Танго смерти

Курсивом мысли Джима. Холмс слышал, как ветхая лестница сильно скрипела под шагами незнакомца. Шерлок в очередной раз с ожесточением подергал рукой, пристегнутой наручниками к батарее, с отчаяньем понимая, что результатов это не даст, как не давало последние несколько часов, пока детектив тут находился. Он в последний раз окинул беглым взглядом комнату, надеясь на чудо, но снова убедился, что эти старые стены с обрывками желтых выгоревших обоев никак ему не помогут. «Это же надо было так попасть», — думал Шерлок, морально готовя себя к неминуемой смерти в этом старом заброшенном здании на окраине города. Еще вчера, врываясь в наркопритон в погоне за преступником, детектив и не подозревал, что сегодня окажется в таком плачевном состоянии. Владельцем притона оказался его давний враг, которого Шерлок посадил за решетку 5 лет назад, и тот, выйдя на свободу, жаждал мести, но как расчетливый делец, хотел получить все выгоды из этой ситуации, поэтому детектив был выставлен на подпольном аукционе, как лот номер один. Хозяин притона заработал на Холмсе круглую сумму и оставил, пристегнув одну руку к батарее наручниками, для встречи с неизвестным новым владельцем. Дверь стала медленно открываться, издавая жалобные звуки из-за давно не смазанных петель. Детектив замер, сосредоточив все свое внимание на дверном проеме. На пороге появился Джим Мориарти. Его дорогой идеальный кремовый костюм резко контрастировал с окружающей разрушенной обстановкой. — Здравствуй, Шерлок, — входя, пропел высоким голосом враг. — Приятно видеть тебя… Джим замолчал, подбирая слова. — В таком глупом положении. Холмс не ответил, настороженно следя за противником и остро ощущая собственную беспомощность. На месте Джима детектив согласился бы увидеть любого другого своего врага, который бы просто убил его, с Мориарти же все было непредсказуемо. И, словно в подтверждение этих мыслей, тот растерянно замер посередине комнаты, как человек, которому внезапно сообщили плохую новость. Люди всегда как-то звучали для Джима, и он настраивался на них, начиная звучать в унисон, либо вносил разлад в мелодию другого. Ему нравилось слушать, как страх создавал диссонанс в череде стройных звуков. Шерлок звучал для Джима как случайно затронутая струна, издающая низкий, одинокий звук в огромном пустом зале, который еще долго мечется эхом по темным углам. Мориарти любил ловить эту затухающую ноту, подхватывая ее и заставляя набирать силу снова уже внутри себя, вплетая в мелодию собственной личности. Сейчас вокруг была пугающая тишина. Джим старался даже не дышать, чтобы поймать хотя бы тень этого звука, но по-прежнему слышал одно большое ничто. Немного постояв в окружении оглушающего безмолвия, он, наконец, понял, в чем дело: Холмс звучал, будучи свободным. Пойманный на цепь, Шерлок молчал. Было что-то печальное, рвущее душу на части в этой затихшей струне: то, что раньше издавало прекрасный звук, теперь молчало. Оно словно распространяло вокруг себя тишину, наполненную обреченностью, которая въедалась в оборванные стены, грязное стекло, даже в пыльный свет, который слабо сочился внутрь. Из глубины сознания стала прорываться грустная лирическая музыка, придавая силу эмоциям. Мориарти окончательно поглотило ощущение печали, и он сел на пол рядом с Шерлоком. Холмс был шокирован, когда Джим, не говоря ни слова, во всем своем идеальном одеянии опустился рядом с ним на грязный и пыльный пол. Тоска накатывала волнами на Джима с каждой новой нотой, пока мелодия не закончилась. Это заставило Мориарти начать мыслить логично. «Этого не может быть, чтобы существо замолчало только потому, что я захотел иметь его всегда рядом и слушать нескончаемое эхо темного зала. Оно же не мертвое. Наверное, я