Портрет на стене

Сегодня приезжал Рустам. Три чертовски долгих месяца я сходил с ума от тоски и почти начал бросаться на стены. Отсутствие моего солнышка не лучшим образом сказывалось на моем характере, настроении и дружелюбии. Да и общение с правой рукой вместо полноценного горячего секса изрядно надоело. Семейные дела, по которым отец вызвал моего бойфренда, были, конечно, важными, но в глубине души все равно зрело подозрение, что ему нашли подходящую невесту. И что этим объясняется столь долгое его отсутствие. В квартире никого не было. Я мимоходом заглянул в комнату соседки. Милейшая Вероника Матвеевна имела обыкновение оставлять дверь открытой, когда уходила подышать свежим воздухом или в магазин. Странная привычка, но тем не менее удобная для меня. Вернее, для нас. Для двух парней, проживающих в соседней комнате. Я быстро скинул кроссовки и прошел к себе. Холодильник стоял, скромно притулившись в уголке возле балкона. Увы, на кухне ему места не нашлось, там помещался только старенький «Зил» Вероники Матвеевны, плита, раковина и два стола. Ну еще одна табуретка влезала кое-как. Не самый лучший вариант коммунальной квартиры: комнаты были крохотные, – но зато приемлемо по деньгам, и какое-никакое свое жилье. Опять же, можно было со временем накопить и прикупить что-то поприличнее, лучше так, чем снимать и отдавать кучу бабла чужому дяде или тете. Теперь оставалось только ждать. Рустам должен был появиться только через пару часов, а пока я отправился на кухню ставить чайник. Как-то забегался сегодня и даже не позавтракал, хотя уже и время обеда давно прошло. На кухне привычно работало радио. Бодрые голоса на все лады нахваливали какие-то необходимые для здоровья добавки, пояса из чудодейственной шерсти северных собак, оленьи рога и прочие очень нужные вещи. Я уже давно не обращал на это внимания, воспринимал просто как фон, относясь снисходительно к слабостям пожилого человека – Вероника Матвеевна не любила тишину. Рустам ворвался в квартиру как ураган. Швырнул объемистую сумку на пол и вместо приветствия прижал к стене, жадно целуя. Я поплыл. Стал невесомым, как воздушный шарик, и только оболочка этого шарика отзывалась волнами удовольствия на грубоватые от долгого воздержания ласки Рустама. Наверное, мы бы перешли к следующему пункту встречи прямо там, в прихожей, у входной двери, но тут вернулась Вероника Матвеевна. Щелкнула собачка замка, и мы едва успели отскочить друг от друга. – Рустик? – спросила она, вглядываясь в темной прихожей в лицо Рустама. Поблескивали стекла очков. – Здравствуйте, Вероника Матвеевна, – хрипло поздоровался он. – Здравствуй, здравствуй, а что это вы в прихожей топчетесь? Я чуть не ляпнул, что не успели еще пройти в комнату, но вовремя захлопнул рот. Наверняка соседка сидела со знакомыми старушками на лавочке напротив подъезда, полускрытая разросшимися кустами сирени, и очень хорошо могла видеть, когда приехал Рустам. Тем более он, скорее всего, добирался на такси, и не заметить остановившуюся машину с шашечками и не обратить внимания, кто из нее вышел, умудренные опытом следопыты не могли. Поэтому пришлось выкручиваться и врать что-то про рассыпавшуюся мелочь. Вероника Матвеевна покивала, пожелала удачи, предложила посмотреть в обуви – мало ли куда могли упасть монетки, и прежде чем уйти в свою комнату, включила свет в прихожей. – Интересно, она догадалась? – прошептал мне в ухо Рустам. – Вряд ли, восемьдесят четыре года все же. Откуда? – Ну да, у нее даже телевизора нет, – неуверенно согласился Рустам, – предлагаю продолжить за закрытой дверью. Секс после долгой разлуки вышел быстрым, но ярким. Под конец я не сдержался и вскрикнул, а потом застонал Рустам. Мы лежали, покрытые испариной, на сбитых простынях, обнявшись, и лениво целовались время от времени. – Соскучился, как же я соскучился, – бормотал время от времени Рустам, оглаживая меня то по спине, то по ягодицам. – Вот и не уезжай так надолго, – проворчал я. – Да теперь-то уже вряд ли, я со своими капитально поссорился. – Из-за чего? – нет, ну я, конечно, догадывался, но хотелось услышать это от него. – Невесту подобрали, – Рустам поморщился, – с приданым. – Красивую? – против