, вдруг начиная испытывать непреодолимую потребность переместиться в противоположный конец помещения. И вскоре Кастиэль смирился с этим. Дин тогда подумал, что будь Кастиэль его, он никогда бы не поступил с ним подобным образом. Он берёг бы его, как величайшее сокровище. А ещё Дин никому бы не позволил любоваться своим парнем, особенно этими глазами цвета вечернего безоблачного неба. Немного странные ощущения. Винчестер до этого ещё никогда не думал в таком аспекте о ком-то своего же пола. Кастиэль — первый парень, кем Дин по своей собственнической натуре возжелал владеть. Но отчего-то его это не смущало. Ничуть. — Прости, Дин, — робко сказал тот, и тут же опустил взгляд в пол, — я задержался в душе. — Да уж, Кастиэль — тот ещё чистюля. Дольше всех пребывает за занятием водными процедурами. И одежда у него всегда чистая и идеально выглаженная. Вот только волосы парня вечно находятся в состоянии хаоса. Нет, они не выглядят так, будто Кастиэль упал с сеновала, но и уложенными их никак не назовёшь. — Ничего, Кас, всё нормально, — в дружелюбном тоне произнёс Дин с мягкой понимающей улыбкой. Кастиэль смущённо улыбнулся в ответ, а щёки заалели румянцем. Он не ожидал такой реакции от Дина. Чего угодно, но не доброго к себе отношения. Вовсе не потому, что он считал Винчестера высокомерным или что-то в этом роде. Нет, Кастиэль априори не мог думать о Дине плохо. Не то чтобы он так уж хорошо знал его — напротив, ведь близко они никогда прежде не общались. Но не мог потому… просто потому, что это Дин. Дин Винчестер, при виде и даже при имени которого у Кастиэля сбивался сердечный ритм. Любовь не спрашивает человека, в какой момент ему будет угодно принять её. Она даже не поинтересуется, желаете ли вы её присутствия в принципе — просто придёт тогда, когда сама решит. Так случилось и с Кастиэлем: влюбился, окончательно, бесповоротно, как только увидел добрую жизнерадостную улыбку и лучезарные глаза, как только услышал звонкий смех. Это началось чуть менее года назад, в первый день Кастиэля в новой школе. Он безнадёжно пропал в тот самый момент, когда увидел зеленоглазого красавца с ёжиком русых волос и очаровательной россыпью веснушек на лице, желание пересчитать которые стало его тайной мечтой. Внешность — первое, от чего у Кастиэля всё затрепыхалось внутри. Самому подойти к Винчестеру у него просто не хватало духу, учитывая, что тот никогда не был один — всегда в шумной компании друзей и знакомых. Но даже, будь они одни в комнате, как сейчас, неизвестно, набрался бы Новак смелости сделать первый шаг. Это не трусость, нет — гипертрофированная застенчивость от природы, с которой он, как ни пытался справиться — всё безрезультатно. Имя — второй волнующий Кастиэля фактор в личности Винчестера. Он думал, как же Дину идёт его имя, только это и никакое другое. Это имя во всех возможных стилевых вариантах, в самых причудливых различных формах и размерах букв, во всех образах и красках заполнило сорок страниц тетради: от первого до последнего листа. Довольно рискованно и, пожалуй, даже немного глупо каждый раз носить эту тетрадь в школьном ранце, но Кастиэль просто не мог расстаться с тысячей вариаций начертания любимого имени. Личность Дина Винчестера — третье и самое волнующее Кастиэля. Понаблюдав за человеком со стороны, почти издалека, при этом даже ни разу не поговорив с ним, вряд ли можно с твёрдостью сказать: «Я знаю его». Но Кастиэль практически смог. С того самого момента, когда его сердце дрогнуло при виде изумрудных глаз и очаровательной улыбки на украшенном веснушками лице, он стал наблюдать за Дином: ловил каждое сказанное им слово, каждое его движение, каждую эмоцию, каждый взгляд озорных глаз. Неумение общаться с людьми у Кастиэля компенсировалось способностью видеть человека со стороны. О таких и говорят: «Видит насквозь», — поэтому Мэг была отчасти права, когда сказала: «Как будто в душу смотрит». Фактически это одно и то же. Так, пользуясь своим необычным умением, Новак беспрепятственно изучал Винчестера до тех пор, пока не произошло непредвиденное: объект его наблюдения стал делать то же самое. Кастиэль чувствовал, что более не находится в привычной тени — напротив, как он ни старался спрятаться, глаза цвета весны всюду находили его. Более не мог он спокойно смотреть на того, кто так волновал всю его сущность: каким-то необъяснимым образом Дин, даже находясь спиной к Кастиэлю, мгновенно чувствовал на себе пристальный взгляд синих глаз и оборачивался, впиваясь в них своими зелёными. Так уж выходило, что Кастиэль не всегда успевал вовремя отвести взгляд и частенько попадался. В таких случаях он иногда нарочно задерживался на пару мгновений, не