Под Рождество

Зима, что за скучное время года. Зимой в деревне совершенно нечего делать, из-за морозов приходится почти целый день сидеть в доме у пылающего камина. Некоторые, особо активные, ездят по гостям. Никакого настроения для нанесения визитов у Евгения не было с самого утра. Поэтому, после непродолжительной послеобеденной прогулки, Онегин устроился в своём кабинете с книгой. Сидеть просто так было скучно, но бокал хорошего вина обещал скрасить вечер. Напиток и правда оказался выше всяких похвал, опустошив один бокал, наш герой потянулся за следующим. Через какое-то время, когда все вино было выпито, а книга казалась скучной и совершенно глупой, Онегин вспомнил, что совсем недавно ему подарили очень хороший коньяк. Напиток нашелся в тайнике за книжной полкой. Насладиться одиночеством и крепким напитком Онегину не дал стук в дверь. Молодой человек недовольно скрипнул зубами: кого ещё нелёгкая принесла? В дверь кабинета робко постучались, и на пороге показалась невысокая фигура слуги. - Барин…- будто виновато позвал тот,- барин, прикажете пустить? - Кто это, разве на сегодня была назначена встреча? Или это письмо? – с безразличным и скучающим лицом поинтересовался Евгений, разглядывая бокал с янтарной жидкостью. - Так... это... мосье Ленский, - слуга сказал это так, как если бы оправдывался за какой-то проступок или оплошность. - Тогда почему ты всё ещё здесь? Сейчас же пусти и проводи гостя ко мне! – на последних словах Онегин даже повысил голос. Почему-то мысль о появлении Ленского неожиданно обрадовала, хотя ещё утром Евгений никого не хотел видеть. За своими мыслями Онегин не заметил появления друга, пока тот, уже стоя рядом, не вывел его из дум тихим голосом. - Здравствуй, Евгений, - тот поднял голову и взглянул прямо в глаза Владимиру. Голубые. Такие обычно нравятся барышням. Сам молодой человек был, как всегда, свеж, аккуратен и излучал лёгкую детскую радость. - Здравствуй, - после секундной паузы отозвался хозяин дома. – Позволь узнать причину столь нарядного вида? Или ты так оделся специально для меня? – поддел он друга. Тут внимание Евгения привлёк слуга, стоявший у двери и явно не знающий, куда себя деть. - На сегодня свободен. И передай всем, чтоб сегодня перед глазами не маячили. Вон, на гулянья хоть пойдите, - недовольно бросил Онегин. До Рождества оставалось всего дня три, поэтому все пребывали в лёгком возбуждении и в особом предчувствии праздника. Все, кроме Онегина, которому всё это порядком наскучило ещё в первые дни. Поэтому он с удовольствием и отсылал сейчас всю прислугу на это чёртово гулянье. Что угодно, лишь бы не видеть их и не слышать их перешёптываний по поводу праздника и плохого настроения своего мрачного хозяина. - Вынужден тебя огорчить, но есть более важный повод, чем визит к тебе, чтобы одеться подобным образом, – обезоруживающе улыбнулся брюнет. – Особый повод. - И какой же? – откинулся на спинку кресла Онегин, будто враз потеряв весь интерес ко всему происходящему. - Я намереваюсь сделать предложение Ольге Дмитриевне! – радостно воскликнул Владимир. Евгений же сморщил губы, будто бы съел что-то кислое. Женится, боже, как противно. - Ну что ж, мой друг, то дело правое. Во сколько к Лариным прибыть ты обещался? – с иронией спросил Онегин. - Я в два часа им обещал прибыть, сейчас уж скоро полдень, – поддержал игру Ленский. - Часок я посижу с тобой, потом поеду. Буду точно в срок. - Конечно, друг мой, жених опаздывать не должен, – с нарочитой строгостью заметил Евгений, подняв палец вверх для большей весомости своих слов. - Позволь я предложу тебе коньяк. Женитьба дело непростое, тут храбрость нам нужна. Онегин встал из-за стола и, достав из буфета второй бокал, налил Ленскому горячительный напиток. Владимир недоверчиво посмотрел на жидкость. Цвет был красив, завораживающе красив, будто янтарь, освещённый полуденным солнцем, но вот запах... Молодой человек не был уверен, что после этого с ним всё будет в порядке, но отказывать Онегину сейчас означало дать другу отличный повод для будущих шуток. Зажмурившись, Владимир сделал большой глоток. Он тут же скривился и чуть не закашлялся: жидкость обжигала горло, словно пламя. Открыв глаза, Ленский увидел насмешливый и ироничный взгляд Евгения, будто говоривший: «Ну что? Не можешь даже этого?». Такого он стерпеть не мог: нет уж, он не позволит другу насмехаться над собой, подумаешь, бокал коньяка! Владимир залпом допил всё содержимое фужера. После этого всё стало казаться необыкновенно лёгким и как будто в тумане. Звуки были приглушены, а движения замедлены и расплывчаты. Легкий румянец на щеках, чуть учащенное дыхание, лихорадочно блестящие глаза - все это, несомненно, было последствием выпитого алкоголя. Но Онегину такой Владимир нравился до безумия. Довольно часто Евгений ловил себя на мысли, что ревнует. Ленский чуть покачнулся и оперся о кресло, по его состоянию было видно, что он совсем не умеет пить. Неуклюжие движения и отсутствие равновесия выдавали его с потрохами, Онегин тихо усмехнулся: его друг ещё такой ребёнок, опьянеть с одного бокала коньяка! А коньяк и правда