Око бури

Шторм налетает неожиданно. Только что стоял полный штиль, и на кристально-чистом небе не было ни облачка – и вот уже все заволакивает тяжелыми, серыми тучами, а шквальные порывы ветра едва не срывают с мачт паруса. - Я не понимаю! – Ленне приходится перекрикивать бурю. – Ветер же должен был остановиться! Кристалл разбит! - Иди вниз, - страшным голосом кричит на нее Фарис, и очередная волна разбивается о борт, окатывая всех, находящихся на палубе, холодными брызгами. Бартц еще успевает услышать жалобный рев морской змеи, тянущей за собой корабль, увидеть высоко вскинутую шипастую морду, которая затем исчезает в пенном водовороте, а потом палуба проваливается куда-то вниз и с размаху наподдает ему по пяткам. Корабль зарывается носом в волны, пляшет, как поплавок во время клева; Бартца за шиворот ловит Галуф, не давая юноше вывалиться за борт, а Фарис хватает натянутый, как струна, канат, исчезающий в глубине, упирается изо всех сил, но все-таки неумолимо съезжает по наклонной палубе. Один из пиратов пытается помочь своему капитану, но его сшибает с ног перехлестнувшей через борт волной. Очередной рывок из-под воды - и корма корабля встает чуть ли не вертикально, и тогда Фарис, отплевываясь, отпускает канат, и достает саблю. Бартц думает, что никогда не забудет взгляд пиратского капитана в тот момент, когда сталь разрубает пеньку. Как будто по живому режет, и обрубленный конец каната разъяренной змеей хлещет по палубе, прежде чем исчезнуть в чернильно-синих волнах. Корабль, освободившийся от своего подводного спутника, гарцует на волнах, как норовистый чокобо, ледяные брызги летят в лицо, Галуф сует ему в руки какую-то веревку, кричит: "Держись, сынок!", и Бартц держится, держится изо всех сил, пытаясь разглядеть что-то среди потоков соленой воды, которые швыряет им навстречу обезумевший ветер. А потом ураган прекращается в одночасье, и хлесткий ливень сменяется моросящим дождем. Бартц с трудом разжимает онемевшие пальцы, вытирает лицо предплечьем - и поднимает голову ровно в тот момент, когда край расшитого серебром камзола исчезает за дверью, ведущей в капитанскую каюту. Его, в общем-то, сюда никто не звал, но Бартц уже достаточно времени провел на пиратском корабле, чтобы понимать - что-то не так. Их капитан никогда бы не позволил себе уйти с палубы в такой ответственный момент, а это значит... Сочная ругань и звон разбитого стекла только подтверждают его предположения. Бартц просачивается внутрь, тихонько прикрывает за собой дверь. Фарис стоит у окна и матерится, как-то неловко выставив вперед руки; по дорогому ковру растекается целебное зелье. - Что тебе нужно? - надменно спрашивает капитан, не оборачиваясь, и, несмотря на мокрую одежду и плачевный вид, Бартц не может не залюбоваться на мгновение. - Твои руки, - отвечает он. - Давай посмотрю. Уже одно то, что Фарис не возражает, значит, что дело плохо. Бартц берет ладони капитана в свои, неодобрительно цокает языком. Кожа содрана клочьями, кое-где - до мяса, да еще и соленая вода, попавшая в раны... Это, должно быть, адски больно. - Нельзя было, что ли, лекаря позвать? - ворчит он, осторожно нанося эликсир на поврежденные участки. Фарис морщится, но молчит, даже руки не трясутся, и Бартц с легкой завистью думает, что он бы на месте капитана держался куда хуже. - И зачем вообще было хвататься за этот дурацкий канат? Сразу обрубить не судьба? - Сильдра очень дорога мне, - холодно отвечает Фарис, и теперь Бартц завидует морскому чудовищу - он не слышал, чтобы при разговоре о людях в голосе капитана звучала такая теплота. - Вернется твоя змея, - говорит парень, и не торопится отпускать чужую руку, хотя уже закончил с лечением. Фарис удивленно смотрит на него из-за длинной челки. Губы у капитана совершенно синие. - Ну, вот что, - решительно продолжает Бартц, точно в омут бросаясь с обрыва; очень хочется зажмуриться, но он и так выглядит достаточно глупо. - Мы оба вымокли и замерзли, есть у тебя тут хоть, я не знаю, ром какой-нибудь? Ром в капитанской каюте, разумеется, есть, и скоро Бартцу становится жарко, и он чувствует себя очень смелым, только вот слова никак не хотят составляться в фразы, но это - его единственный шанс, и он знает об этом. - Ты мне оч-чень нравишься! - заплетающимся языком выговаривает он. - И что? - насмешливо спрашивает Фарис, все еще держа