в силах противостоять соблазну посмотреть в хризолитовые глаза… Но не мог выдержать дольше. Было ещё кое-что, что не давало Кастиэлю покоя: сильнейшее желание признаться в своих чувствах. Почти целый год он держал всё в себе, до последнего времени, когда это желание превратилось уже в навязчивую идею. При всём при том, что он не мог предугадать, какой будет реакция Дина; как после этого он будет к нему относиться; не рассмеётся ли он на это и не растрезвонит ли об этом всему миру; не будет ли потом насмехаться над Кастиэлем всю оставшуюся жизнь — при всём при этом степень навязчивости желания никак не понижалась. Но несмотря на такой риск, он решился: признается, и будь, что будет. Сейчас самое время. Идеальный момент для долгожданного признания. Нужно лишь набраться смелости: второго шанса может не быть. В помещении никого — лишь они вдвоём. Вот он, Дин Винчестер, стоит перед ним, внимательно изучая его рубашку… Стоп. Секундочку. Боковым зрением Кастиэль отмечает, что рубашка всё ещё лежит на полочке шкафчика, сложенная в аккуратный прямоугольник, значит… Осознание того, что он сейчас стоит перед Дином, обнажённый по пояс, ударяет в мозг. Сердце, отбивающее бешеные ритмы от одного только присутствия объекта вожделения рядом, пропускает, по меньшей мере, два удара, после чего начинает колотиться с такой силой, словно вот-вот пробьёт грудную клетку. Но не самое страшное для Кастиэля то, что взору Дина сейчас представлен его голый торс, но то, что он с нескрываемым интересом изучает его, ощупывает взглядом каждый сантиметр кожи. Мурашки пробегают по всему телу: вовсе не от холода и почти даже не от страха — от осознания. — Красивый, — выпаливает Винчестер. Это выводит Кастиэля из оцепенения, но повергает в ещё больший шок: «Что? Что он только что сказал? Дин назвал меня красивым?». Кровь стучит в ушах. Перед глазами мерцают мушки. Новые мощные волны мурашек пробегают по всему телу, собираясь где-то внизу живота. Синеглазый парень спешно отворачивается к шкафчику, не в силах больше терпеть это странное смешение чувств. Ему нравилось, до безумия нравилось, что Винчестер смотрит на его обнажённое тело, и вместе с тем он сгорал от стыда. — Извини, — сдавленным голосом произносит Кастиэль, — что задерживаю тебя, — он хватает с полки шкафчика свою рубашку судорожно трясущимися руками. Дин наслаждается видом такого Кастиэля: полуобнажённого, робкого, взволнованного, стоящего совсем близко. Худое, но подкаченное, красивое тело. Изящное, точёное, такое хрупкое на вид. Тот затуманенный взгляд, то сбитое дыхание, та мелкая дрожь, пробивающая это прекрасное тело — всё это… Дин готов поклясться, это не страх — желание. Кастиэль возбуждён, и Дин не меньше. Не привыкший ни в чём себе отказывать, Винчестер просто не может устоять. Дрожащие онемевшие пальцы совсем не намерены подчиняться воле их обладателя: вместо того, чтобы расправить белоснежную рубашку, нещадно комкают её. Но они в один миг замирают, как весь Кастиэль, когда он чувствует прикосновение к своей спине. Чужие пальцы медленно, осторожно касаются между лопаток. Поначалу, будто несмело, оглаживая кожу лишь подушечками, но вскоре целиком ладонями Дин водит по спине застывшего Кастиэля. Прикосновения приносят такое удовольствие, описать словами которое невозможно. Дыхание становится рваным, сердце отстукивает бешеный ритм, так и норовя выскочить из груди. — Кас, — тихим бархатным голосом произносит Дин. Кастиэль ощущает горячее дыхание на своей шее, и по телу вновь пробегает мелкая дрожь. В это время одна ладонь ускоряется, стремительно спускаясь на поясницу, от чего Кас вздрагивает и резко оборачивается, оказываясь прижатым к дверце шкафчика, а его пересохшие от волнения губы накрывают чужие: жаркие и властные. Кастиэль напуган таким неожиданным поворотом и совершает слабую попытку отстраниться. Но из сильного собственнического захвата не вырваться, и он сдаётся, полностью доверяясь сильным рукам Дина, вжимающегося в него своим сильным разгорячённым телом, позволяет обнимать себя, целовать, и делать всё, что угодно. Дин целует напористо, жадно, сминает желанные губы своими, не понимая, почему не делал этого раньше; водит руками по выступающим лопаткам, спускается вдоль позвоночника, оглаживает поясницу, кончиками пальцев вычерчивает причудливые узоры. Он вплотную прижимается к Кастиэлю, чувствуя его возбуждение даже через грубую ткань джинсов. Винчестер нарочито, изо всех сил пытается игнорировать собственные уже довольно-таки болезненные ощущения в паху, целиком сосредоточившись на мягких податливых губах, проникает в горячий рот своим языком, нащупывая там чужой, и переплетается с ним