KuroMori l BlackForest

Shiki Мы сидели на полу в комнате Джимми. Обычная комната. Петер, кажется, злился на меня за то, что я втянула его во все это. Мне тоже было неприятно. Кроме того, ему приходилось таскать меня на себе, потому что моя лодыжка от нашего недавнего торможения в лесу распухла еще сильнее, и я вообще не могла на нее опереться. - Мы с братом жили много где. Все время переезжали. Джимми помолчал. Было такое чувство, что он не хочет говорить, но также было чувство, как будто в нём все это слишком уж наболело и не рассказывать он не может. И было чувство… что ему просто страшно. Я вытянула ноги, смотря на складки юбки, и старалась не пропустить ничего из того, что он говорит. Это было похоже на посиделки в кругу друзей, когда все рассказывают страшные истории, потом грызут чипсы и смотрят ужастики. Но друзьями мы не были. Петер подозрительно смотрел на Джимми, я подозрительно смотрела на Петера, а Рена подозрительно смотрела на банку с конфетами, стоящую на столе. - Мы жили в провинции Жеводан, в селении в Маржеридских горах на юге Франции. Когда мне исполнилось 13, начались нападения. В нашей деревне было убито около десяти человек. Зверь раздирал жертве лицо, поэтому опознать мертвеца было сложно. Многие считали, что это – оборотень, поэтому устраивали охоту на него один раз в месяц – в новолуние, когда луны не было вовсе. И брали с собой мушкеты, заряженные серебряными пулями. Но мой брат не был моим братом. Он был Зверем, и я знал это. Именно он убивал все и вся. Когда он убил мою мать, мы переехали вместе с отцом. Мы молчали. Джимми прекратил повествование и посмотрел на меня. - Ты видела не Зверя. Ты видела навку. Но мне неясно, почему их двое. Может, у меня был не один брат. Затем он посмотрел на Рену. - Знаешь, почему я боюсь того, о чем ты мне сказала? Потому что я боюсь, что кровь Зверя может течь и во мне. В нашем селении у всех серебряные волосы и черные глаза. А ты говоришь, что мои глаза похожи на серебро. Я посмотрела в окно, где уже едва было видно дерево, стоящее рядом. Уже вечер. Уже поздно. И почему-то от рассказа Джимми ясности не прибавилось. Ну да, он же не привык разговаривать с людьми, а тут – вон как разболтался. И, кроме того, с математикой у него проблемы. И вообще… Пора домой. Rena Шики злилась. Я чувствовала, как злость волнами исходит от нее. Да и немудрено…вечно я влипаю по пояс в какие-нибудь истории… Джимми действительно выглядел напуганным. Точнее сказать, если бы это был обычный человек, я бы так не подумала, но, учитывая то, что с выражением эмоций у парня явные проблемы, это можно считать за нормальную реакцию страха. Я тихо шепнула Ши на ухо: - Расскажи про свой сон. - Что?! - Или я скажу. Петер и Джимми одновременно и абсолютно одинаково подозрительно прищурились: - О чем это вы тут шепчетесь? Я ткнула Шики пальцем в бок. Она недовольно заерзала: - Мне сегодня приснился кошмар. Я видела серебряную луну, тонущую в крови… - И в классе, когда нас выгнали, я увидела, что у Джимми серебряные глаза, - добавила я. Он вновь погрузился в глубины апатии. Петер почесал макушку и выдал: - Знаете, что? Я домой. Я хочу поспать, проснуться утром и, наконец, попытаться въехать во все, что вы мне тут наговорили. - Мы тоже домой, - сообщила Ши. Джимми молча дошел с нами до калитки. Шики решила, что Петер в качестве извозчика устраивает ее больше, чем я, и уже устраивалась на его велосипеде. Они поехали вперед, а я все никак не могла отстегнуть свой велик