воли вышло ревниво. – Ага, – согласился Рустам, – лицо круглое как луна, глаза как тонкий серп месяца и килограммов двадцать лишнего веса. Я сразу сказал, что у меня на нее не встанет. – Искусственное оплодотворение не предлагали? – Нет, до этого не дошло, но ругались последний месяц мы знатно. В общем, пришлось даже бабушкино наследство вернуть, чтобы отстали и отпустили. Только время на оформление потеряли. Я отцу предложил самому на той корове жениться, но он почему-то не захотел. Велел, пока не одумаюсь, не возвращаться. На душе стало легко-легко. Нет, ну на самом же деле отличные новости! Рустам отца всегда недолюбливал, там были какие-то сложные взаимоотношения. И воспитывали его в строгости: вроде обеспеченная семья, но денег просто так не давали, мол, сам зарабатывай, мужик же. Мы повалялись на диване еще немного, а потом я пошел ставить чайник. Вероника Матвеевна задумчиво смотрела во чрево холодильника и зачем-то хлопала дверцей морозилки. – Пашенька, – сказала она, как только я показался на кухне, – дружочек, посмотри, пожалуйста, мне кажется, что он сломался. Я не сильно разбирался в старых холодильниках, но честно посмотрел и тоже похлопал дверцей. Внутри продолжала гореть лампочка, освещая бока пузатой кастрюльки, блюдечко с порезанным лимоном и пачку сливочного масла, но мотор молчал. Вернее издавал какие-то звуки, но холода не было, в морозилке начал подтаивать лед. – Боюсь, что вам не кажется. Сломался. – Нужно мастера вызвать. Где-то я видела объявление. – Мне кажется, в интернете скорее получится найти, или можно позвонить в справочную, – я налил воды из-под крана и чиркнул спичкой, конфорка зашипела, выдавая голубоватое пламя. – Да-да, точно, – обрадовалась Вероника Матвеевна и ушла к себе. Чайник закипал долго. Можно было бы купить электрический, но старая проводка могла не выдержать большую нагрузку, и мы по взаимному согласию пользовались обычным, классическим. Ради возвращения Рустама я заварил какой-то дорогой подарочный чай, с удовольствием вдохнув терпкий аромат. Чашки, сахарница и даже вазочка с конфетами удобно расположились на подносе, и я понес все это в комнату. Из-за неплотно прикрытой двери слышался голос соседки, объясняющей кому-то по телефону проблемы старичка-«Зила». – Ваш чай, сэр! – я зашел в комнату и с удовольствием посмотрел на обнаженное, приятно смуглое тело своего бойфренда: хорош! – Благодарю вас, Бэрримор, – кивнул он, входя в роль, – радует отсутствие овсянки. – Ну что вы, сэр, овсянка у нас подается исключительно на завтрак, – с достоинством возразил я и попытался изобразить поклон. Рустам, смеясь, отобрал поднос, который опасно накренился в моих руках. – Бэрримор, осторожнее! – Да-да, сэр Генри, поухаживайте за своим старым неловким дворецким! Нести всю эту чушь было приятно. Ни с кем и никогда мне не было так хорошо. Мы понимали друг друга и ценили возможность не быть серьезными. Иногда хотелось просто подурачиться. Чай под легкую комедию закончился быстро. Идти мыть чашки желания не было, но и оставлять грязную посуду на компьютерном столе тоже не стоило. Рустам полулежал поверх одеяла и даже не думал о том, чтобы прикрыть наготу. Опять как самому одетому, придется мне тащиться на кухню и мыть. Я со вздохом встал, поправил сползшие шорты, хотя с гораздо большим бы удовольствием их снял. Вероника Матвеевна снова стояла перед своим холодильником. Сложив сухонькие руки на груди, она потерянно смотрела на него. – Я не знаю, что делать, – произнесла она, – мастер сказал шесть тысяч и без гарантии. Отдавать такие деньги за древнего монстра? Он явно этого не стоил. – За такую сумму можно и новый купить. Маленький, правда, но вам же большой и не нужен. – Паша, у меня сейчас нет таких денег, – тихо сказала она и посмотрела в окно. С нашего девятого этажа открывался прекрасный вид на зеленые макушки деревьев. Лето. Без холодильника не обойтись. – Ничего страшного, мы перенесем пока сюда наш и выделим вам в нем место, – нашел я выход из положения. Лицо соседки просветлело: – Спасибо. Дай бог здоровья. Рустам не сильно обрадовался перспективе на ночь глядя развлекаться переноской тяжестей, но я был непреклонен – завтра на