в безумном танце. Как досадно, что воздух в лёгких заканчивается так скоро. Дин прерывает поцелуй, не выпуская из своих объятий жадно глотающего воздух Кастиэля. Распалённый Новак дышит, словно после пробежки, приоткрыв рот. На мгновение он встречается взглядом с Дином и тут же по привычке пытается спрятать глаза. Но не тут то было. Нет, на сей раз Дин ему не позволит. Винчестер подхватывает Кастиэля за подбородок, не позволяя ему опустить взгляд. И наслаждается. Испытывает буквально наркоманское удовольствие от созерцания таких любимых глаз, что сейчас совсем рядом: в десятке сантиметров от его взора. Никогда ещё ему не удавалось любоваться этой синевой так продолжительно и так близко. А теперь он мог рассмотреть каждый мельчайший сосудик, каждую прожилочку, каждое едва уловимое колебание расширенного зрачка. Кастиэль, в свою очередь, смирившись с невозможностью по привычке опустить взгляд, делает то же самое, что и Дин, но такое для него непривычное: смотрит прямо в его глаза цвета свежей зелени. — Я хочу тебя, — одними губами шепчет Дин. Кастиэль знает об этом. И Дин знает. И говорит он об этом лишь затем, чтобы прочесть согласие в синих глазах, ибо сомневается, что Кастиэль сейчас сможет произнести его вслух. И мгновением позже он получает желанный ответ. Не говоря больше ни слова, в следующую же секунду Винчестер бросается на выход, крепко сжимая запястье чужой руки так, что даже если бы Кастиэль очень захотел — не смог бы вырваться. Но он и не пытался, покорно следуя за Винчестером, куда бы тот его ни повёл. Не прошло и минуты, как двое парней оказались сидящими в салоне чёрной Шевроле шестьдесят седьмого. До дома Винчестеров 5 минут на допустимо высокой скорости езды по городу. Но с Диновыми навыками вождения, наплевательским отношением к предписывающим скоростные нормативы правилам и с учётом нынешних обстоятельств, они будут на месте через пару минут, не больше. Автомобиль буквально срывается с места, под звуки выжимаемой на полную педали газа.*
***
******
***
*
Часть 2
Дверь в окутанную уютным полумраком комнату резко отворилась, с грохотом ударившись о стену, и, встретившись с ногой в тяжёлом ботинке, так же шумно захлопнулась. Но двое вцепившихся друг в друга парней не обратили на это внимание. Они были слишком заняты друг другом, в то же время, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы преодолеть такое невыносимо длинное сейчас расстояние до широкой двуспальной кровати. Наконец, натолкнувшиеся на препятствие колени подгибаются, и два переплетённых друг с другом разгорячённых тела падают навзничь, сминая собою аккуратно расстеленное атласное покрывало. Плотные тёмные шторы не позволяют лучам на редкость палящего весеннего солнца проникать в комнату, сохраняя в ней слабую освещённость и комфортную прохладу. Всё это создаёт атмосферу приватности и уюта. Дин жадно сминает уже сильно припухшие от долгих поцелуев губы своими. Целует страстно, настойчиво, словно хочет съесть Кастиэля. Как изголодавшийся хищный зверь крепко держит свою добычу, так Дин сейчас изо всех сил вжимает податливое тело в кровать. Яростно мнёт сильными руками хрупкие плечи, бока, талию — наверняка останутся синяки, но сейчас нет желания об этом думать. Не разрывая поцелуя, Винчестер на ощупь находит немногочисленные от общего количества застёгнутые пуговицы белой рубашки, кое-как надетой прямо на бегу, по дороге к машине. Он нервно теребит их, расправляясь с одной за другой. Не проходит минуты, как совершенно ненужный сейчас предмет гардероба отправляется в полёт в неопределённом направлении. Очень скоро одних губ становится мало, и Дин спускается ниже. Кастиэль тает, млеет от тяжести чужого тела на своём, от грубых ласк и сильных рук, что так мощно сжимают его плечи, и кажется, вот-вот затрещат кости. Но он терпит. Мало того, осознание собственной беспомощности почти не пугает, как это должно быть, но возбуждает, заставляет всё тело заходиться сладостной дрожью. Оно лишает всякой воли и желания препятствовать происходящему. И Кастиэль не сопротивляется — с головой окунается в это безумие, подставляясь сильным рукам и властным губам, которые уже спустились поцелуями на его шею, покусывая порой даже очень сильно, но он не позволит себе закричать. Нет. Он слишком долго об этом мечтал. Слишком часто просыпался на мокрых простынях, с горечью осознавая, что всё случившееся было лишь сном. Слишком долго был убеждён в том, что в реальности подобного никогда не произойдёт. И слишком велико сейчас желание, бешеной пульсацией отдающееся в голове, перекрывающее всякий здравый смысл и все моральные принципы, что так старательно ему прививали его до фанатизма