от столба. Когда я все-таки справилась с замком, Джимми невозмутимо выкатывал свое (тоже уже весьма потрепанное) транспортное средство со двора на дорогу. Это был какой-то невероятно старый велосипед. Я такие видела в музее почты. Велосипеды, на которых почтальоны ездили сто лет назад, выглядели похожим образом. Я нервно хихикнула: - Это что такое? - Нашел в подсобке. От прошлых хозяев презент, очевидно. - Оно ездит? - Вполне. Я тебя провожу. - Зачем? – опешила я. – Я и сама доеду. - Опасно. Шики и Петер уже встречались с навкой, второй раз она не покажется им, а ты нет. Да и поедешь одна. Хватит с меня смертей. - Ты что, ПЕРЕЖИВАЕШЬ за меня? Он перекинул ногу через раму: - По-твоему, я вообще ничего не чувствую? - Э…ну да. Что-то вроде того. - Ты ошибаешься. Я начала крутить педали. На улице было абсолютно пусто, и тишина давила на меня.Джимми молча ехал рядом. Я не знала, о чем говорить, да и стоит ли говорить вообще. Я просто ехала вперед по дороге, ветер свистел в ушах, а луна и звезды освещали путь. Мы въехали во двор нашего дома. Джимми взлохматил мне волосы на макушке: - Береги себя, девочка. И укатил. Я стояла с открытым ртом. Сзади донесся вопль Шики: - Рена Шварцвальд, где ты была?! Я скорчила рожу: - Нет, только не сейчас…пожалуйста…давай поговорим завтра? - Ну уж нет, изволь объясниться! - О, мать моя, святая инквизиция… Мы закрылись в нашей комнате и влезли на мою кровать (это место кто-то из родственников, уже не помню, кто именно, окрестил локальным Олимпом, и оно служило для разговоров подобного рода). - Итак, за каким чертом ты вломилась к новенькому домой? Я затеребила футболку: - Ну…мне хотелось узнать о нем побольше. Не давала мне покоя эта смерть его брата, и я… - Опять полезла на рожон. Как всегда. Балда! А если бы с тобой что-то случилось? - Не случилось же! Что бочки-то катить? И вообще! Мы узнали много нового. - Мы узнали только то, что мы в глубокой ж… И что никто не имеет понятия, как из нее выбираться. - Ты пессимистка. - Я реалистка! Я фыркнула. Ладно, все вместе мы как-нибудь разберемся со всей этой чертовщиной. Шики вдруг гневно взвыла: - А еще ты сперла мою последнюю чистую футболку! - Да постираю я ее тебе. Только завтра. А сейчас нам надо поспать. Недовольная Шики слезла вниз. Понятное дело, она весь день продрыхла, сейчас у нее пик активности. Я чувствовала себя выжатой, как лимон. Мне было лениво даже пойти умыться на ночь. Пока Ши торчала в ванной, я натянула на себя ночную рубашку и залезла под покрывало. Сестра погасила свет: - Спокойной ночи, Рена. - Спокойной ночи, Ши. Только когда в комнате воцарилась тишина, изредка прерываемая сладким посапыванием моей сестры, я поняла, что не рассказала ей, что меня до дома проводил Джимми… Shiki Я не помню, что мне снилось. Проснулась вот только я в холодном поту, и дрожа. И еще мне казалось, что за окнами кто-то ходит. Я села и откинула с лица мокрые от пота волосы. Надо опять дойти до ванной. Но вылезать из-под одеяла было страшно. Страшно ставить ногу на холодный каменный пол. Так что я просто лежала и ничего не делала. Тут в окно что-то врезалось, и я пулей вылетела из кровати. Подтянувшись на руках, я оказалась на верхнем уровне и сдернула с Рены одеяло. Она проснулась ровно настолько, чтобы сдернуть его с меня и снова уткнуться в стенку. Я поднялась на локтях и посмотрела в сторону окна. За ним было темно и еле-видно ветки близстоящего дерева. - Там же ничего нет… - прошептала я, пытаясь успокоить