По расписанию

** Сигареты без фильтра горчат, оседая на губах рыжеватым крошевом высыпавшегося табака. Неизменный атрибут дерьмовых сигарет – едкий дым, заполняющий легкие и гортань тошнотворной горечью. Но блевать не тянет. Дженсен подозревает, что больше уже и не сможет. Кажется, эта способность его организма давным-давно исчерпана. Конец февраля выдается дождливым, превращая улицу в грязное, залитое водой месиво, отчего старые, изодранные кроссовки мгновенно намокают каждый раз, когда он выходит из дома. А выходит он часто. По какому-то чертовому расписанию - вторник, пятница и все выходные. В остальное время он тупит в ящик, где один рекламный блок сменяется другим, с короткими перерывами на мыльные оперы и развлекательные ток-шоу, готовит неаппетитную склизкую макаронную массу, которую постоянно забывает заправить оливковым маслом и глотает таблетки. Просто от нечего делать. Разноцветные кружки - розовые, желтые, синие. Скоро весь запас этой хрени закончится и у Дженсена останется только два занятия - продолжать пялиться в ящик и курить. Выходы «по расписанию» он не считает. Отец вкалывает по две смены в полуразвалившейся шахте, и по вечерам откашливает черную пенистую мокроту. Дженсен всегда старается выходить из гостиной, как только отец начинает задыхаться. Дженсену семнадцать. Он бросил школу около полугода назад, как только вляпался. Потому что у Дженсена паранойя. Потому что у Дженсена не все в порядке с головой. Потому что у чертового Дженсена каждый раз возникает опасение, что кто-нибудь прознает. В комнате скучно и потолок протекает, заливая дальнюю стену серой лужей. Дженсен пялится в окно на оголенные ветки деревьев и плачет, сжимая в кулаке запястье левой руки, где до сих пор красуется витиеватая сеть порезов, складывающихся в две буквы. Две, покрытые разводами засохшей крови буквы - "JP". Он нарочно ковыряет порез, заставляя кожу кровить. Это гребаное напоминание того, что сегодня пятница, а значит придется идти «по расписанию», а улыбающийся мягкой, с толикой нежности улыбкой Джаред вновь искромсает его запястье, строго-настрого запрещая трогать кровоточащую кожу. Дженсену кажется, что от бесконечных порезов нервов в этом месте уже не осталось. Дженсен косится на сотовый. Старый сотовый, подаренный ему Джаредом. Пропущенных звонков нет, да никто ему и не звонит. Даже обычный домашний молчит, лишь иногда разражаясь неприятной трелью, когда далекий, неживой, искаженный расстоянием женский голос равнодушно уведомляет их о необходимости оплатить просроченные счета. На часах пять пополудни. Отец храпит мертвецким сном на клетчатом продавленном диване. Ему достаточно пары пива, для того чтобы вырубиться под неторопливое бормотание телевизора. Дженсен осторожно выходит, натягивая на плечи черную джинсовку. Блядь! И это в конце февраля. Но у отца нет денег, а Дженсен не работает. Хотя нет, скорее работает только не совсем в том смысле, в каком думает его отец. Ноги намокают мгновенно и хлюпающая в кроссовках вода отзывается при каждом шаге отвратительным чавканьем. Дженсен идет к древнему бару, неподалеку от Карсон-стрит. Он пониже опускает голову и, как никогда, жалеет, что не надел толстовку с капюшоном. Его трясет от холода, только хрен он повернет обратно. ** - Ты опоздал, - говорит Джаред, вертя в пальцах связку ключей. Спокойно так говорит, будто ему насрать, по большому-то счету. Только вот это не так, и Дженсен прекрасно об этом знает, отмечая мимоходом, как частит сердцебиение. Он съеживается, садясь в машину, и даже почти не морщится, когда чужой кулак с силой впечатывается в его скулу. - Больше не опаздывай, - мягко говорит Джаред, заводя мотор своей дорогущей тачки. Дженсен кивает, сжимая пальцы на коленях и чувствуя, как ползет по лицу жар от места удара. В мотеле Джаред не церемонится. Да и зачем? Он разбивает Дженсену губу и улыбается, неспешно отправляясь в душ. Дженсен прижимает пальцы ко рту, раз за разом сглатывая горьковато-соленую кровь. Желудок сжимается лишь единожды, но Дженсен глубоко дышит, стараясь не проблеваться прямо здесь, на покрытый зеленым ковролином пол. Позже Дженсен стоит на четвереньках на сыроватой постели и беззвучно плачет, когда ребристая рукоятка ножа проникает в его тело. Он ничего не понимает. Ему хреново от этого непонимания. Джаред дрочит себе размашистыми толчками, отчего трясется спинка кровати. Он насаживает Дженсена на нож, будто хочет впихнуть целиком и полностью. Он может себе это позволить. Он невъебенно большая шишка в этом чертовом городе. Дженсен закусывает распухшую губу, когда Джаред вновь принимается его резать. Неглубоко, но ощутимо. Словно по воску ведет. А его губы, поглаживающие дженсенов затылок, остаются непередаваемо мягкими, почти ласковыми. Когда они заканчивают, постель напоминает красное полотно. ** - Я уезжаю, - вновь говорит Джаред, прижимая к себе голого, покрытого разводами засохшей крови Дженсена. Он чертовски разговорчив сегодня. Дженсен вздрагивает и оборачивается, с силой вжимаясь в его грудь, будто оторваться не может. Он вспоминает протекший потолок, черные сгустки мокроты в кухонной раковине, дешевое пиво, в которое старательно подсыпает снотворное, когда приходит очередной день «по расписанию», четыре стены собственной комнаты и шепчет, прижимаясь сильнее, отчетливо понимая, что дерьмо просто-напросто затопило его по самую макушку: - Я… люблю тебя… Джаред улыбается, поглаживая его по влажным волосам, и отвечает: - Это неважно. Уходя, он кладет в карман черной промокшей джинсовки двести баксов. ** Дженсену семнадцать. И он до сих пор не знает, чем заняться в жизни. За окном июньская жара выжигает чахлую траву. Отец кашляет сильнее. Неоплаченные счета растут, а телефон давно отключен за неуплату. Дженсен продолжает курить дерьмище вместо сигарет и срывается на единичных окружающих. Он исправно режет левое запястье, старательно наводя две переплетенные буквы - "JP". У него немеет рука, но осознание этого лишь подстегивает неуместное, глупое желание. Каждый четверг он режет вены. Понемногу. Осторожно, боясь пойти до конца. Каждый понедельник – насухую глотает таблетки, чувствуя, как они с трудом проникают в сведенное спазмом горло. Каждую среду Дженсен ничего не делает. Только курит раз за разом горчащие сигареты и слушает кашель отца за стеной. Нетронутыми остаются только «дни по расписанию», в которые он стирает себе руки до мозолей, дроча на собственные воспоминания. Сотовый молчит. Джаред никогда ему не позвонит.