работу и будет совсем некогда, а в нашу комнату она даже за своей кастрюлькой не зайдет. Знаю я ее щепетильность. Дни потянулись за днями. Я был абсолютно счастлив и не обращал внимания ни на что. А потом в лифте появилась приклеенная кем-то бумажка, где от имени какой-то администрации жильцам настоятельно рекомендовали выявлять лиц нетрадиционной ориентации и сообщать куда следует. Я прочитал убористый текст, набранный двенадцатым кеглем на стандартном листе А4, два раза. Если это шутка, то совершенно несмешная. А если охота на ведьм уже началась? На душе стало муторно и захотелось поднять воротник пальто и надвинуть на глаза шляпу –пусть их и не было у меня – спрятаться, отгородиться от этого вдруг ставшего враждебным мира. Поганая мыслишка: «А вдруг пока я протирал штаны на работе, наша уважаемая Дума приняла еще один архиважный закон, и теперь в стране открыто поощряется стукачество?» – никак не хотела покидать голову. Потом пришла еще одна: «Интересно, а в других подъездах тоже повесили? Или только в нашем? Типа намека, что знают про нас с Рустамом». Дома никого не было. Открытая дверь в комнату соседки давала достаточно света, и я не стал лишний раз тревожить выключатель, все равно в душе было сумрачно, вне зависимости от количества люксов в окружающем пространстве. Едва теплый чайник стоял на плите. Бездумно посмотрев на него с минуту, решил, что чая не хочу. Залез в холодильник, взял баночку «Колы» и пошел в комнату. Поговорить бы, да не с кем. Рустам на сутках – дежурные сисадмины требовались всегда и везде, проблем с работой у него не было. В комнате соседки что-то неуловимо изменилось, не позволив пройти мимо. Я остановился и с удивлением понял, что привычно стоящее у стены древнее кресло разложено и прикрыто вытертым плюшевым пледом, из-под которого свисал край бело-сине-зеленой полосатой простыни. Такие регулярно два раза в месяц висели на кухне, сохли после стирки. Лен. Я покачал головой – скорее удивил сам факт того, что кресло, которое раза в полтора, а то и в два старше меня, раскладное, а не то, что оно разложено. Я оглянулся на вешалку. Нет, там не висела ничья одежда и не стояла на коврике незнакомая обувь. Странно. Хотя что я удивляюсь? Лето. Еще раз посмотрел на новое спальное место. Все-таки интересно, кто мог приехать к нашей одинокой Веронике Матвеевне, разве что та девушка, выцветший фотопортрет которой единственным украшением висел на стене? Почему-то я всегда думал, что это сестра, живущая в другом городе. М-да, теперь-то она, конечно, тоже бабушка. Заняться было нечем. Полазил по интернету, почитал новости. Скучно. Порадовало только отсутствие законодательных инициатив наших депутатов, и на том спасибо. Тихонько включил любимую музыку и сам не заметил, как задремал, уютно устроившись под углом покрывала. Меня разбудил требовательный звонок в дверь. Первая мысль: Рустам вернулся, – но пока продирал глаза и искал куда-то убежавшие тапочки, понял, что ошибся. Голоса из прихожей раздавались незнакомые. Удивился: никогда не слышал, чтобы интеллигентейшая Вероника Матвеевна на кого-то повышала голос. – И кто же вас, Юрий Герасимович, наделил такими полномочиями?! – Собрание домового комитета, – ответил не менее раздраженный мужской голос. – Ах, собрание домкома! И как же вы собираетесь устанавливать компрометирующие факты? Неужели личным досмотром? – ехидничала Вероника Матвеевна. – Не передергивайте, уважаемая! Если двое живут вместе, то значит, факт налицо! – Ага, значит, если мать с дочерью живут в одной комнате, или не дай бог два брата, то все, на Колыму? А вот ко мне приехал племянник, то это как, можно? За его нравственность не боитесь? А за мою? Мы, правда, в одной постели не спим, ему отдельное место выделено. Так можно? Разговор напоминал пьесу из театра абсурда. Я стоял за тонкой преградой, и всего лишь один шаг отделял меня от сцены, то есть прихожей, где разворачивалось действие, но выйти не было сил, ноги как будто приросли к полу. Мозг усердно пытался убедить меня, что все это галлюцинация и что вот-вот я открою глаза и проснусь. Это же не может быть взаправду?! – Да идите вы со своим племянником сами знаете куда! – заорал