себя. Наверное, просто ветка попала в окно. Мало ли что. Хватит так переживать. Но я не спустилась к себе, осталась наверху рядом с сестрой. Интересно, Петер нормально доехал до дома? Нужно будет попросить прощения за то, что я так безбожно его эксплуатировала. Черные глаза Джимми… Фраза «Ты скоро умрешь»… Как приятно, до охренения. Кто он вообще такой? И зачем он приехал именно в Шварцвальд? Наша с Реной спокойная жизнь закончилась. Я чувствовала это. Сон, преследующий меня уже более чем неделю, определенно что-то значил. А если и не имел какого-то явного значения, то служил предупреждением. Возможно, будь я другим человеком, сразу же после того, как я почувствовала опасность, я бы слиняла в какой-нибудь другой город, подальше отсюда. Но это была бы не я. Вкупе со страхом меня переполняло возбуждение. Скоро что-то случится. Скоро в этом чертовом Шварцвальде что-то случится! И я знаю это. Рена спала. Я кое-как отобрала у нее кусок одеяла и прикрылась. Спать. Я снова хотела спать. Летом я все время хочу спать. Но не ночью. Странно. Мысли путались. *** - Шики, сволочь! Я протерла глаза и глянула на Рену. Каким-то странным образом, видимо в процессе полночной схватки, пока мы обе пребывали во сне, одеяло перекочевало с верхней койки на пол. И все утро мы мёрзли и пихались. Рене удалось первой продрать глаза и начать обвинять меня во всех смертных и не смертных грехах. - Да, я сволочь, - пробурчала я, пытаясь проснуться, что не вполне получалось. Но холод помогал. Рена спрыгнула с кровати на пол, и прямо мне в лицо прилетело одеяло. Я накрылась им и отвернулась к стенке спать. Кровать сотряс страшный удар, и я поняла, что если буду отлеживаться – меня убьют. Я села и улыбнулась. - Я уже села, не бушуй. - Села… Это круто! И Рена умчалась в ванную. Я сидела по-турецки и протирала глаза, пытаясь хоть что-то увидеть. В окно светил холодный беловатый свет – это означало то, что солнца мы сегодня не увидим. Зато, возможно, перепадет пара мелких дождичков, а то и гроза. Небеса были затянуты облаками. Я осторожно распрямила левую ногу и пошевелила ступнёй. Лодыжка вспухла ещё сильнее. Нужно будет помазать мазью и перебинтовать – это уже серьёзно и не радует меня. Только травмы на всю жизнь мне не хватало. Дверь в комнату открылась и вошла Рена с каменным лицом. - Что? – немного испуганно спросила я. - Сегодня суббота. - Ох, чёрт… я совсем забыла. - Давай быстрее, - сказала сестра и вышла из комнаты. Я торопливо надела белую рубашку и черные прямые брюки. Сегодня суббота. Отчетный день. Открыв шкаф и посмотревшись в дверцу, я взяла расческу и принялась приводить в порядок свои черные лохмы. Нужно было выглядеть прилично. Суббота, отчётный день, чёрт его дери. У нашего отца были длинные, светлые волосы до плеч, которые он носил в хвосте. Глаза, прятавшиеся за стеклами узких прямоугольных очков, были светло-зелеными. От него у нас с Реной была только бледная кожа, все остальное было от матери. Хотя у неё черные глаза. Потому что она японка. А отец был каким-то «адцатым» в поколении Шварцвальдов. Лорд или кто-то там еще… Поместье Шварцвальдов, деревня зовется Шварцвальд, близлежащий лес зовется Шварцвальд… Короче, не будь у нас этой фамилии, меня и сестру за нашу необычную внешность ненавидели бы гораздо сильнее. Каждую субботу я прихожу в кабинет отца и рассказываю обо всем, что случилось за неделю. Почему я? Один раз я спросила. И получила ответ: «Потому что ты – Шики». Мне кажется, отец вообще никого из