правильные родители. Просто всё. Единственное желание сейчас — подчиняться, отдать всего себя без остатка, ничего не требуя взамен. Дин с наслаждением покрывает сочными засосами беззащитную шею, такую открытую для него. Он понимает, что иной раз слишком сильно прикусывает нежную кожу, оставляя на ней красные следы, но не может остановиться. Вдоволь насладившись хрупкой шеей, Дин уже проводит невидимые дорожки поцелуев на груди Кастиэля, оставляя кое-где засосы, играет языком с бусинками сосков, с упоением ловя хриплые стоны удовольствия. А между тем, с каждым поцелуем желание неумолимо растёт, становясь всё более болезненным. Упирающийся в грубую ткань джинсов член настойчиво требует разрядки, но Винчестер почему-то из последних сил упрямо игнорирует его. Всякие мысли уже давно улетучились из головы Кастиэля. Он словно под гипнозом или в трансе. Более не контролируемое разумом тело зажило собственной жизнью: одна рука перебирает короткие волосы Винчестера, другая гладит спину, беспрестанно поднимаясь по ней вверх — до слегка выступающих шейных позвонков — и вдоль позвоночника вниз, на поясницу, вплоть до препятствия в виде пояса джинсов. Возбуждение слишком сильно. Мучительно. Настолько, что становится уже невыносимым. Кастиэль приподнимает бёдра, вплотную прижимаясь к паху Винчестера своим. От такого действия тела обоих будто прошивает током. Тончайшая перегородка в голове Дина, именуемая выдержкой, с треском лопается, посылая и без того сохраняющееся на честном слове самообладание куда подальше. Оторвавшись от уже зацелованной груди Кастиэля, Винчестер одним быстрым чётким движением избавляется от своей тёмно-зелёной футболки, отшвыривая её куда-то в сторону. В следующее мгновение он уже дёргает вниз ширинку джинсов, не в силах больше терпеть сводящее с ума давление. Это приносит некоторое облегчение, но колом стоящий член, теперь скрываемый лишь тонкой тканью боксёров, по-прежнему отчаянно требует внимания. Через пару секунд скомканные джинсы отправляются в один из углов комнаты. Кастиэль, привстав на локтях, заворожённо наблюдает за тем, как ловко и стремительно Дин избавляется от своей одежды. Винчестер умопомрачительно красив: стройное, накаченное, загорелое, идеальное тело. Широкий торс, рельефный живот, мускулистые руки, сильные ноги. Кастиэль смотрит, запоминает каждую деталь, и никакая сила сейчас не заставила бы его оторвать взгляд. Он знал, что Дин красивый, но чтобы настолько… Невозможно было рассмотреть всего под мешковатыми джинсами, свободными футболками и рубашками, которые Винчестер предпочитает носить. Но сейчас Кастиэль мог видеть каждый изгиб его тела, каждую перекатывающуюся под кожей мышцу, каждую выступающую венку на сильных руках, и от этого он на время забыл, что нужно дышать. И не только об этом — обо всём на свете. Когда Дин, в рекордные сроки закончил раздеваться и приступил к избавлению Кастиэля от брюк, которые, между прочим, до сих пор не были даже расстёгнуты, Новак мысленно дал себе пощёчину за тормознутость. Будто испугавшись, что Дин сейчас накричит на него, он завлекает его в мягкий, извиняющийся поцелуй. Винчестер, приятно удивлённый тем, что стесняшка-Кастиэль сам сделал, пусть и робкий, но шаг, на мгновение замирает, а после заваливает его обратно на спину, вновь перехватывая инициативу на себя, а руками тем временем стягивает уже расстёгнутые классические брюки вместе с нижним бельём. Наконец, он избавляется и от своих трусов и сбрасывает остатки одежды на пол. Всё тело Винчестера сотрясает едва видимая со стороны приятная дрожь предвкушения. Он ведёт ладонью по внутренней стороне бедра Кастиэля вверх. Но вспыхнувшая вдруг, как гром среди ясного неба, мысль заставляет остановиться. Смазка. Он совсем забыл о ней. Как можно было забыть? Почему он вспомнил об этом только сейчас? Что теперь делать? Он знал, что в таких случаях используется слюна, но… нет. Он не заставит Кастиэля отсосать ему — только не сейчас, не в его первый раз. Дин почему-то уверен: Кастиэль девственник. Это означает, что он берёт на себя некоторые обязательства… Винчестер встречается взглядом с Новаком, с его невозможно синими глазами, потрясающе красивыми. Если, конечно, Кастиэль не телепат, тогда Дин не знает, как объяснить то, каким образом он понял причину его замешательства. Он аккуратно выполз из-под Винчестера и свесился с кровати, протягивая руку к своим брюкам — и секундой спустя вернулся на прежнее место, вкладывая в руку Дину какой-то небольшой предмет. Винчестер посмотрел на то, что дал ему Кастиэль и был в крайней степени удивлён, когда увидел в своей ладони маленький синий тюбик со смазкой. Вот это неожиданность… Он