просто не слышу», — решил Джим. Шерлок вжался в батарею, когда Мориарти внезапно приставил ухо к его груди. Джим услышал биение чужого сердца. Это, конечно, было не то: слишком механически, нет гармонии. Этот звук полностью принадлежал ему, в отличие от струны, которая порождала непредсказуемое эхо. Мориарти мог в любой момент оборвать равномерный стук или увеличить темп. Но это биение хотя бы избавило его от давящей тишины. Стук заполнил собой пространство, заставляя оживать все вокруг. В Джиме проснулся интерес, он понял, что Шерлок хранит еще много звуков, которые раньше были для него недоступны. — Кричи! — приказал Мориарти, резко отпрянув от груди Шерлока. Холмс посмотрел в пустые глаза, пытаясь понять, зачем ему это нужно, но Джим был сильно погружен в себя, что творилось в его голове, понять, наверное, не смог бы никто. Не дождавшись от Шерлока нужной реакции, Мориарти неожиданно и резко ударил Холмса в живот. Тот не успел адекватно среагировать из-за руки, пристегнутой наручниками. Шерлок сначала задохнулся от боли, потом закашлялся. — Не нравится, — с отвращением сказал вслух Джим. Холмс понял, что тот обращается не к нему, а говорит сам с собой. «Выдох. Звук ветра? Нет, шипение. Шипение всегда плохо — это змеи, это смерть. Это скучно. Кашель. Это пойманный воздух, который бьется, как птица в клетке. Джеймс любит свободу. Мориарти не хочет быть пойманным. Это не те звуки, нужны другие. Я уверен, у Шерлока есть другие». Джим провел рукой по лицу еще не отошедшего от удара детектива, начиная со щеки, и остановил пальцы, прижимая к его губам. Сейчас Мориарти походил на слепого, хотя, видимо, так оно и было, судя по неподвижному взгляду. Холмс заметил, как тот прислушивается, только непонятно, к чему — в комнате стояла тишина. «Отсюда идут звуки. Они должны быть мягкими, потому что губы у него мягкие. И теплыми». Но Джим знал, что это не так. Он слышал, как строит логические цепочки Шерлок: это жестко, как марш. «Странная несогласованность. Может, в этом виноват его язык. Надо попробовать то, что находится за этими губами». Когда взгляд Джима сфокусировался на губах, Шерлок с силой отбросил его руку, заставляя того развернуться всем корпусом в противоположную сторону. Холмсу хотелось отомстить за неожиданное нападение. «Бессмысленный удар по клавишам, слишком громко, слишком грубо. Я хочу проникнуть туда, и он не сможет мне помешать» — подумал Мориарти. — Или перестанешь дергаться, или я убью кого-нибудь из твоих друзей, — сказал враг совершенно спокойным и обыденным тоном, и Шерлок ему поверил. Какие бы мысли сейчас ни роились в этой голове со стеклянным глазами, Холмс понимал, что, судя по сосредоточенности, Джим делает что-то очень важное для себя и пойдет на всё, чтобы довести начатое до конца. Мориарти положил руку ему на сердце, детектив замер. «Теперь сильный страх. Он как капающая вода, капли падали и до этого, но медленно, а сейчас хлынул настоящий поток. Страх — это банально, уже приелось, слишком часто слышу, а вот что скрывают эти губы — тайна». Мориарти поцеловал Холмса, притягивая к себе. Шерлок не был готов к такому повороту событий и слегка откинул голову назад, разрывая поцелуй. — Не дергайся, — повторил Джим. Шерлок вернулся в исходное положение и сжал зубы, пытаясь остановить это безумие. Мориарти продолжил, но, наткнувшись языком на это препятствие, прервался и сказал: — Мне нужно попасть внутрь, или ты знаешь, что будет. Шерлок с сожалением приоткрыл рот. Джим мягко заскользил языком внутри. Мориарти внезапно провел рукой по его горлу, потом по голове. «Зубы. Они строй, они марш, они армия. Они делают из легкой мелодии, которая идет по горлу, звучит в этой голове, нагромождение резких звуков». Захотелось