нас не любит. Ни меня, ни Рену, ни нашу мать – Ширену. По крайней мере, я этого не вижу. Хотя, как говорит Рена, на «амурные дела» у меня вообще никакого детектора нет. В таких вещах я абсолютно не разбираюсь, да мне это и не интересно. Ладно, не об этом речь. Я кое-как разобралась с волосами, заскочила в ванную, ополоснула лицо и наскоро почистила зубы. Затем, через пару минут, с раскрасневшимся от спешки лицом, я стояла у тяжелой дубовой двери в кабинет отца. Постучавшись три раза, я вошла. Отец сидел за высоким столом и что-то читал. Стол всегда был высоким. Когда я была маленькой, он казался мне еще больше. Я каждую неделю думала только об этом столе. И мне думалось, что он кажется мне большим, потому что я сама – маленькая. Но мне не казалось, каждую неделю я убеждалась в этом. На стене, в рамках, дедушки-прадедушки Шварцвальды. Толстый ковер на полу с узором из гарцующих лошадей, на столе чернильница в виде волчьей головы, у стены книжные шкафы, полные старых, разваливающихся пыльных фолиантов, на окне – тяжелые бархатные зеленые занавески. Я практически никогда не видела, чтобы они были отдернуты – мне все время хотелось подойти и раскинуть руками тяжелые ткани, чтобы сюда проник хоть какой-то свет. Я встала рядом с дверью. Мужчина в высоком кожаном кресле посмотрел на меня и кивком указал на стул с жесткой спинкой, напротив стола. Обычная процедура. Я села. - В школу пришел новый ученик. Рена получила за неделю три пятерки, я – одну пятерку и две тройки. Опять нелады с точными науками. - Ты будешь заниматься литературой, когда вырастешь? – спросил он меня, не отрываясь от бумаг. - Да. Я хочу стать писателем. По губам его скользнула тонкая усмешка. - Шики. - Я не считаю, что это недостойная профессия. - Мне все равно, кем ты будешь, - он кинул листок на стопку бумаг, откинулся на спинку своего кресла и смерил меня взглядом из-под своих очков. - Хорошо, - тихо сказала я. - Я вызываю тебя каждую неделю не для того, чтобы ты давала мне скудный отчет об оценках. Если хочешь быть писателем, говори. Говори интересно. - Я не знаю, о чём говорить, - сказала я, скрестив свой упрямый взгляд сего. - Шики… - Смените меня. Мы же близнецы. Рена тут никогда не была, может она… - торопливо заговорила я. - Ты – Шики. Я поморщилась от этой фразы. - Ты хочешь знать, почему ты? Я сглотнула. - Хочу. - Потому что ты постриглась, когда ты была маленькой. - Что?.. – я немного опешила. - Я всегда хотел мальчика. Ты подходишь. И ты – старшая. Рена во многом талантливее тебя, но ты – Шики. Теперь я смутно припоминала, как несколько лет назад подстригла волосы чуть ли не под корень. И надо мной в школе еще прикалывались по этому поводу. И примерно в это же время он начал вызывать меня… Я моргнула и сказала: - Мне больше нечего сказать. Я боялась отца. И именно поэтому старалась говорить как можно более дерзко. Потому что я похожа на мальчика? Странный. Мне захотелось убежать из этой душной комнаты. - Тогда иди, - произнес Генрих Шварцвальд. Я встала со стула и сделала пару шагов в сторону двери. Значит, отец хотел мальчика. - Кстати, как там Рена? – спросил внезапно голос за моей спиной. - Хорошо, - тихо ответила я. И он еще может произносить имя моей сестры? Мои глаза наполнились слезами. В этот момент я благодарила небо, что стою спиной к нему. Ну и что, что родилось две девочки вместо одного мальчика?! Но для тебя это, наверное, проклятие. - Будь осторожнее. Скоро праздник Солнца. Многие напьются и будут