недоумённо посмотрел на Кастиэля, который тут же стыдливо отвёл взгляд. Возникает вполне резонный вопрос: откуда это у него? Нет, не так — зачем это у него? «Неужели…» — Это мой первый раз, Дин, — опровергая все его мысленные предположения, произносит Кастиэль и заливается краской. Это видно даже в полумраке комнаты. Всё же он набрался смелости, чтобы сказать это, глядя в глаза. Окна души. Не для красоты их так называют. Что бы вы ни говорили, что бы ни пытались из себя изобразить — ваши глаза всегда покажут истину. И Дин прочёл во взгляде Кастиэля: он говорит правду. Не то чтобы у него были основания не доверять, но… это успокоило и окончательно развеяло все сомнения. Спазм возбуждения внизу живота дал стимул к решительным действиям. Подарив Кастиэлю лёгкий поцелуй в губы, Дин широко раздвинул его ноги, от чего тот очень смутился, едва подавив в себе желание свести их обратно. Дин незамедлительно приступает к подготовке. Выдавив на ладонь достаточное количество лубриканта, он размазывает его по пальцам. Кастиэль сгорает от стыда. Сейчас он лежит перед Дином совершенно обнажённый, раскрытый, в невозможно развратной позе. «Как шлюха!» — истошно выкрикивает внутренний голос и тут же лишается своей способности. Потому что наплевать. Сейчас ничто не имеет значения, кроме Дина. Весь мир Кастиэля сузился до пределов одного-единственного человека. Он неотрывно следит за Винчестером. Даже в полутьме Кастиэль может разглядеть маленькие веснушки на его лице. Тело трепещет от предвкушения, а в голове ни единой мысли. Дин подносит смазанный указательный палец к розовому колечку мышц и медленно вводит. От непривычки Кастиэль сжимается, но тут же заставляет себя расслабиться. Не мгновенно и не без труда, но удаётся. Когда один палец уже свободно двигается, к нему прибавляется второй, затем — третий. Ощущения не из приятных, но Кастиэль терпит. От Дина — всё, что угодно. В какой-то момент двигающиеся в анусе пальцы задевают некую точку, и неожиданно для самого себя он со стоном выгибается, прижимаясь грудью к груди нависшего над ним Винчестера. Дин победно ухмыляется: вот оно. Он повторно находит ту точку, получая новый, с ума сводящий, ублажающий слух стон. Зрачки расширены до предела и почти полностью закрывают синюю радужку. Кастиэль на пределе: если Дин не прекратит это, то он кончит прямо сейчас. Кастиэль шумно выдыхает, ощущая пустоту в заднем проходе: облегчение и разочарование одновременно. Но сразу же ощущает прикосновение к растянутой дырочке чего-то более крупного и горячего, чем пальцы. В следующее мгновение резкий толчок — и боль. Страшная боль, пронизывающая, кажется, всё тело, будто шаркнули наждачкой по оголённым нервам. Боль сильная настолько, что в широко распахнутых глазах сначала белеет, потом темнеет, потом мерцает, как на экране сломанного телевизора. Весь воздух будто вышибло из лёгких, и до парализованного сознания далеко не сразу дошло, что давно пора сделать вдох. Пальцы намертво вцепляются в чужую спину. Кастиэль утыкается лбом в плечо Винчестера. Только бы Дин не заметил его слёзы. Поздно. Он увидел всё. Сожаление. Грёбаное чувство вины. Кастиэлю больно. Очень. Но Дин даже вообразить не может, насколько. «Почему он терпит? Почему не просит остановиться? Почему не позволяет себе даже закричать?» Самое разумное сейчас — закончить на этом, но Дин чувствует, что не сможет. Уже поздно идти на попятную, а если он всё-таки прекратит, то, вероятно, умрёт от перевозбуждения. До того железной хваткой впившиеся в спину Винчестера пальцы медленно разжимаются. Одна ладонь оглаживает вдоль позвоночника вверх-вниз, и Дин слышит тихое «давай». Внутри девственного входа так тесно и жарко, что Дину нечеловеческих усилий стоит не сорваться и не начать вдалбливаться в Кастиэля, наплевав на все моральные и прочие смиряющие его пыл соображения. Божественная сила, не иначе, сейчас удерживает его крышу на месте. Он начинает плавно двигаться внутри Кастиэля. Тот молчит — слышно лишь тяжёлое дыхание — и всё ещё прячет лицо, прижавшись лбом к его плечу. — Кас, — он проводит ладонью по тёмным волосам, спускаясь на шею, ведёт вдоль линии челюсти, до подбородка, и легонько поддевает его пальцами, принуждая Кастиэля посмотреть ему в лицо. Синие глаза блестят от влаги, а на щеках виднеются две мокрые дорожки, которые Дин тут же принимается сцеловывать. Такая простая ласка приятно отвлекает от пульсирующей раздирающей боли, которая, между прочим, постепенно стихает, или же это Кастиэль привыкает к ней — непонятно. Губы Винчестера сейчас такие мягкие и тёплые, нежно касаются щёк и прикрытых век, оставляя на них нежные, практически невесомые поцелуи. Кастиэль