узнать, насколько правильными были его выводы. Джим оторвался от Шерлока и попросил: — Скажи что-нибудь. — Ты сумасшедший, — исполнил просьбу Джима Холмс. — Так и есть, — закивал каким-то своим мыслям Мориарти. «Звуки рождаются в груди, они там пока еще бессмысленные, наполненные воздухом, иногда звуками леса. Там, бывает, ломаются и трещат сухие ветки. В легких всегда дремлет старый лес. Если сильно прижаться своей грудью к его, то можно зазвучать в унисон». Шерлоку становилось все больше не по себе. Адекватности в Мориарти он не замечал совсем, а значит, и предсказать его действия не мог. Джим скинул пиджак прямо на пыльный пол, не заботясь о его чистоте, и прижался к Холмсу. На Шерлоке были только рубашка и брюки, пальто и пиджак отобрали еще в наркопритоне, поэтому действие Мориарти вызвало неприятные ощущения, так как их тела разделяла только тонкая ткань. — Слишком много, плохо слышно, — пробормотал Джим. — Сними. Джим ткнул пальцем в рубашку детектива. Но Холмс не спешил выполнить его желание. Джим продолжил: — Не заставляй меня повторять. Делаю это в последний раз: или ты выполняешь то, что я говорю, или смерть придет за одним из твоих друзей. Мориарти снял свою рубашку и бросил к пиджаку. Потом вырвал у Холмса с трудом снятую одежду, которую тот нервно сжимал в руках, и отбросил к батарее. Она так и осталась болтаться на цепи наручников. Затем Джим прижался к обнаженной груди Холмса, обхватив его руками и ногами, при этом устроив свою голову на его плече. Джим полностью слился с Шерлоком, создавая максимальный контакт. — Говори, — прошептал Мориарти. — Что? — растерялся Холмс. — Что угодно. Просто говори. Опиши стену, например. Шерлок чувствовал себя как муха, попавшая в объятия паука-убийцы. Закатное солнце проникало внутрь, придавая стенам легкий красный оттенок, вызывая ассоциацию с кровью предыдущих жертв. Старое здание стало зловеще поскрипывать от поднимающегося за окном ветра. Шерлок вздрогнул, когда в глубине дома хлопнула дверь, ему показалось, что сюда идет кто-то еще. Джим вскинул голову и прошептал Шерлоку на ухо, проникая в его мысли. — Это просто сквозняк, нас никто не потревожит. Вокруг дома дежурит моя охрана. Говори! Мориарти снова вернулся на плечо детектива, дыша ему в шею. Холмс сосредоточился, пытаясь абстрагироваться от ощущения чужого тепла на своей коже, страха за друзей и беспомощности. — Судя по обоям, здесь никто не живет уже год. Те, кто жил здесь, были людьми небольшого достатка, рисунок на обоях слишком старомоден, их давно не меняли. — Стой, — внезапно прервал его Джим. «Музыка. Снова звучит музыка, но она неразборчива. Он говорит слишком быстро, я не успеваю расслышать, все сливается. Один звук, не успев затухнуть, перекрывается другим. Слишком торопится. В музыке слышны капли воды — страх. Я хаотично звучу вместе с ним. Нужен чистый звук. У Шерлока белая тонкая кожа, она тоже может зазвучать, если взять нужную ноту». Джим прикусил кожу на шее. Холмс постарался не дернуться в сторону. «Вместо музыки звон разбитого стекла. Он все портит. Ненавижу». Мориарти сильнее сжал зубы на коже детектива, выражая негодование. Он почувствовал, как напряглись мышцы Холмса, так как сейчас был буквально впаян в его тело. «Надо что-то другое. Надо заглушить звук капающей воды, он портит все. Сыграю сам, раз Шерлок отказывается звучать». Шерлок с облегчением выдохнул, когда Джим выпустил его из своих объятий. — Ложись! — приказал тот. Оглядев с отвращением грязный пол, Холмс с неохотой лег. Джим поднял руки вверх, как будто собирался дирижировать невидимым оркестром. Легкий взмах — и Мориарти начал расстегивать его брюки. Это сначала удивило Шерлока, потом заставило все внутри сжаться. Детектив по-прежнему не понимал