«Путь не близок и дорога не легка. Впереди его – жизнь, а позади – вечное забвение, которое всегда дышит в затылок, сколько ни беги. Однажды он споткнется, упадет и перевернется на спину – тогда Вечность заглянет в его глаза и поцелует в лоб. Это будет последнее, что он увидит и почувствует.» Записки Пилигрима.
***
В холодной комнате, где кроме стола, двух стульев и нескольких фонарей почти ничего и не было, все же было не так плохо, как в тюрьмах людей: там было куда более грязно и сыро. Здесь же даже крысы по углам не бегали, и везде было сухо, а кое-где даже подстелена солома. Был учинен допрос. Допрашиваемый – темный эльф – сидел на стуле, склонив голову книзу так, что лица его, в пляшущих тенях совершенно не было видно, однако в полумраке комнаты это создание и без того выглядело устрашающе: впотьмах его бледно-серая кожа становилась неприятно белесой, грязные короткие волосы пепельного цвета, неровно стриженные и свалявшиеся, свисали, точно сосульки. Ростом он был чуть не в два метра, а сидя согнулся так, что казалось, вот-вот переломится. Неприятно длинные, тощие руки связали веревками за спиной. Впалая грудь его вздымалась ровно, а все тело едва заметно подрагивало от частых ударов сердца. Напротив него сидел Альв, чистая противоположность. Ростом он был чуть ниже допрашиваемого, однако выглядел, как можно было догадаться, значительно лучше: он сидел ровно, тени, легшие на его лицо, сделали более резкими и без того острые, аккуратные черты лица. Светлые, длинные волосы струились водопадом за спиной. Помимо них в комнате еще находилась пара эльфийских стражников, судя по лицам, довольно усталых, и желающих, чтобы все это уж поскорее закончилось. Альв, начальник стражи, неотрывно смотрел на допрашиваемого, поглаживая заостренный подбородок пальцами и периодически щурясь, словно силясь разглядеть что-то в этом дроу сквозь сумрак комнаты. - Назови свое имя, - наконец произнес он. Голос его был чист и тверд. Темный эльф поднял голову, запрокинув ее слегка вверх: густо-красные глаза обратились к альву, на скуластом, остром лице темнели синяки и поблескивала кровь с ссадин. На тонкой шее блестела испарина. Начальник стражи внутренне брезгливо скривился: в этой комнате холодно, а от него исходит жар, видать – больной. - Пилигрим, - прохрипел низкий голос, большой рот едва открывался, произнося имя. - Настоящее имя, - голос альва слегка исказился от раздражения. - Пилигрим, - повторил дроу. - Послушай, темное создание, - начальник стражи нетерпеливо встал со стула, светлые брови его свелись к переносице, - Я с тобой шутки шутить не намерен. - А я шутки и не шучу, - темный эльф слегка подался вперед, глядя в глаза альву, - Мое имя – Пилигрим, и я ношу его, сколько помню себя. - Хорошо, Странник, - альв прикрыл глаза, - Пусть твое имя вовсе на имя и не похоже. Но что забыл ты в здешних землях? Ты видел стражу, и она дважды пыталась тебя остановить, но в ответ встретила сопротивление, последствия которого ты уже успел ощутить, - он наклонил голову вперед, многозначительно посмотрев на разбитое лицо, - Отвечай, Странник – что ты делаешь в Раинхарте? - Странствую, - спокойно отвечал Пилигрим, - я странствую всю мою жизнь. И это было правдой. Сколько себя помнил, Пилигрим действительно только и делал, что странствовал, потому как темным эльфам не радуются нигде в Больших землях. Их считают потомками темных тварей, большинство из которых не признает своего родства с эльфами светлыми, и жаждет лишь крови. Люди пугают ими своих детей, а альвы сторонятся их. На самом деле, есть место и для них, но далеко от этих земель, за Широким морем. Многие более-менее лояльные люди и альвы, встречавшиеся дроу, советовали вернуться в свои земли по-хорошему, и он следовал этому совету… Однако, прибыв в те земли, он наткнулся лишь на руины, когда-то служившие приютом для таких, как он. Но лучше уж видеть свет, чем жить в застое. Так он и решил, продолжив свои странствия. Хотя, все относительно, и история этого дроу – не исключение. Все дело в том, что помнил он себя лишь с определенного момента, когда проснулся в Зеленой гавани, за многие километры от того места, где был сейчас. После пробуждения он не помнил совершенно ничего. Ни имени, ни возраста, ни