Дождь, книга и родной человек

      Дождь стучит по запотевшему стеклу окна одной из больниц города. Тихо и размеренно. Большие капли медленно стекают вниз по прозрачной поверхности, на пути встречаясь друг с другом и превращаясь в маленький ручеёк. Иногда какая-то часть серого неба вспыхивает, на мгновение освещаясь яркой кривой полосой, а в комнате слышится приглушённый грохот разрывающегося на две половины воздуха.       Тени стекающей по стеклу воды, отражаются на бледном лице неподвижно лежащего мужчины. Уже три дня в его комнате царит мёртвая тишина, нарушаемая лишь размеренным пикающим звуком электрокардиографа и редкими тихими шагами. И все три дня от него не отходит рыжая. Она всегда сидит рядом и думает. Или читает. Или тихо посапывает носом во сне. Но не уходит.       Её руки едва коснулись плеч мужчины, когда она заботливо укрыла его каким-то пледом, что нашла в холостяцкой квартире. Она не знала, что этот плед значит для лучника, но она знала, что Клинт его очень любит. А ещё она знала, что под ковриком возле входной двери в эту холостяцкую квартиру всегда лежит запасной ключ. Старомодно, глупо, но надёжно. Наверное, Бартон пристрелит её на месте из первого попавшегося под руку оружия или не задумываясь воткнет стрелу ей в грудь, когда увидит чистоту и порядок у себя дома. Впрочем, Наташу это не особо заботило, она даже, будто специально, чтобы снайперу не пришлось ничего искать, положила любимый лук мужчины на тумбочку, стоящую возле узкой больничной кровати.       В очередной раз взяв любимую книгу, Нат прилегла рядом с напарником и, найдя нужную страницу, принялась читать.       — Джейн Остин, "Гордость и предубеждение", — охрипшим голосом прошептал Клинт. — Ты читаешь её уже третий раз, — он улыбнулся. — Почитай мне.       — Пятый, — поправила русская. Ни один мускул не дрогнул на её лице, ни одна эмоция не проскользнула, как и всегда. Хотя сейчас, спустя три долгих тревожных дня, она наконец была спокойна и удовлетворена.       — "Долгожданное событие, осуществившись, вовсе не приносит ожидаемого удовлетворения. Приходится поэтому загадывать новый срок, по истечении которого должно будет наступить истинное блаженство, и намечать новую цель, на которой сосредоточились бы помыслы и желания, с тем, чтобы, предвкушая её осуществление, испытать радость, которая сгладила бы предшествовавшую неудачу и подготовила к новому разочарованию".       — Мне всегда нравилось, как она пишет, — задумчиво сказал лучник, после того как женщина замолчала.       — Я волновалась, Клинт, — проигнорировав его комментарий, произнесла Наташа.       — Эй, всё в порядке, — мужчине удалось немного приподняться и пододвинуться к русской. Всё тело в синяках и ссадинах. Царапины, местами кровоподтёки. Стёртые в кровь, ещё так и не зажившие костяшки пальцев. Распоротая нижняя губа, довольно глубокий порез на скуле. Конечно, это "всё" в порядке не было. Но, по крайней мере, Клинт жив и, в общем-то, вполне здоров, за исключением вышеперечисленных факторов. Ну, а с ними-то он точно справится.       — Дурак. Иди сюда, — отложив книгу, Нат обвила его шею руками и, притянув к себе, прижалась к нему щекой. Тепло и близко. Послышался тихий болезненный стон — русской пришлось немного ослабить хватку.       — Прости, — почти неслышно прошептала она, будто сама для себя, а Клинт лишь ещё крепче обнял рыжую, глубоко вдохнув приятный лавандовый запах её мягких волос. Наташа почувствовала, как он улыбнулся. Щекочущее кожу дыхание опустилось на её шею и, задержавшись там всего на пару секунд, коснулось обнажённой ключицы. По спине пробежали приятные мурашки. Клинт поцеловал русскую в плечо и уткнулся в него носом, ещё раз коротко и едва ощутимо улыбнувшись.