The gift

Ему холодно. Всё время. Буквально. Его морозит от волнения и переживаний – поэтому он лупит те несчастные игрушки на записи интервью, в надежде хоть как-то отвлечься. Его пробирает холод от голода – поэтому он мерзнет в танцклассе даже тогда, когда по лицу стекает пот, а футболка прилипла к спине. У него и сейчас зуб на зуб не попадает от бессонницы, хотя он кутается сразу в три одеяла, а на улице – плюсовая температура. Спать не получается из-за страха. На Лэя накатывают приступы паники от понимания того, насколько он промерз. Замкнутый круг. Тихий счет часов сводит с ума своей монотонностью, усиливая неприятные ощущения. Хочется бежать отсюда прочь, как будто это поможет сбежать заодно и от холода, и от себя самого. Не совсем понимая, что творит, парень выходит из комнаты. Правда, не сразу: для того, чтобы заставить себя выбраться из защитного кокона одеял, ему приходится пустить в ход всю силу воли. Но у него просто нет выбора. Кажется, что воздух весь состоит из прозрачного льда, в момент замораживающего и умственную, и всякую иную деятельность в его организме. Приходит в себя Лэй только за дверью соседней комнаты. Кажется, тут немного теплее. Пробудившаяся совесть громко ворчит, но уже поздно отступать. -ЧэньЧэнь… Парню приходится еще пару раз потеребить плечо тонсэна, прежде чем на его шепот невнятно отвечают: -Ммм? - Можешь поменяться со мной? В моей комнате ужасно холодно, не могу уснуть. Думаю, Сюминь не будет против. Несколько долгих секунд Лэй боится, что одногруппник окажется так же морозонеустойчив и просто пошлет его дальше по коридору. Но Чондэ вдруг покорно выбирается из постели. -Хорошо, СинСин-гэ. Ложись. Шаркая тапочками, парень на автопилоте уходит, мягко притворяя за собой дверь. На какое-то время Лэю действительно становится легче, но постель, нагретая владельцем, быстро теряет его тепло и пытка начинается заново. -Исин, иди сюда, - голос, раздавшийся с соседней кровати, чист и ясен так, как если бы его обладатель не спал вовсе. Лэй второй раз за ночь совершает подвиг, вылезая из постели и безропотно повинуясь этому голосу. Кажется, его всего лихорадочно трясет, когда Лу Хань обнимает Лэя, тщательно кутает в одеяло и прижимает к себе. Теплый. От этого контраста дрожь только усиливается. Взрослый, казалось бы, самостоятельный парень чувствует себя глупым маленьким мальчиком в этих объятиях, и это смущает. И он пытается скрыть это смущение, не к месту произнося: - С Днём рождения, гэгэ, прости, я без подарка. Светящийся циферблат настенных часов сообщает, что за полночь перевалило недавно, и Лу Хань смеется. -Хитрый какой! Урвал себе возможность поздравить первым, но ничего не даришь? - Я же не нарочно… - Какая разница? Я хочу получить подарок именно от тебя. И именно такой, какой мне хочется. В кольце крепко держащих рук Лэю хорошо – еще не тепло, но холод больше не усиливается до уровня «невозможно вынести». Смущение проходит, оставляя после себя только легкое замешательство от последних слов Лу Ханя. Он немного растерянно шепчет: - Всё, что угодно, гэгэ. И парень действительно готов сделать всё, что угодно, ради счастливой улыбки на лице их Оленёнка, предназначенной только для него одного. Он осознает это в тот момент, когда его ледяные губы трогают осторожным поцелуем. Действительно. Всё. Что. Угодно. Лу Ханю. - Лучший мой подарочек… Договаривать не надо. У Лэя, благодаря намёку, в груди зарождается крошечный шарик тепла, и он хочет, чтобы этот шарик разросся до размеров всего его тела. Поэтому теперь уже сам тянется навстречу второму поцелую. В их Вселенной нет места раздумьям – этим