откуда он прибыл, ни куда собирается. Пилигрим – это первое слово, что он услышал после своего пробуждения. Дроу смутно помнил значение этого слова, и оно стало его новым именем. Но, говоря об этом парне, стоит сказать, кто же он таков. Стоит, да сложно. На его счету не числится особенно много добродетели, но и зла тоже. Несмотря на все россказни о темном народе, этот дроу не был кровопийцей или злобной тварью, в чем его все пытались убедить. Отличаться от других он мог лишь своей внешностью, потому как если кого-то незаслуженно обижали, он мог запросто мог вмешаться и не пожалеть своей крови, однако ж не брезговал и стащить мешочек с деньгами у зеваки. Внешность его, как уже было ранее описано, имела сходство с эльфийской, но все ж таки отличалась разительно: серая кожа, с черными вкраплениями на лице, подобными человеческим веснушкам, высокий рост и тощее тело, а так же длинные, острые уши. Волосы же его, пепельно-серые, были стрижены неаккуратно и по длине не доходили и до плеч, что для эльфа считалось едва не позором. Но у него волосы быстро не росли, а были ли они когда длинными, или не были – он не помнил. Но сразу же привлекали внимание к себе его глаза: красные, словно налитые кровью, без видимых зрачков и радужных оболочек, они вызывали неприятные ощущения и побуждали отводить взгляд. Альвы верили, что красные глаза дроу – это след всех убийств, что они совершают, что это кровь, пролитая ими. В любом случае, было предостаточно причин, чтобы оставить его в темнице, до поры до времени. Помимо него в темном маленьком помещении оказалось еще несколько заключенных: альв, с дерзким взглядом и шрамом на лице, и еще двое рядом с ним – такой же эльф и оборотень, который, впрочем, держался чуть поодаль. «Что ж, вот и компания» - подумал Пилигрим, устраиваясь в противоположном углу от сокамерников на расстеленной соломе. По правде говоря, они его мало интересовали. Гораздо сильнее его волновала болезнь, понемногу снедающая все силы. Лихорадка вступила в почти критическую фазу, его нещадно жарило изнутри, так что даже в таком холоде с него чуть не градом катился пот. Даже если его «соседи» и заинтересовались поначалу таким странным «гостем», то вскоре, глядя на то, как тяжело и часто дышит дроу, их интерес изрядно ослабел. Только оборотень, сидевший в углу все еще пялился на него во все глаза. Убедившись, что они питают друг к другу почти взаимный не-интерес, Пилигрим провалился в неспокойный, лихорадочный сон. . Проснулся он от того, что рядом кто-то бормотал на странном, не привычном для уха наречии. Кроваво-красные глаза зашарили в почти кромешной темноте, выискивая источник звука, пока наконец не наткнулись на него: свет почти истлевшей свечи, расположенной где-то за пределами камеры не давал возможности разглядеть что-либо четко, особенно сейчас, когда от жара помутился рассудок, а глаза застилала пелена, однако едва заметные очертания звериной головы подсказали, что это оборотень. Зверь сидел рядом с ним, совсем близко, обхватив задние конечности лапами и пялился точно так же, как и некоторое время назад. Хотя, эльф почти потерял ориентацию во времени и не знал, сколько удалось проспать, о наступившей ночи говорила тьма вокруг. - Эк тебя жарит, темная тварь, - раздался рокот рядом, - Того и гляди подожжешь солому. - Твое-то какое дело, - прохрипел дроу, - Проваливай к своим спутникам. Они, кажется, оказались умнее, раз не стали лезть к больному. Оборотень шевельнулся в темноте, кажется, вовсе не думая уходить. - Они думают, что у тебя чума. - А ты что, на падаль пришел? – кривая ухмылка исказила лицо Пилигрима. - Я падалью не питаюсь, темная тварь. К тому же, и дураку ясно, что у тебя всего-навсего костяная лихорадка. Дроу сглотнул и ощутил, что в горле жутко пересохло. На самом деле, зверь был прав, темный подцепил эту лихорадку, пока шел через болота. Болезнь не слишком опасная, если не запускать, однако кости ломит страшно, к тому же жар поднимается очень быстро. Голова оборотня шевельнулась, очевидно, склоняясь на бок, а немного погодя, он вытащил что-то из-за пояса, протянув к лицу Пилигрима. Тот ощутил запах шерсти. - Тебе бы настоя дать, да только приготовить не из чего. Это вода. Услышав слово «вода» Пилигрим оживился и