буянить. Праздник Солнца. Жечь соломенные волчьи фигуры, как бы убивая Фенрира, который должен пожрать Солнце в конце мира. Уничтожать Волка тем, что должен уничтожить он. Какая ирония. - Хорошо, - сказала я и повернула ручку двери. Rena Шики была в кабинете отца. Не знаю, зачем ему это и почему он мучает только Ши, но я не хотела бы оказаться на ее месте. Я не любила отца. Он не любил меня. Мы просто жили под одной крышей. Сестра вернулась. Ее подбородок дрожал, а в глазах стояли слезы. Я вскрикнула: - Ши! Что случилось? - Он выбрал меня, потому что я похожа на парня. Потому что он хотел сына, а не дочерей. Она расплакалась. Я обняла ее и прижала к себе. Ее слезы капали на мою кожу и словно прожигали ее до кости. - И он еще смеет спрашивать, как ты поживаешь! Я вздохнула: - Ши…ты же знаешь, что я смирилась с этим давным-давно. Его словно не существует в моей жизни. - Знаю. Но это не оправдывает его. - Не переживай за меня. Я знала, что, кроме сестры, меня вообще никто не любит. Ни мать, ни отец. Я долгое время задумывалась, зачем наши родители вообще поженились и решили завести детей. Они ведь не любили ни друг друга, ни нас с Шики. Ответа я так и не находила и через некоторое время перестала искать. Сегодня была суббота. 12 июня. Завтра будет наш день рождения. А через девять дней – летнее солнцестояние. Праздник Солнца. Самая короткая ночь в году. В этот раз нам будет уже шестнадцать, и мы сможем остаться на празднике до утра. Я подала Шики платок: - Нам надо по магазинам. Еды накупить на завтра, приготовить что-нибудь и все такое… - Я забыла! - Ну и балда же ты! Забыть про свой день рождения! - В нашей семье это вполне реально. Она, к сожалению, была права. Предки дарили нам то, что мы выбирали заранее. И никогда не дарили подарков просто так, без повода. Мы привыкли и даже не думали о том, что может быть по-другому. В этом мире мы были одни. Но одиночество двоих – совсем другое дело, нежели одиночество одного. Это одновременно и дар, и проклятие. Каждый день видеть свое отражение. Не нуждаться в друзьях «со стороны», ведь есть та, кто знает тебя лучше, чем ты сама. Замкнуться в своем маленьком мирке, куда всем остальным путь заказан. - Рена, ты где витаешь?! Над ухом раздался раздраженный голос Шики. Она уже успела переодеться в нормальную одежду (вместо цивильного прикида спешл-для-отчетного-дня). - Мы идем по магазинам или как? - Идем, идем…опять мне тебя на своем горбу тащить… Тут у меня возникла блестящая идея. Когда мне было десять, я упала с лестницы и сломала ногу. И три недели прыгала на костылях, которые сейчас валяются в кладовке. Злорадно хихикая про себя, я торжественно вручила Шики костыли. Она гневно воззрилась на них: - Ну и что мне с этим делать? - Идти на них. На велике я тебя смогу довезти только до центральной улицы, а там придется передвигаться пешком. Магазины, шопинг…алло! Ей пришлось признать мою правоту, потому что перспектива прыгать несколько часов на одной ноге по мостовой ее явно не прельщала. А ходить она не могла. Я обеспокоенно спросила: - Слушай, может, я одна съезжу? А ты полежишь дома? - Даже не знаю… - Мне не нравится твоя нога. Может, врачу показаться? - Нафиг надо? Ясно же, что просто растянула связки. Я махнула рукой. Если Ши уперлась рогом, спорить бесполезно. Она залезла на кровать и положила под больную ногу подушку: - Я, пожалуй, дома останусь. Ты купишь все и развезешь приглашения? - Напиши мне список того, что ты хочешь купить. И кого