заниматься попросту некогда. Это сейчас интервью да выступления немного разнообразили жизнь, но суть не изменилась: тренировки, уроки, вокал, репетиции занимают все время. Родственники, друзья, девушки – только по праздникам, а то и реже. Хочешь – не хочешь, а те, с кем ты проводишь буквально всё своё время, и есть твоя семья, друзья и возлюбленные. И когда ты в первый раз прижимаешься к парню, ища поддержки в его объятиях, это воспринимается как само собой разумеющееся – ведь ближе нет никого. И даже первые случайные поцелуи, на эмоциях или под действием алкоголя, не вызывают отвращения. И видеть, как бурлят гормоны между некоторыми твоими согруппниками, тоже вполне нормально. Правда, происходящее сейчас в этой комнате, в чужой кровати, выходит за рамки привычного в силу своей новизны. Но Лэй не боится. Страшиться можно всего, чего угодно: темноты, холода, бессонницы, того, что менеджер застанет утром не в своей комнате или Чэнь вернется не вовремя. Но всё это только в случае, если бы Лу Ханя не было рядом. С ним же пугаться, чего бы то ни было, просто невозможно. И, когда легкие, почти невинные поцелуи перерастают в затяжные, глубокие и требовательные, Лэй с готовностью отвечает на них. Веки смыкаются как будто сами, и парень растворяется в темноте и в собственных ощущениях. Сбивающееся дыхание на своей щеке, привкус ханевской зубной пасты, эвкалиптовый, на кончике языка, тепло обнаженного плеча всей ладонью. Его в очередной раз пробирает дрожь с ног до головы от мысли, что гэгэ спит без футболки – околеть же можно! А тому еще и взбредает в голову отстраниться, чтобы принять более удобное положение для будущих манёвров. Чего удумал! Приходится обнять за шею и прижать к себе настолько крепко, чтобы чувствовать тепло даже через свою пижаму. Казалось бы, у них нет большой разницы в возрасте, телосложении, да и вообще Лэй выглядит старше. Рядом с любым из них Лулу кажется ребенком, таким лучистым и хрупким. Но это пока не взглянешь на него во второй раз. Сообразительный, сильный, не лезущий за словом в карман, если надо, он не только не нуждается в опеке, но и сам способен защитить кого угодно от чего угодно. Сейчас Лэю кажется, что он посреди бескрайнего океана, а Лу Хань – его спасательный круг. Выпустишь из рук – погибнешь, захлебнешься отчаянием в мёрзлых водах собственной души. И он цепляется так крепко, что к утру на нежной коже проступят синяки. Но Хань терпит. Облизнув пересохшие губы, он вновь и вновь целует Лэя, ожидая, когда парень хоть немного ослабит судорожную хватку. От легких прикосновений к щекам, волосам, шее по коже младшего пробегают мурашки, характер которых уже никак не связан с холодом. Чем дальше, тем большего ему хочется и тем большее приходится позволять гэгэ. Например, отстраниться наконец для того, чтобы стащить с него, Лэя, футболку. Замерзнуть вновь он просто не успевает, ощущая на себе вес всего Лу Ханя, который не дает ему ни секунды передышки. Проворный язык уже пляшет по тем же местам, где прежде бывали пальцы, немного задерживаясь на шее и ключицах. С каждым новым прикосновением Лэй чувствует, будто из его сердца, осколок за осколком, осторожно вынимают кристаллы льда. Они острые – одно неверное движение, и нанесенный вред окажется непоправим. Но, если извлечь все… Он верит Лу Ханю и верит в него, не давая даже тени страха мелькнуть внутри. Он с замиранием сердца чувствует, как исчезает последний осколок. Тот шарик тепла в груди незаметно успевает провалиться в низ живота, оставляя после себя греющий след. Но там, внизу, постепенно разгорается настоящий огонь. Поцелуи становятся резкими, дыхание – прерывистым, и, кажется, кислорода в комнате попросту недостаточно. Такое чувство, что руки Лулу успели побывать на каждом сантиметре его кожи, оставив после себя тепло. Пальцы Лэя путаются в светлых густых волосах, а тело теряется в ласках. Мысли… их вообще нет, как будто он сейчас один большой нерв, не способный мыслить. Только ощущать. Когда ладонь Ханя проскальзывает вниз, относительную тишину комнаты прорезает довольно громкий звук. Это когда-то давно Исин мог сфальшивить пару нот, теперь же его голос всегда звучит идеально. Даже если это непроизвольно сорвавшийся стон. - Тссс!.. – Лу Хань улыбается и легонько целует парня в уголок губ, призывая не шуметь. Им совершенно не нужно, чтобы кто-нибудь пришел полюбопытствовать о причинах ночной проверки звукоизоляции дома. Только переворачиваясь на живот, Лэй вдруг понимает, что на нем нет не только одежды, но и одеял тоже. И его тело при этом не колотит неуемная дрожь. Видимо, Лу Хань этого еще не почувствовал, потому что пытается продолжить свою сладкую пытку неторопливыми греющими ласками. Лэй не планирует сегодня сходить с ума, поэтому нетерпеливо двигает бедрами, вызывая у старшего смешок. Иногда случается так, что предвкушение подарка оказывается куда приятнее, чем сам подарок. Распаковываешь огромную яркую коробку, перевязанную бантом, и в голове уже вырисовываются различные приятные картины о том, что бы это могло быть. А потом мыльный пузырь мечтаний вмиг лопается – в коробке оказывается обычная серая подушка. Поэтому куда лучше выбирать подарок самому. Лу Хань знает об этом и понимает, что лучшего сегодня ему уже точно никто не подарит. Парень соскальзывает с кровати для того, чтобы откопать в тумбочке хоть что-то, пригодное в качестве лубриканта, и возвращается с тюбиком руках. Остается только надеяться, что это крем для рук, а не бб-крем. Судя по всему, им повезло, потому что вскоре хорошо подготовленный Лэй уже чувствует Лу Ханя не только снаружи, но и внутри себя. Резко, одним толчком, от которого вдоль по позвоночнику поднимается волна чуть болезненных искр. С каждым новым движением она ниспадает до ровного пламени, лижущего своими языками каждую клеточку тела Лэя. Влажные ладони парня скользят по простыне, цепляются за подушку. Хочется вцепиться в нее зубами, чтобы не застонать от ощущения переполненности. Хочется немыслимо извернуться и прижаться к Ханю, чтобы прочувствовать его еще сильнее. Хочется смахивать капельки пота с его лица и целовать, не переставая. Хочется подаваться навстречу, поймав тот же неистовый ритм. Но сил нет. Измученный долгим холодом, организм отказывается повиноваться, и единственное, что удается Лэю в этой бешеной гонке, это взять гэгэ за руку и сплести пальцы. И не важно, что Лу Хань теперь всем весом опирается на его ладонь. В один прекрасный момент кажется, что вот, есть только вы, одни во всем мире, и никто не способен сейчас остановить вашу страсть… Но тут внезапно хлопает дверца холодильника на кухне в конце коридора, и внутри все снова холодеет. Хань замирает, тяжело дыша прямо в затылок Лэю, и оба настороженно прислушиваются. Звуки возвещают, что какой-то полуночный гость пьет воду, умывается под краном, щелкает выключателем – человека явно мучает бессонница. Лэй тихо воет в подушку. Внутри все рефлекторно сжимается из-за резко оборванного удовольствия. Приглушенный звук бьющегося стекла заставляет парня вздрогнуть. Из кухни слышится отборная китайская ругань басом. -Ну, лидер!.. Я ему..