хотел было привстать, но расслабившиеся мышцы отказывались служить, и как назло заныли кости. - Ладно, лежи, - пророкотал зверь, нагибаясь, глядя как исказилось лицо собеседника, - Я тебе помогу, а-то перебудишь всю стражу своими стонами. Горячего затылка коснулась мягкая лапа и слегка приподняла голову, а другая, размыкая спекшийся рот, засунула внутрь горлышко и в горло хлынула холодная жидкость. Дроу готов был поклясться, что это была самая вкусная вода в его жизни, возможно потому, что он бы непременно умер в скором времени, не выпив хоть немного. - Не жалко воды-то? – поинтересовался Пилигрим, осушив фляжку до дна и жадно облизывая губы, - Ты же и трех дней без нее не выдержишь. Зверь заткнул емкость пробкой и спрятал за пояс. - А ты не пережил бы и эту ночь, - отозвался из темноты собеседник, - Ее тут каждый день дают. Эльфы все же проявляют заботу о заключенных. Ты тут как оказался? Я думал, таких, как ты, вообще почти не осталось. Это была правда. За всю жизнь, которую дроу помнил, он ни разу не встретил кого-то отдаленно подобного себе. Он даже подумывал, что он такой из-за какой-то болезни, и руины за Широким морем лишь подтверждали эту догадку. Но в старых свитках и письменах встречались упоминания о целых древних племенах и даже королевствах. - Как-как.. Как все. Ты-то за что здесь? – фыркнул Пилигрим, понемногу разминая отекшие запястья. - Да ни за что, - фыркнул в ответ Зверь, скругленное ухо дернулось в темноте, выдавая ложь, - Всего лишь на корову напал… Да мне и нужно было только молоко. - Голод не тетка, - понимающе кивнул темный эльф, потирая шею. - А имя-то твое как? – вдруг оживился собеседник, и глаза его блеснули в пробившемся в маленькое окошко свете луны. Эльф помедлил с ответом, щурясь и рассматривая в бледном, неярком лунном свете оборотня: это оказался потомок диких кошачьих, судя по невытянутой, круглой морде, маленькому, приплюснутому носу и огромным глазам с вертикальными зрачками. В отличие от многих своих сородичей, он не имел вид человека, в котором оборотня могли выдать лишь запах да густой волосяной покров – нет, все его тело было покрыто короткой шерстью. Несмотря на то, что руки имели вид вполне человеческих, оканчивались они лапами, а ноги и вовсе были звериные, правда больше и длиннее в несколько раз, но все же коленками назад. Рядом лежал длинный, тонкий, слегка облезлый хвост. Хотя без света трудно было разобрать, но окрас его подсказал, что это был потомок леопардов. - Пилигрим, - наконец отозвался эльф, пробуя глубоко вздохнуть. - Что – Пилигрим? – не понял оборотень и ухо его снова дернулось, правда на сей раз другое, и на нем блеснули две металлические серьги. - Зовут меня так. - А это разве имя? - Не знаю я, чего ты пристал? Зовут так и все. – раздраженно бросил дроу: ломота в костях снова обострилась. - Больно тебе вот и огрызаешься, - равнодушно отозвался зверь. - Тебя-то как зовут, кошка? Шерсть на загривке оборотня поднялась дыбом, а хвост ощетинился, он тихо зашипел. Длинный язык его при этом свернулся в трубочку. - Я Кот, джалку! – просвистел он. Последнее слово было смутно знакомо эльфу, но припомнить значения он не смог. Кажется, зверь обрадовался его замешательству – это слово на языке оборотней означало «дурак». - Так тебя зовут Кот? – удивленно протянул Пилигрим. - Нет, - обиженно отозвался зверь, - Меня зовут Кото. - И какая разница? - Разница в одну букву, - он произнес это так, словно значения этих слов значительно различались. - Ну ладно, Кот по имени Кото, - неуверенно произнес дроу, - Рад знакомству с тобой, да станет гуще твоя шерсть, - насмешливо фыркнул он, - Пожал бы твою мохнатую лапу, но, боюсь, мои кости скоро треснут. - Шутишь – значит выздоравливаешь, - кивнул Кото, поднимаясь на ноги, - Завтра придумаю что-нибудь. А пока постарайся заснуть. Зверь развернулся, чтоб уйти. - Постой, - окликнул эльф, - Почему ты помогаешь? Зверь повернул к нему голову – большие глаза снова блеснули в свете луны. - А зачем, по-твоему, дерево пьет воду? – спросил оборотень, и снова отвернулся, уходя к своему углу. Пилигрим не совсем понял эту метафору, но разбираться не было сил, и вскоре его одолел сон. Остаток ночи ему снились деревья в лунном свете и эльфы, танцующие под ними.