пригласить завтра. - Как обычно. Катарина, Коринна, Петер, Йохан. Устроим пикник на холме, как в прошлый раз. - А…ну хорошо. Я замялась. Честно сказать, я думала позвать Джимми. Все-таки ему надо освоиться здесь, если он собирается жить в Шварцвальде. Новоприбывшим всегда трудно привыкнуть. Шики не заметила моего смятения. Вручив мне список продуктов, она отправила меня лесом (в прямом смысле этого слова). От быстрой езды волосы растрепались, и пришлось убрать их в пучок. Жарко. Я заехала к Катарине и Коринне, пригласила на наше «отмечание». Обе обещали прийти. Йохана дома не оказалось, и я порулила к Петеру. Пнув ногой калитку, я крикнула: - Петер, хватит штаны просиживать, вылазь из дома! Калитка открылась, и вышла его мама. Упс. У меня было настолько виноватое выражение лица, что она даже рассмеялась: - Заходи, Рена, они с Йоханом на заднем дворе. Так вот куда Йохан из дома делся. Тем лучше. Я прислонила велосипед к стене и обошла дом. Они играли в бадминтон. Йохан заметил меня первым и замахал рукой: - Привет! - Привет-привет. Я, собственно, зашла пригласить вас на наш день рождения, который будет иметь место завтра на холме в час дня. Придете? - Придем, - ответили они почти хором. - Чудно. Тогда до завтра. Я вернулась к калитке, где меня нагнал Петер. Я поняла, что он хотел поговорить о том, что случилось несколько дней назад. - Как Шики? - Нормально. Только нога болит, она почти не может ходить. По дому-то на костылях прыгает. - Ты не видела… - Нет, - помотала я головой. – Ни навку, ни Зверя, ни даже Ливингстона. Правда, нам постоянно чудится, что кто-то стучит в окно, но мне кажется, это просто глюки. Ты не рассказал Йохану? - Пока нет. - Думаю, завтра надо будет сказать остальным. Нехорошо оставлять их в неведении. - Ладно. - Ты сам-то в порядке? - Вроде бы. Уже перестал заморачиваться, как будет, так и будет. До завтра, Рена. - Пока! Я поехала на центральную площадь. Единственное место Шварцвальда, где есть магазины. Шики написала километровый список, и я, проклиная все на свете, начала обходить продуктовые лавки. Через пару часов, нагруженная пакетами, я стояла около деревянного моста и думала. Заехать – не заехать, пригласить – не пригласить… Хоть на ромашке гадай, честное слово. Упаковав пакеты в корзину, прикрепленную к рулю, я повернула в сторону дома, где раньше жил Тони Курц. Я вытащила из рюкзачка тетрадку и ручку и начала писать записку. В результате получилось следующее: «Приглашаю тебя на празднование нашего с Шики дня рождения завтра в час дня. Приходи на холм. Рена». Потоптавшись у почтового ящика, на котором все еще была фамилия Курц, я все-таки сунула записку в щель и услышала, как она упала на дно. А теперь пора домой. Shiki Я лежала и смотрела в потолок. Вернее, в дно кровати Рены, которая располагалась надо мной. Шевелила ногой и размышляла о жизни. Рена отправилась за едой и ставить в известность тех, кто должен к нам прийти. Правда, каждый год случалась с нами всякая хрень типа того, что приходили одноклассники, которых мы видеть не хотели, и пороли какую-то чушь. Особенно я не хотела видеть Марка. Только не это. А с больной ногой особо и не повоюешь. Услышать звуки его мотоцикла… хуже этого чувства ничего нет. Хорошо, что его вчера не было в школе. Иначе Джимми бы досталось. Джимми… Вот, опять я про него вспомнила. Я закрыла глаза и положила предплечье на лоб. Перед глазами, словно выжженное на сетчатке пятно, которое всегда появляется после того, как посмотришь