на несколько секунд абстрагируется от всего, прислушиваясь только к своим ощущениям: мало-помалу затухающая боль, уже не кажущаяся такой невыносимой, ощущалась параллельно с будоражащим ощущением наполненности, что вкупе превращалось во что-то новое. Пульсирующая, тянущая боль уже не воспринимается болью как таковой — она доставляет какое-то мазохистское наслаждение, то ли смешиваясь с удовольствием — то ли перевоплощаясь в него. Дин двигается медленно, мерно, выходит почти до конца — и входит на всю глубину, до предела. Совершив очередной глубокий толчок, он на пару мгновений замирает, желая прочувствовать пульсацию внутри напряжённого, но покорного тела под ним. Кастиэль едва заметно подрагивает, его нежные руки трепетно поглаживают спину Винчестера, веки всё ещё прикрыты. — Кас, — шепчет Дин. Тихий голос действует успокаивающе. Кастиэль медленно приоткрывает глаза, и тут же оказывается завлечённым в долгий, тягучий поцелуй. Дин мягко сжимает пухлые, чуть обветренные губы, ласкает своим языком чужой, обводит им кромку ровных зубов и нёбо. Когда он запечатлевает нежный поцелуй у Кастиэля за ухом, тот судорожно выдыхает, и неожиданно сжимается вокруг члена Дина. Это предел всякому терпению. Винчестер издаёт поражённый стон, после чего сжав зубы начинает со звериным рычанием бешено вколачиваться в жаркое нутро, сильно сжав пальцами хрупкие плечи. В какой-то момент он меняет угол и со всей силы, со всего размаха бьёт точно в простату — и Кастиэль выгибается с громким криком-стоном, окончательно и безнадёжно срывая голос.*
***
******
***
*
Часть 3
Дин проснулся, ощущая невыносимую духоту в комнате. Было темно, практически ничего не видно во мраке комнаты: даже свет уличного фонаря не проникал сквозь наглухо задёрнутые шторы. Но на дворе явно была глубокая ночь. Едва Дин распахнул глаза, как в тот же миг в памяти вихрем пронеслись недавние события. Он поверить не мог, что всё это было на самом деле, но ощущение чего-то тёплого и посапывающего рядом тут же развеяло его сомнения. Прижавшийся к Дину Кастиэль лежал на боку, притянув согнутые в локтях руки к груди и подогнув под себя колени. Его неширокая грудь мерно вздымалась и опускалась. Ровное дыхание. Мирное, едва слышное сопение. «Как котёнок», — с улыбкой подумал Винчестер, любуясь силуэтом, кстати, совершенно обнажённого Кастиэля. Сам Дин тоже был, в чём мать родила. Одеяло, похоже, за ненадобностью валялось где-то на полу, возле кровати. А их одежда, вероятно, рассредоточена по всей комнате. По телу растекалась приятная усталость, и совершенно не хотелось даже шевелиться, но духота в комнате просто невыносима. Стараясь не разбудить Кастиэля, Дин осторожно поднялся с кровати и подошёл к окну, раздвинул шторы и отпер защёлку. Раскрытые створки впустили в комнату прохладный ветерок. Дин с наслаждением втягивал носом свежий воздух, проводя взглядом вдоль пустынной тихой улицы, озаряемой лишь неярким светом нескольких уличных фонарей. Эта ночь на удивление тёплая и спокойная. Ни откуда, даже издалека, не слышна музыка шумной вечеринки, нет ни одной компании подвыпивших людей, ни одной машины, даже ни одна собака не лает — никого вообще. Мирно. Тихо. Спокойно. Но отчего-то на сердце у Дина совсем не так. Чувство вины. Необъяснимое. Гложет. Почему Дин чувствует, что совратил ангела? Почему сейчас? Почему тогда всё казалось таким правильным и естественным, но теперь всё совсем иначе? Хочется выговориться. Нет, сейчас, скорее, это сильнейшая потребность, подавляющая даже всякое чувство осторожности и желание держать свои тайны при себе. Ему нужно, жизненно необходимо сейчас разделить свои переживания с близким человеком. Но вот вопрос: с кем именно? В идеале, наверное, Чарли. С большей вероятностью поймёт Дина именно она… Но Дин не уверен, что сейчас подходящий момент звонить ей: Винчестер видел, как после уроков она уходила за руку с Феей, так что сегодня ей явно не до задушевных разговоров… Джо. Они знакомы чуть ли не с пелёнок, когда-то даже встречались, но совсем недолго и не всерьёз, потому что не воспринимают друг друга как потенциальную вторую половинку. Поэтому сейчас они исключительно друзья. Для Дина Джо вообще, как младшая сестра. Вот вы бы стали непринуждённо болтать на интимные темы с младшей сестрой? Вот и Винчестер не будет. Так что Джо не вариант. Кевин. В последнее время он выглядит просто ужасно: измождённый, осунувшийся, вечно растрёпанный. Кажется, он помрёт с голоду, если время от времени не напоминать ему о потребности в пище. Хорошо, хоть временами он вспоминает о том, что нужно иногда спать. Всё из-за этой треклятой научной работы, которую он вызвался делать. Парень