***
– В героях главное то, Сару, что даже если они не существуют, они все еще дают надежду. Фушими стонет. – Не стоит вселять веру настолько бездумно, Мисаки, – бормочет он. – Откуда ты знаешь, что они стоят этого? Откуда ты знаешь, что они победят? Мисаки делает глубокий вдох. – Ты должен верить, – просто говорит он, и от его невинности Фушими хочется кричать.***
– Тщеславие. Слово полушепотом. Ята зевает и царапает чувствительную персиковую кожу его живота. – Что? Мягкий вздох, шуршание простыней, высокий силуэт, движущийся в лунном свете. – Греховная гордость, – тихо поясняет Фушими, голос по-прежнему не многим громче дыхания. – Связана с высокомерием, эгоизмом, самодовольством. Один из восьми Смертных Грехов. После этого не-объяснения повисла тишина. Ята ерзает под одеялом, пытаясь устроиться удобнее. Он четыре раза медленно вдыхает и выдыхает перед тем, как снова заговаривает. – И что с ним? Фушими долго не отвечает. Потом: – У меня он есть. Ята щурится в темноте и бросает на него преисполненный злости взгляд. Вот поэтому им не стоит засиживаться допоздна, они уже давно должны были бы спать. – Иди спать, Сару.***
Если потребовалось бы, Фушими думает, что, возможно, он бы мог объяснить Мисаки квантовой теорией. Мисаки непродолжителен и находится везде и всюду. Случайный и сложный, и абсолютно не такой, и… Фушими нравится разговаривать о физике, но на самом деле он ее не понимает. (совсем как Мисаки).***
– Люди разочаровывают тебя. Они сидят на крыше Хомры подобно двум замершим горгульям. Ята болтает ногами, стараясь не смотреть вниз. – Не всегда. Ята толкает его плечом, шутливый предлог для прикосновения. Фушими же пытается увернуться. – Всегда, – жестко говорит он, и Ята закатывает глаза и немного сильнее болтает ногами. – Будешь унылым, и я уйду. – Нет, я серьезно, – повторяет Фушими; когда Ята поднимает голову и смотрит на него, он понимает, что Фушими не врет. Наоборот, вид у него предельно серьезный. Его взгляд жесткий, застывший, словно покрытый коркой льда. Ята хочет толкнуть его, ударить его, кусать его до тех пор, пока лед не растает, потому что ему нужно… – Сару, – мягко говорит он, снова толкая в плечо. – Хватит. Ты не можешь изменить людей, жалуясь на них. Фушими улыбается и мрачно шепчет: – Смотри на меня.***
На следующий день после смерти Суо Микото Фушими и Авашима переспали. Они трахаются в разных позах, не останавливаясь передохнуть и не позволяя поту испаряться с их тел. Не потому, что их друг к другу тянет с невероятной силой, или из-за отчаяния – потому, что они оба жаждут тех, кого не могут получить, кто принадлежит разбитой Хомре. Союз горько-сладкого понимания, одноразовая сделка, о которой они больше никогда не заговорят. Впрочем. – Ты когда-нибудь хотел уйти? – шепчет она у его губ, стопами нежно проводя по его ногам. – Просто убежать и никогда не возвращаться? «Боже, – думает он, – постоянно».***
– Ты думал, что вы всегда будете друзьями, не так ли? Рассчитывал, что со временем дружба перерастет в любовь. Фушими кусает свою губу. Мунаката продолжает: – Но лучшие друзья никак не смогут влюбиться друг в друга, когда они уже даже не лучшие друзья больше, не правда ли? Какая жалость. Привкус металла во рту – теперь придется зашивать губу.***
На Земле семь миллиардов людей – семь с лишним миллиардов, и Фушими Сарухико хочет быть лучшим. Это известно всем и каждому, но вот о случавшихся на его пути трагедиях знал мало кто. С самого начала большинство людей смеялись ему в лицо, услышав о таких амбициях, открыто говорили, что он слишком далек от совершенства, которого все равно не существует, и что чем выше он взберется, тем больнее будет падать, когда однажды он неизбежно оступится. Он не пытался доказать, что может стать чем-то, – это осталось неозвученным, – он начал на практике показывать, что он может быть всем. В такие дни намного легче, чем обычно, идти по обломкам, и он думает, что следовало лучше слушать и записывать речи всех пессимистов. Это показало бы, как все изменилось, потому что он точно не помнит жизнь, какой она была до этого. До Скипетр4. До катастрофы. До того, как поверил, что пессимизм и есть настоящий реализм. Быстрого взгляда назад в прошлое достаточно, чтобы прийти к неутешительному выводу, что следовало смеяться с ними, а не над ними.***
Ята пахнет дымом. Или, возможно, думает Фушими, он и есть дым. В любом случае, особой разницы он не видит. Мисаки просачивается сквозь пальцы, оставляя его выброшенным и одиноким. Как ртуть, Мисаки мелкими блестящими каплями утекает в пыль сквозь отчаянно пытающиеся удержать его пальцы,– и чем крепче он пытается сжать их, тем быстрее утекает Мисаки. Мисаки льнет к его рукам, словно ему тут самое место (потому что так и есть, не важно насколько сильно он пытается делать вид, что это не так), и Фушими чувствует его вздох, а его губы на вкус как нирвана... …а потом Мисаки исчезает, снова просачиваясь сквозь его пальцы.