на солнце, появились его серебряные волосы. Я вздохнула. Снова пошевелила ногой. Когда я была в кабинете отца, мне пришлось забыть о ней. Потому что ни в коем случае я не хотела показывать, что мне больно. Рядом со столом стояли костыли, которые Рена поленилась убрать. Спасибо ей. Я встала с кровати, проскакала до стола и взяла их в руки. Сгодится. Я вышла из комнаты, опираясь на них. Лодыжка сильно распухла. Нужно было что-то делать. И я отправилась вниз с холма, к знахарке. К сожалению, орешков, которые она так любила, у меня с собой не было, но я передам ей потом с Корделией, её внучкой. Дорога заняла у меня где-то полчаса, на нормальной ноге я бы дошла минут за пять. Старушенция жила в небольшом домике, который каждый нормальный человек назвал бы избушкой, но Корделия и её бабушка называли свой дом «дворцом». Я тоже, но в моих устах это была скорее ирония. А они благоговели перед своим домашним очагом. Кошки, мыши, пучки трав со странными названиями, странный запах – внутри их избушки все это «прилагалось». Я добралась до маленькой деревянной двери и, пользуясь дверным молотком в форме головы кобры, постучалась. Помню, однажды мы с Реной пошли исследовать лес, когда еще были совсем маленькими. И наткнулись на полянку с избушкой. На полянке сидела Корделия. Когда она была маленькой, то была очень красивой. А сейчас она превратилась в какое-то растрепанное чучело. Мы познакомились с ее бабушкой, бабушкой Лоттхен – так её называли. - Сейчас, Шики, сейчас, - раздался скрипучий, медленный голос, и я услышала стук палки и шарканье ног. Дверь открылась, старушка смерила меня своим блестящим глазом и улыбнулась, сверкнув идеально-белыми зубами. - Здравствуйте, бабушка Лоттхен. Орехи я в понедельник с Корделией передам. - Не будь такой, Шики, - еще пуще заулыбалась она. – Я твою ногу и так вылечу. - Вы, как всегда, наблюдательны, - в ответ заулыбалась я. В комнате было темно, сильно грел камин. Так что как только за мной закрылась дверь, с меня потек пот. - Садись, - сказала знахарка, и я, повинуясь, села в мягкое, вонючее от кошек кресло. В проходе, который вел в следующую комнату, мелькнула копна волос Корделии. Но она даже не глянула на меня. Внутри меня проснулось нехорошее чувство. Бабушка Лоттхен села на табуретку напротив меня, положила мою лодыжку себе на колени и зацокала языком. - Нужно было сразу идти ко мне. А так… будет либо неделю заживать, либо тебе придется всю ночь мучиться от противного лекарства. И я даже знаю, что ты выберешь. Тогда тебе придется остаться тут. - Я не сказала Рене, что уйду, - тихо сказала я. - Если ты будешь ходить туда-сюда, ты еще больше повредишь ногу. Я могу попросить Корделию сходить. - Если можно… - сказала я еще тише, потому что перспектива просить о чем-либо Корделию мне не улыбалась. - Корделия! – крикнула бабушка внезапно громким и чистым голосом. Её внучка появилась, словно из-под земли. Я написала записку Рене и отдала Корделии. Та смерила меня неопределенным взглядом своих водянистых глаз и вышла из избушки. Тем временем знахарка сняла с воды кипящий котелок и поставила на заваленный всякими травами выщербленный деревянный стол, стоящий посреди маленькой, забитой комнатки. Что-то мазнуло меня по здоровой ноге, и я поняла, что одна из её кошек хочет меня пометить. Я опустила руку и почесала её за ушами. Та вильнула хвостом и побежала вон из комнаты, когда старушка что-то бросила в котел и начала бормотать какую-то чепуху. Я бы, конечно, подумала, что