Black black heart

Шаги за дверью становятся отчетливее. Каждый удар невысокого каблука о лестничную ступень эхом отдается в голове, а к горлу подкатывается ком – словно кусок ваты. Не продохнуть, не выдохнуть. Задержать дыхание, прикрыть глаза и досчитать. Три. Ключ противно скрипит в замочной скважине, а механический звук работающих засовов режет слух. Два. Протяжный стон открывающейся двери как предзнаменование чего-то нехорошего. И это что-то нехорошее только что зашло в комнату. А точнее – кто-то. Один. Шумный выдох, сопровождающийся усмешкой. Даже и смотреть не нужно - у парня было замечательное воображение. Или просто насмотрелся уже. Вот уголки губ дергаются вверх, один выше другого. Натягивают кожу вокруг рта в дикой хитрой улыбке. Слегка щурит глаза. Испепеляет. Прожигает. Если бы можно было бы убить человека лишь взглядом…то Аомине бы этого не сделал. Кисэ сидел в кресле, подогнув левую ногу под себя. Осанка модели, слегка опущенная голова, острые привлекательные черты лица и, на первый взгляд, умиротворенное лицо. Это не было позой расслабления. Он не дремал, не спал. Пальцы рук слегка дрожали и соприкасались подушечками друг с другом, длинные пушистые ресницы то и дело подрагивали. Было понятно, что он следит. За каждым его движением. Это была поза жертвы, готовой к неминуемой расплате за свою невнимательность. Прекрасно уложенных белых волос касается смуглая рука, и парень слышит, как его рот растягивается в издевательской ухмылке. Как губы, подрагивающие от легкой боли потрескавшейся кожи, трещат еще больше. Он слышал, как ногти баскетболиста оцарапали лоб, как впились в голову и захлопнули свой капкан, захватив густой клок волос. Он слышал шуршание рукава и легкое потрескивание – натянулись волосы, а голову резко опустили назад. Не по её воле. Это повторяется вновь и вновь. Словно по сценарию. Который пишется одной рукой. Одними словами. Теми же фразами. Повторение одного и того же ужасного дня. Противно смотреть. С закрытыми глазами все равно что с ясным взором – все так отчетливо представляется, видится в мозгу, что, казалось, Рёта сходит с ума. Может, он уже давно ослеп. Может, он лежит в коме, а мозг явно издевается.... Может, он умер и попал в ад.... Раем ведь это точно не назовешь. Модели любого пола пристало пользоваться декоративной косметикой – он сможет замаскировать все: синяки под глазами, укусы на шее. В тех же местах. Там уже гематомы, раны. Казалось, Дайки стоило прикусить чуть больше, чем он это обычно делал – и полилась бы кровь. Алая, горячая. А Кисэ бы сидел не шелохнувшись. Все так же постукивал подушечками пальцев друг о друга, склонив голову чуть вперед, задержал бы ее в этом положении настолько, насколько бы хватило сил. Вряд ли надолго. Он слышит скольжение чуть шершавого языка по артерии. По укусам. По синякам и ссадинам. Слышит отчетливо свое сердцебиение. Оно пока ровное. Спокойное. Ведь еще ничего не произошло, все только начинается. Эта пытка будет долго длиться. Но лучше бы она уже закончилась. Рёта слышит треск ниток на вороте футболки, чувствует хватку выреза одежды на своей шее, а после пары косых шагов, совершенных механически, под его управлением, ощущает холод стены. Правая рука нащупывает вмятины и деревянную панель. Ну, вот же оно – привычное место. Его сажают резко. Можно сказать,роняют. Заставили. Опять. Все идет по одной окружности. По одному витку. Снова. И снова. «Я так сильно люблю тебя, Аомине-чии, что сделаю ради тебя все, что угодно!» - обычная пафосная фраза из уст Кисэ. Он и сам не думал, что все закончится именно так… Вмятины на стене. Он в очередной раз их прощупывает пальцами. Это он их оставил. Трагические воспоминания первого такого раунда. Больно или уже все равно? А сейчас его начнут бить. Вот прилетела первая пощечина. Наказание…за то, что не открывает глаза. Нет. Он не откроет. Он не хочет смотреть. Слышит скрежет зубов. Он