руки на весу. Целебное зелье действует, но не слишком быстро, а это значит, утешает себя Бартц, по крайней мере пощечину ему не залепят. - И то, - он подается вперед и неловко чмокает капитана в щечку. Он ждет чего угодно - удара, крика, ругани, предложения выметаться и никогда больше не показываться на глаза - только не взрыва смеха. Фарис хохочет, запрокидывая голову, темные от влаги волосы липнут к щекам, в расстегнутом вороте поблескивает золотая цепочка. А пока Бартц решает, смутиться ему или обидеться, капитан хватает его за шкирку, словно котенка, притягивает к себе и целует по-настоящему, в губы. От неожиданности юноша делает шаг назад, наталкивается на низкий столик с резными ножками. Что-то звенит, хрустит стекло под сапогом, Бартц, чтобы не упасть, вцепляется в чужие плечи, комкает мокрую, жесткую ткань. Кожа к коже, у капитана ледяные губы, и привкус рома и соли, и когда они отрываются друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, Фарис смеется низким грудным смехом. - А ты быстро учишься, - шепот не громче дыхания, но Бартца не так-то просто сбить с толку. Серебристый шнур аксельбанта цепляется за пальцы, однако юноша упрямо воюет с пуговицами пиратского камзола. Он старается не поднимать глаз, потому что боится прочесть в ответном взгляде насмешку, и проклятые пуговицы никак не подаются, и тогда Фарис накрывает его пальцы своими, скользкими от эликсира. Камзол с шорохом падает на пол, а Бартц тупо смотрит на бинты утяжки, проглядывающие под мокрой белой рубашкой. - Какие-то проблемы? – холодно произносит Фарис, и юноша мотает головой, все еще опасаясь, что сейчас его просто выставят за дверь, но он был бы не он, если бы умел уследить за собственным языком. - Постоянно забываю, - и целовать, целовать, пока у пиратского капитана не нашелся очередной язвительный ответ. Кристалл подарил Бартцу энергию воздуха, а Фарис – пламя, и это пламя обжигает, грозит спалить дотла. Он врет, конечно же. Как можно хоть на минуту забыть о шелковистой гладкости кожи, о тонких, совсем не мужских запястьях, прячущихся в кружеве манжет? С рубашкой он справляется не в пример быстрее, путается пальцами в узлах, начиная распускать утяжку, как зачарованный глядя на розовые следы от бинтов, отпечатавшиеся на нежной груди, на темные сморщенные соски. Если бы мог – целовал бы их круглые сутки, но с Фарис невозможно предугадать, что случится дальше. Она толкает его в грудь – несильно, но достаточно, чтобы он потерял равновесие – и, конечно же, несчастному резному столику приходит конец. Удивительно, что на грохот не собирается половина команды, но Бартцу, в общем-то, все равно, потому что Фарис сидит на нем верхом и ухмыляется, и наклоняется низко-низко, щекоча волосами лицо, и шепчет куда-то в ямочку между ключицами: - Если ты забыл запереть дверь – вздерну на рее. Некоторое время он честно пытается вспомнить, так ли это – ровно до того момента, как все еще выпачканная в целебном зелье рука скользит за пояс его штанов, и все, о чем он успевает подумать – это что-то насчет альтернативного использования эликсиров. А потом мысли растворяются в ощущениях, потому что Фарис – это жар и опасность, и тягучая сладость, и расцарапанная спина, и поломанная мебель, и словно шторм, бушевавший снаружи, теперь заперт в капитанской каюте. Словно Бартц держит его в руках. - Как ты думаешь, это из-за кристалла? – сонно бормочет Фарис, зарываясь носом в подушку. Бартц, заблаговременно перетащивший разомлевшего капитана на койку, пытается хоть как-то прибраться. - Ураган? – уточняет он, с сожалением отбрасывая в сторону резную ножку. Хороший был столик, красивый. - Ага, - Фарис переворачивается на спину и закидывает руки за голову. При этом одеяло так выразительно сползает с ее груди, что Бартцу остается только сглотнуть и сосредоточиться на уборке. – По сути, Ленна права. Ветер будет постепенно останавливаться, разве нет? - Может, это такая аномалия, - пожимает плечами юноша. – Узнаем, когда доберемся до следующего кристалла… наверное. - Нам все равно придется ждать, пока вернется Сильдра, - нет, все-таки она это нарочно. Теперь из-под одеяла торчит острая коленка. – И знаешь, что? - Что? – как назло, он как раз собрал последние осколки с ковра. - На этот раз, - говорит Фарис, томно раскидываясь на койке, - запри все же, пожалуйста, дверь.