это все бред, но я знала, что так дикари и те, у кого нет часов, отмеряют время, сколько что-либо варить или держать в воде. В каком-то роде это магия. - Выпей, - она поднесла к моему лицу половник, от которого валил пар. - Я… - я не могла пить кипяток. И всегда разводила чай холодной водой, могла пить только теплое и холодное. - Быстро! – крикнула она, и я повиновалась. Горло и губы мне обожгло, и из глаз чуть ли не покатились слёзы. И тут же в желудке началось жуткое жжение. А проклятая старуха вылила остатки кипящего варева мне на лодыжку. Я закусила нижнюю губу, чтобы не заорать изо всех сил. Пока я отрубалась, в моём мозгу крутилась только одна мысль: Рена меня убьет. Rena Когда я вернулась домой, сестры не было. Подозрительным казалось и то, что костыли тоже куда-то делись. Нет, только не это…надеюсь, она не ушла искать приключений на многострадальную пятую точку? Я обежала весь дом, но лишь подтвердила свою первоначальную догадку. Моя любимая сестричка, фигурально выражаясь, смылась. Я раздраженно отгоняла мух от пакетов с едой. И куда ее черти понесли? Тут в калитку постучали. Я открыла. На пороге стояла Корделия, наша одноклассница, внучка бабушки Лоттхен. Она протянула мне клочок бумаги: - Тебе записка от Шики. Она у бабушки, лечит ногу. Я медленно, но верно начала закипать. Хоть бы предупредила! И что это за поганая бумажка? Я перевернула ее. На обратной стороне был записан какой-то рецепт. Судя по всему, листочку было лет как минимум столько же, сколько и мне. Я сунула руку в пакет и вынула баночку засахаренных орехов: - Возьми, отнеси бабушке. Спасибо за труд. - Не за что. Увидимся. - Пока! Ох, мать моя…опять к нам завтра сбегутся все, кому не лень… И как Ши доберется домой? Ладно. Сегодня я уже не поеду никуда, лениво. Да и невежливо вламываться в чужой дом вечером. Тут я вспомнила, как вломилась к Джимми, и покраснела до ушей. Время от времени я радовалась, что у нас такие родители. Отсутствия Ши никто даже не заметил. Семья у нас в этом плане просто шикарная. Как будто ее и нет вовсе. В попытке порезать овощи я остервенело долбала ножом по разделочной доске. Все равно надо наготовить на завтра еды – салатики всякие, блинчики напечь…пиццу закажем. Может, хоть в этом году день рождения удастся. А то в прошлом… К нам без приглашения явился наш великовозрастный оболдуй-одноклассник Марк Маддерсон, которого мы с Ши не переносим на дух. На своем отстойном дребезжащем байке. Я подозреваю, что он видит свое призвание в том, чтобы портить всем настроение, в основном – нам. И я абсолютно не удивлюсь, если он рискнет появиться у нас завтра. Интересно, а Джимми придет? Кухонный комбайн начал подавать гневные гудки, и я выпала обратно в реальность. Ну проводил он меня домой. Ну не прибил за то, что я влезла к нему в дом. Ну ничего это не значит! А я тут напридумывала себе уже невесть что… От злости я еще разок шарахнула ножом по доске. По ней пошли трещины. Так прошел вечер. Когда я закончила с готовкой, была уже почти полночь. Еще каких-то десять минут - и с днем рождения, Рена. Эх. Еще и объясняться завтра со всеми, а то праздник Солнца на носу. Если Зверь и вправду существует, я уверена, что эту ночь он не пропустит. Часы в гостиной гулко пробили полночь. Я убрала все в холодильник и пошла в ванную. Заплетя волосы в косу, я залезла на кровать и юркнула под одеяло. Впервые в жизни я ночевала одна. Без Шики. И мне было страшно. Я включила себе плеер и сунула голову под подушку.