недоволен, рукав его куртки натягивается, через пару секунд со свистом ладонь опустилась на лицо. Красные следы должны сойти до завтра. Аомине останавливался на трех пощечинах. Обычно. Пять… - Аомине-чии, завтра мне сниматься. Пожалуйста… Ткань в очередной раз натягивается. Кажется, придется взять выходной. Нужно будет позвонить менеджеру. Если он не сможет ходить, придется еще школу пропустить, капитана предупредить. Как много дел, много дел. Успеет ли он все? Опять свист возле уха, рука останавливается в опасной близости. Раз. Два. Три. Можно выдохнуть. Ладонь сжимает горло. Дышать через нос. Пока возможно. Пока есть силы. Пока еще воздух проходит по сжатой трахее. Рот невольно чуть приоткрывается, челюсти размыкаются. Губы касаются губ. Это уже привычно. Да сколько же уже будет длиться эта пытка? Голова Кисэ немного наклонена в бок. Пальцами перебирает неровности стены, очерчивает деревянную панель. Спокойно. Шершавые губы неприятно царапают. Или это ему кажется? Зубы прикусывают и оттягивают нежную модельную кожу. Язык нагло и небрежно, в который раз, проходится по щекам и твердому небу, пару раз задев клыки. Укусить? Не дай Бог… Руки перестали сжимать горло давно, но он этого не заметил. Воздуха все равно не хватало. Уже по другим причинам. Аомине все делал в своей напористой и немного садистской манере. Ладони скользят под футболкой, Кисэ немного морщится, щуря закрытые глаза. Сердце…стало биться чаще. Глупо. Ужасно глупо с его стороны. Отбивая секунды, углубляя вмятины на стенах, Рёта мысленно высчитывал время следующего акта. Чужая рука поднимается вверх, указательным пальцем проводя дорожку по шее к нижней губе, чуть надавливая. Ах да. Увлажнить и смазать. Колеблется пару секунд. Шум и трение одежды. Парень встал. Зашуршало нижнее белье. Рёта горько улыбается. Даже слишком. Слишком жалко и ненавистно. Сгорает от ненависти к самому себе или…? Горло неприятно саднит – Аомине не любил делать что-либо не до конца. «Звучит-то как пошло…» - Кисэ не нравилось. Не нравились руки, сжимающие волосы и натягивая кожу на череп как мембрану на барабан. Не нравилась резкость движений и обилие слюны, стекающее по подбородку и шее. Не нравились хриплые вздохи и звук стекающей крови. Это его кровь? Или Дайки? Он прикусил губу? Настолько приятно? Кисэ ухмыляется. Ему противно слышать всё. Гортанные рыки, издаваемые его горлом, звуки капающей жидкости, особо громкий судорожный вздох. Никакого удовольствия. Чувство своей незначимости. Словно сломанной куклы, которую просто жалко выбросить на помойку. Или плюшевого медведя, попавшего в руки мальчика-садиста. Нет выбора. Ему так казалось. Слышать очередной смешок. Ждать, когда рот наконец-то освободится. Знать, что бесполезно давать отпор и сопротивляться. С болью и неким страхом сглотнуть ком. Тот самый, из ваты. Вместе с семенем парня. Опять шорох одежды и скрип подошвы. Сел перед ним. Оглаживает лицо, грубо оттягивая кожу под веками. - Открой, - Кисэ не ответил. Он не хотел. Не мог? Не желал. Он ждал. Ему было плохо. И смешно. И тошно. Когда все это закончится? Когда ты прекратишь надо мной издеваться? Когда… - … ты уйдешь? - Никогда. Блондин усмехается. Опять горько. Снова жалко. От сочувствия к самому себе. И от ненависти к нему. - I love you. - Звучит устало и жалко. - I know… - говорит спокойно. - I hate you. - Спутанно, неубедительно. - Huh? I know… - усмехается. Губы снова трогает ухмылка. - Black…black heart…. - Кисе напевает строчки внезапно вспомнившейся песни. Казалось, он заплачет. Голос дрожал. Как и сам Рёта. - You belong to me - легкий акцент. Слишком нежное прикосновение к щеке, дыхание обжигает влажные ресницы, - remember this. Слеза скатилась по щеке блондина. Капкан окончательно закрыл свои зубья, навеки оставляя в ловушке, без шанса на свободу. Он не выберется. Ему не дадут этого сделать. - Аомине-чии…Я ненавижу тебя...за то, что люблю...