Джима, поэтому вполне логично предполагал, что последствия этого действия могут быть для него достаточно печальными: от изнасилования до самых нелепых извращений, на которые Холмс считал врага вполне способным. Рука Шерлока автоматически дернулась, чтобы остановить, но Мориарти покачал головой, и детектив его понял. «Твои удивление, тревога, страх станут драматическим вступлением для "Танго смерти"». Джим снял с Холмса брюки вместе с бельем, уже не встречая сопротивления. Мориати снова взмахнул рукой, руководя невидимыми музыкантами. Джим взял член детектива в рот и начал двигаться в такт с одному ему слышимой музыкой. Шерлок поймал ритм произведения "Palladio" Карла Дженкинса, иногда называемого "Танго Смерти". Именно этот факт завел его, Холмс наконец-то смог проникнуть в мысли Джеймса. Выбор композиции нисколько не смутил Шерлока, наоборот, детектив считал ее идеальной для этой напряженной обстановки. Холмсу стало казаться, что в сгущающихся сумерках он и сам слышит эту тревожную музыку в исполнении квартета Escala. Джим оторвался от своего занятия и пристально посмотрел в лицо Шерлока. Мориарти все понял и улыбнулся, теперь они оба слышали ее. — Слышишь удар, — Мориарти обратился к Шерлоку и замолчал, ожидая, пока музыка взорвется очередным всплеском тревоги. — Еще один удар. Так для меня сейчас бьется твое сердце. Шерлок прислушался и ответил: — Для меня все, что между ударами — твое движение. Джим кивнул и продолжил, по-прежнему в такт мелодии. Холмс испытывал сейчас больше не физическое наслаждение, несмотря на то, что партнер отлично справлялся со своей задачей, а моральное. Детектив наконец-то начал понимать Джима, его образ мыслей. Шерлок впервые полагался не на логику, а только на чувства и ощущения. Холмс задохнулся, когда Джим очередной раз глубоко заглотил его член и понял, что сейчас кончит, но в этом было что-то слишком простое, оставляющее чувство неудовлетворенности. — Стой, — едва различимо прошептал Шерлок, как будто мог помешать невидимому оркестру. Он почувствовал, как член обдало холодом из-за того, что Мориарти отстранился. — Ты считаешь, что соло не так красиво звучит, как два инструмента? — услышал он вопрос от нечеткого силуэта. Это все, что надвигающаяся тьма оставила Шерлоку от Джима. Холмс кивнул. За короткий миг, когда инструменты снизили накал, Мориарти не только успел снять оставшуюся одежду, но и смазать себя изнутри пальцем. Прикрыв глаза и откинув голову, потом медленно насадился на член детектива. В тот момент, когда музыка снова взорвалась тревогой, Джим начал двигаться. Шерлок обхватил его член рукой, тоже начиная движение вверх-вниз в соответствии с ритмом. Темп то нарастал, то замедлялся, движение обоих подстраивалось под мелодию, которая играла в темной пыльной комнате только для двух ненормальных гениев. Мориарти двигался жестко и яростно, сильно выгибаясь, на каждом новом всплеске в музыке с силой опускаясь вниз, создавая ощущение, что их тела с размаху сталкиваются друг с другом в этот момент. Шерлок в ответ глухо стонал, подкидывая бедра навстречу. — Ты виолончель, — пробормотал Джим, как будто открыв для себя что-то новое. — Ты скрипки, — сразу же отозвался Холмс. В этом он опередил Мориарти, давно поняв, кто тот для него в этом звучании инструментов. На последней ноте они одновременно кончили. Каждый замер, дослушивая отголоски инструментов, которые затухали, растворяясь уже в полной темноте. Шерлок больше услышал, чем увидел, как щелкнул замок на наручниках и они спали с его руки, выпуская из плена. — Звучи, как раньше, долгим одиноким звуком, который слышать могу только я, — раздался в абсолютной тишине шепот Джима. Потом легкий шорох — тот забирал свою одежду — и стук закрывшейся двери.