просто одержим целью поступить в один из этих суперэлитных вузов с углублёнными программами, и прилагает к этому просто нечеловеческие усилия. Дин глянул на часы — время заполночь, а значит в случае с Кевином есть два варианта: либо он сейчас корпит над книгами, либо храпит на этих самых книгах. Полминуты повертев в руках мобильный, Дин не задумываясь находит номер в списке контактов. Интуиция сама подсказала ему вариант, который он сознательно не рассматривал ни в первую очередь, ни во вторую, ни в третью. Оно и немудрено: они с Бенни подружились не так давно, и это уж точно не была дружба с первой встречи, так сказать. В первую встречу они, вообще-то, попытались друг друга прикончить, но это уже отдельная история. Теперь они вроде как кореша, а ненавязчивое пожелание друг другу скорейшей смерти стало между ними чем-то вроде личной шутки. — Здорова. Не сдох ещё? — Только после тебя, — машинально ответил Дин. Бенни, похоже, каким-то образом почувствовал его озабоченность по голосу, потому что после секундной задержки сказал без намёка на язвительность: — Выкладывай, что стряслось. — Я переспал с Кастиэлем. — Ага. — Меня хорошо слышно? Я сказал: Я ПЕРЕСПАЛ С КАСТИЭЛЕМ. — Выйди из спальни. — Чего? — Он ведь рядом посапывает? Хочешь потревожить его сладкий сон? Блин, у Бенни суперслух, что ли? Как он понял, что Кас рядом? Хотя чего он, в самом деле, так разорался. Дин метнул взгляд на черноволосую макушку. Кастиэль слегка завозился во сне, но не проснулся — только угнездился под одеяло по самые уши. Дин поймал себя на совершенно идиотской улыбке, когда голос друга в трубке вернул его на землю: — Ау? — Ты уверен, что расслышал… — вполголоса начал Дин, выходя в гостиную и закрывая за собой дверь спальни. — О вашем с Новаком священном акте соития? Да, прекрасно расслышал, но избавь меня от подробностей, ради бога. — … — Так, если ты хотел, чтобы это было для меня сюрпризом, то надо было предупредить. Я бы хоть из вежливости удивился. — И это всё? — Хм? Цветы вам прислать? Или уже дату свадьбы назначили? Тогда я готов признать, что немножко удивлён такому прогрессу, учитывая, сколько времени вы ходили вокруг да около. — Лафитт, мать твою, что ты несёшь? В самом деле, какого чёрта? Как будто Дин позвонил ему в первом часу ночи, чтобы сообщить, что небо голубое! — Знаешь, надо было тебя сфотографировать, когда ты на него смотрел, и вклеить фото в словарь прямо под словом «голод». Потому что ты смотрел на него, как на десерт. Нет, даже не так — как на десертный пирог. Про Новака я вообще молчу. Ангелок с оторванными крыльями и то не выглядел бы таким несчастным… — Хватит… — простонал Дин, надавливая пальцами одной руки на закрытые глаза. Проклятье, неужели всё настолько очевидно?! Но постойте… Насчёт себя Дин ещё готов был смириться — как тут что-то отрицать после произошедшего. Но Кас? Неужели он тоже?.. И тут Дин внезапно понял, что его так глодало, когда он проснулся и оценил ситуацию на ясную голову. Подсознательно он боялся того, что произошедшее между ним с Касом было нужно только самому Дину, а Кас позволил сделать это с собой либо потому, что не знал, как отказать, либо вообще из страха. Дин в глубине души решил, что заставил его, прогнул под себя. Но если Бенни говорит правду… — Слушай, друг, — заговорил Бенни после выдержанной паузы, которую дал Дину, будто почувствовав, что тому нужно разобраться с мыслями, — я, конечно, вам свечку не держал, но не думаю, что ты принудил бы его к чему-то. Не такой ты человек, уж поверь. Как тут не поверишь Бенни — с его-то сверхъестественным чутьём на то, что люди предпочитают скрывать от окружающих. — Дин. — Да. — Кончай самоедство. Возвращайся к своему сокровищу. Утром поговорите нормально, давно пора. Просто расскажи ему всё как есть и не мучай больше вас обоих. — Спасибо, Бен. Ты крут, хотя меня иногда до усрачки пугает твоя проницательность. — У каждого своё проклятие, — хмыкнул Бенни и завершил звонок. Дин глубоко вздохнул. Поговорить с Касом. Дин за словом в карман никогда не лез, а уж острил вообще, как дышал, но… Это же Кас. Они никогда не говорили друг другу больше двух слов, и кроме того… Почему-то Дин боялся, что ляпнет что-то не то, заденет, введёт в заблуждение, и Кас обидится, испугается, сбежит… Дин чувствовал себя так, словно поймал в ладони крошечную редкую птичку: сдавить чуть сильнее — до одури страшно, разжать пальцы и выпустить — невозможно. Поймал своё счастье — а как с ним теперь быть, как всё не испортить? Дин на цыпочках подкрался к спальне, тихонько отворил дверь, вошёл и присел на край кровати. Кастиэль всё так же мирно спал. Явно чувствовал себя в безопасности и комфорте. Дин осторожно провёл пальцами по чёрным перьям волос на белой подушке. Кас во сне подался под его прикосновение, и Дин невольно улыбнулся, внутренне успокаиваясь. Всё будет хорошо.*