завтра… снотворного в чай насыплю!.. – сбивчиво шепчет Лу Хань, из последних сил сдерживая порывы тела. Предвкушая то ли вечернее чаепитие, то ли последующее продолжение, Лэй сдавленно хихикает, чувствуя легкую нервозность в своем смехе. -Не могу больше… - слышится ему прямо в ухо. Лу Хань медленно двигает бедрами, настолько медленно, что даже не сразу чувствуется. Эта медлительность сводит с ума, кажется самой восхитительной в мире пыткой, от которой не грех и умереть. В атмосфере настороженности, кажется, все их чувства максимально обостряются, поэтому каждое, даже самое невесомое прикосновение отдается разрядом молнии по всей коже. Лэй ощущает влажные пряди челки на своей шее, мягкие губы на плечах, крепко сжатые пальцы между своими и каждую свою клеточку в отдельности, которая так или иначе соприкасается с Ханем. Мучительное спокойствие кажется им обоим уже болезненным настолько, что темп непроизвольно ускоряется. Кажется, на внешних территориях шум затих, а может, им просто хочется так думать, потому что сил терпеть больше нет. Это похоже на переход через какой-то барьер – наступает миг, когда становится все равно, узнает кто-нибудь о происходящем или нет. Главное, не останавливаться, и плевать о произведенном шуме. Теперь в их мире их действительно только двое, и ничто более не имеет значения. Грань сна и яви – вещь хрупкая. Особенно, если человек уснул не так давно, да еще и ворочающийся сосед не меньше часа не давал провалиться в глубокую фазу сна. Тогда любой звук, которого в монотонном гуле дня и не заметил бы, способен прорвать эту хрупкую грань. Тао как раз снится то, о чем он думал перед сном, – Корея и названные братья, по которым он так скучает, когда за стенкой раздается сдвоенный стон. Громогласный в ночной тишине. -Что такое? – парень садится в кровати и сонно трет левый глаз, пытаясь понять, где он вообще находится. -Все в порядке, спи, - сидящий на соседней кровати Крис загадочно улыбается, вызывая этим недоумение у младшего. Парень засыпает не сразу, терзаемый мыслями и о своем сне, и о странном поведении лидера, и о том, что же его все-таки разбудило. К тому времени, когда он снова возвращается к прогулкам по сновидениям, в соседней комнате два парня, лежащих в обнимку, даже успевают восстановить дыхание. Голова Лэя покоится на плече Лу Ханя, руки которого по-хозяйски лежат на его бедре и талии. Старший смотрит сквозь потолок, думая о чем-то своем, и внимательно вслушивается в сердцебиение новоиспеченного любовника. -Гэгэ, - уставшим, но довольным голосом вдруг бормочет Лэй, - а ты такие подарки от всех требуешь? На правах старшего, Хань шлепает его за эти слова по филейной части, но тут же чмокает в висок. -Глупый. Остальным такой привилегии не дано. Хотя…в отличие от тебя, им достаточно будет раз поздравить, а ты, надеюсь, подарил мне долгосрочный абонемент. Он обнимает тихо смеющегося парня за плечи и шепчет три слова на китайском. Так тихо, что Лэю могло просто показаться. По большому счету стоило бы сходить в душ, избавиться от всех следов произошедшего и вернуться в постель Чэня. Но Лу Хань не отпускает. Попытка выбраться воспринимается негативно – Лэя еще крепче прижимают к себе и шепчут: - Отдыхай, пожалуйста. Я разбужу тебя прежде, чем все встанут. И не совсем понятно – Лэй повинуется потому, что этого хочет Хань, или потому, что сам этого хочет? Уснуть в его руках, не думая ни о чем, просто поддаваясь сиюминутным желаниям. Последнее, о чем думает парень, засыпая, это то, как бы уговорить Криса убедить менеджера в необходимости небольшой перестановки сил внутри общежития. Если удастся, он точно больше не будет мерзнуть до самого возвращения в Корею. А о том, как быть там, пусть уже Лу Хань думает – в конце концов, он гэгэ.