мужик. – Препятствуете выявлению антисоциальных элементов, вот расплодится пидорасня, будете локти кусать, а поздно! Нужно эту заразу заранее выявлять и… – Товарищ Швондер, шли бы вы уже, – угрожающе сказала Вероника Матвеевна, – у нас в квартире нет таких. И меня больше волнует, чтобы не расплодились подобные вам! Оглушительно хлопнула входная дверь, отсекая нас от громких матов «Швондера». Абсурд. Просто абсурд! На негнущихся ногах я вышел в коридор. Вероника Матвеевна стояла посреди своей комнаты, обняв себя руками, и мелко дрожала. – Закурить есть? – глухо спросила она, заметив меня на пороге. Я помотал головой – не курил. Что сказать, я не знал. Было странное ощущение, что мы стремительно несемся куда-то в средневековье. Религиозные фанатики и прочие -фобы начинают не только морализаторствовать и лезть с фонариком под одеяло каждому обывателю, но и пытаются насаждать строгие пуританские нормы поведения. И как всегда прикрываются общим благом, заботой о детях. – Кагора со мной выпьешь? – Вероника Матвеевна уже достала из шкафчика бутылку и две рюмки. – Что-то мне не по себе, – пояснила она. Мне тоже было не по себе, и я согласился, пусть и на кагор, все равно ничего другого не было – Рустам не пил совершенно, – да и обижать пожилую женщину не хотелось. Тягучее и приторно сладкое вино неожиданно оказалось вкусным. После третьей рюмки щеки Вероники Матвеевны порозовели. – Никогда не думала, что вновь доживу до такого, – произнесла она, – думала, что все закончилось, а тут как в страшном сне. Почему этих шариковых так волнует, кто с кем спит? Больные люди, просто больные. Кстати, Паша, прости, что взяла без разрешения ваши вещи. Это просто для антуража. – Я, – голос сел и пришлось откашляться. Только сейчас заметил небрежно брошенную на кресло яркую футболку Рустама, забытую им в ванной, – спасибо. В голове плохо укладывались факты, и я выпил еще одну рюмку кагора, потому что нужно было подумать. – Мне Ивановна из шестнадцатой сказала про собрание и про дикую идею с проверками. Можно было, конечно, и не пускать, но хотелось раз и навсегда отвести от вас, мальчики, подозрение. – Вероника Матвеевна, – растерянно произнес я, – а вы что, знаете… про то, что… ну что мы… Соседка подперла подбородок рукой и пристально посмотрела мне в глаза. – Пашенька, я старая, но не в маразме. Квартирка у нас маленькая, тесная, а вы здоровые молодые парни, – говорила она, а я чувствовал, как загораются уши и щеки, – или со свойственным юности максимализмом вы думаете, что и секс изобрели только в ваше время, и однополые отношения? – Вероника Матвеевна! – воскликнул я, поражаясь, откуда она все-таки знает о таких вещах. – Нет, Пашенька, люди любили друг друга даже на лесоповале, даже на Колыме… Непонятная горечь в голосе старой женщины насторожила, и я перестал прятать глаза, посмотрел прямо на нее. Вероника Матвеевна сидела выпрямившись и слепо смотрела на портрет. – Лиля моя, – отстраненно произнесла она, – вечная тебе память. Сосной зашибло, в туман выгнали работать. Нельзя было, а мы план не делали. Я закусил губу. Вопросы рвались наружу, но я чувствовал: не стоит их задавать. Не надо бередить старые раны и лезть в душу. И так сказано слишком много, наверное, кагор виноват. – Да, Пашенька, да, – покивала она головой, как будто слышала мои мысли, – наслаждайтесь каждым отпущенным мгновением. Любите друг друга и не оглядывайтесь… – Вероника Матвеевна помолчала, снова посмотрела на портрет. – Устала что-то. Спать, пожалуй, лягу. – Спокойной ночи. – Я тихо вышел из комнаты, понимая, что сегодня заснуть уже не смогу. Нужно было многое переосмыслить и понять. И если раньше я относился к соседке с должным уважением, но просто как к пожилому человеку, то теперь посмотрел на нее совсем другими глазами и восхищался иными качествами этой удивительной женщины. Почему-то мне казалось, что теперь мы будем с ней гораздо ближе: как выяснилось, у нас много общего. Похожие тайны, например. Мысль вызвала улыбку. Тягостное чувство, поселившееся внутри с момента прочтения объявления, отпустило: подумаешь, прорвемся! Выстоим назло всем. За свое счастье нужно бороться назло всем шариковым и швондерам на свете.