***
******
***
*
Часть 4
Начало июля. Идеальная погода для длительных прогулок на свежем воздухе: очень тепло, но не жарко; солнце не безжалостно палит, а мягко пригревает; свежий ветерок ласкает и укачивает молодую листву деревьев; в воздухе ощущается лёгкий запах травы и цветов. По одной из каменных дорожек лесопарка, столь оживлённого в этот погожий день, не спеша идут двое парней. Идут очень близко друг к другу, держась за руки, переплетённые пальцами. Их не смущает, что вокруг полно народу, им нет дела до окружающих и уж тем более до неодобрительных взглядов, иногда бросаемых в их сторону. Их вообще не интересует мир вокруг: у них есть свой собственный, в котором только они вдвоём. Они сворачивают с дорожки и направляются в ту часть парка, где скопление деревьев наибольшее — там они смогут поваляться в теньке, на прохладной траве, поговорить о чём-то важном и не очень, или обо всём на свете, или просто помолчать, и при этом совсем не ощущать неловкости. Кастиэль заливается смехом от очередного анекдота Дина. Он всегда смеётся, когда Винчестер шутит. Вовсе не потому, что не хочет его обидеть — в самом деле смешно. Всё дело в таланте Дина преподнести любую, пусть даже не очень смешную шутку так, что живот надорвёшь со смеху. Вот и сейчас Кастиэль так хохочет, что слёзы выступили. И Дин безумно счастлив тому, как искренне он веселится с ним. — Ди-хи-хи-ин, — всё никак не может прекратить смеяться Кастиэль, — своим чувством юмора ты так похож на моего брата! — Кстати, о семье, — с улыбкой напоминает Винчестер, — ты обещал познакомить меня со своими, помнишь? — к моменту, когда Дин заканчивает свою реплику, они уже прибывают на то место, куда шли: крошечную полянку, окружённую близко растущими друг к другу деревьями. Ответа, не следует. Его взгляд падает на двух парней, стоящих в обнимку возле дерева. И каково же его, мягко говоря, удивление, когда одним из них оказывается его собственный младший брат! Его за талию прижимал к себе какой-то невысокий парень со светло-медовыми длинноватыми волосами, а руки хихикающего Сэма обвивали его шею. — Не понял… — с совершенно искренним удивлением протянул Дин. Сэм от неожиданности вздрогнул, резко убрал руки, поворачиваясь к брату, которого уж совсем не ждал здесь встретить, да ещё и при таких обстоятельствах… Тот парень тоже убрал руки оттуда, где они были, но не резко и даже с какой-то неохотой. — Дин?! — с ответным удивлением ответил Сэм. Он смотрел на брата таким шокированным взглядом, будто у того рога выросли. — Ты что здесь делаешь? — довольно странный вопрос человеку, который в свободной стране, пользуясь своим правом свободных перемещений, пришёл погулять в парк. Повисло неловкое молчание. Но застигнутый врасплох Сэм не нашёлся, чем оправдаться перед братом, как, собственно, и сам Дин сейчас не мог произнести ни слова. А вот тот парень, напротив, как будто чувствовал себя хозяином положения. Он всё так же стоял, привалившись спиной к дереву, сложив руки на груди. По мере того, как застывший на месте Сэм краснел до самых кончиков ушей, парень вышел вперёд, немного закрывая собой растерянного подростка. — Здравствуй, Кастиэль! — задорным голосом протянул он, глядя за спину Дина — туда, где остановился Новак. — Я, конечно, всё понимаю, тебе в последнее время не до разговоров, — на этих словах парень хитро прищурился, — но ты мог бы звонить и чаще. Михаил страшно волнуется: уже не раз порывался ехать за тобой, но я пока отговорил, хотя Люси так вообще пообещал все муки ада твоему… — тут светловолосый перевёл взгляд золотистых озорных глаз на старшего Винчестера. — А ты тот самый Дин, да? — произнёс он, окидывая быстрым взглядом с ног до головы. — Я представлял тебя… ммм… немного повыше. — Кто бы говорил! — недовольно буркнул Винчестер. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь акцентировал внимание на его росте. Ну, подумаешь, не вымахал под два метра, зато дверные проёмы лбом не сшибает… Да, он ниже многих сверстников и что с того? И всё бы ничего, но его брат, Сэм, хоть и младше почти на четыре года, а уже поравнялся с ним в росте. А ведь ему ещё расти и расти… В общем, был у старшего Винчестера такой, даже не комплекс, а, скорее, пунктик на рост. Но если не заострять на этом внимание, то всё с ним в порядке. — Кас, кто это? — обернулся с вопросом Винчестер. — Дин, — смущённо улыбнулся Кастиэль, мягко сжимая своей ладонью его плечо, — я думаю, можем начать знакомство с моей семьёй прямо сейчас.