неплох, надо прикупить ещё бутылку. - Я, наверное, пойду. Не забудь, ты обещал быть на именинах у Татьяны. Владимир нетвёрдым шагом отправился к двери, тщетно пытаясь миновать расставленную по комнате мебель. - Конечно, я провожу. - Не откажусь, а то я, кажется, немного пьян. Ленский облизнул губы и в этот же момент оказался прижат к ближайшей стене. Слегка опешив от такого поворота событий, он попытался вырваться, но безуспешно. Его противник был куда сильнее. Когда его руки подняли и прижали к стене над головой, Владимир поднял глаза и взглянул на Онегина. Тот тяжело дышал и взгляд у него был какой-то странный, Ленский никогда не видел такого взгляда у своего друга. Евгений смотрел на него не отрываясь, и вдруг, наклонившись, поцеловал Владимира. Ленский дернулся и попытался возмутиться, но этим только облегчил Онегину задачу. В его рот проник чужой язык и принялся исследовать новую территорию. Ленский попытался вырваться, но это лишь сильнее подстегнуло Онегина, который принялся с удвоенной силой целовать Владимира, сминая пухлые губы и разбивая вдребезги сопротивление молодого человека. Ленский что-то жалобно промычал, на что Онегин еще сильнее прижал его к стене своим телом и потерся своими бедрами о бедра Владимира. В этот же момент в мозгу Ленского что-то щелкнуло, и он, подавшись вперёд, тихо застонал. Это как будто послужило сигналом: Онегин отпустил его руки и, запустив пальцы ему в волосы, удвоил напор. Вновь тихо застонав, Ленский запустил руки в волосы своего партнёра и постарался прижаться ещё ближе. Сколько они так целовались и когда Онегин успел залезть ему под рубашку, Владимир не помнил. Но осторожные ласки приносили столько удовольствия, что возражать не хотелось. Нежные касания чужих рук, чувственные поцелуи - всё это пьянило не хуже дорогого коньяка. Чужие прикосновения и ласки были непонятны и даже неправильны, но безумно приятны. Хотелось ощущать их вновь и вновь. Онегин стянул с Ленского сюртук и отбросил куда-то в сторону. Тонкая рубашка почти ничего не скрывала и только добавляла пикантности их милому развлечению, а вот жилет полетел вслед сюртуку. Совершенно ненужная сейчас вещь. Владимир и сам не заметил момента, после которого навязчивые прикосновения стали приносить немыслимое удовольствие и, наклонив голову, впился в чужие губы поцелуем. В следующую секунду он понял, что это все. Конец. Сломлено последнее сопротивление и уже ничего не волнует. Ни то, что ласкающие его руки принадлежат мужчине, его лучшему другу, ни то, что где-то далеко ждет девушка, почти ставшая ему невестой. Всё это очень быстро сделалось абсолютно неважным и отошло на задний план. Остался только целующий его мужчина. POV Онегина С тихим стуком пуговицы рассыпались по полу, отлетев с ворота рубашки, развязанный черный платок больше не мешает поцелуям. Я с нажимом провел по выпирающим ключицам, прикусил неистово бьющуюся жилку на шее. Тихий выдох совсем не то, что я хочу услышать. Его стоны. Музыка для меня. Но ничего, все только начинается. Тонкие пальцы с силой впиваются в ткань на бёдрах брюнета, пытаясь стянуть мешающую тряпку. Возиться с этими чёртовыми пуговицами совершенно нет желания, поэтому просто сдёргиваю с тебя брюки. Как разделся сам, я даже не помню, да и зачем отвлекаться и запоминать такие пустяки, когда рядом есть ты, когда можно ловить каждый твой вздох. Каждый твой взгляд, каждое твоё движение. Я опустился на колени, хитро глядя на своего партнёра из-под ресниц. Для меня это ново, и я не знаю, смогу ли доставить Владимиру удовольствие. В любом случае, у меня будет еще время всему научиться. Неторопливо стянув с брюнета белье, провел ладонью по возбужденной плоти. Ласкаю медленно, нежно. Для страсти ещё будет время. Чуть сжимаю руку, проводя по всей длине. С губ Владимира слетает негромкий стон. Забавно. А что, если приласкать его по-другому? Целую головку - он дергается и смотрит на меня неверяще. Я улыбаюсь хитро, и мой язык скользит по его члену. Владимир закатывает глаза и протяжно стонет. А мне нравится. Открываю рот, стараясь заглотить глубже. Обвожу языком головку. И насаживаюсь сильнее, слегка надавливая на его плоть языком. Владимир дёргается, издавая жалобный полувскрик. Сосу тщательно, поддрачивая рукой, ласкаю яички. А он извивается, толкается вперёд, пытаясь проникнуть глубже. Чувствую его напряжение и отстраняюсь. Он смотрит удивлённо, так и тянет закончить начатое. Но нет, милый мой, кончить я тебе сейчас не дам. Не обращая внимания на его умоляющий взгляд, поднимаюсь с колен. Он дышит тяжело, но взгляд не отрывает. Милый. Я замечаю, что Владимир дрожит и судорожно цепляется за стену, через пару секунд он оседает на пол. Тянется к стоящему члену. Рано, мой сладкий, рано, мы ещё не приступили к десерту. Но торопиться нельзя, иначе мы оба не получим никакого удовольствия. Нежно надавливаю на его плечи, заставляя лечь на спину. Он шепчет тихо, на грани слышимости: "Хватит, прекрати, не надо". Мне это не нравится. Ты мой, и я докажу это. Переворачиваю тебя, забыв о нежности. Извиваешься, пытаешься вырваться. Не получится, сладкий мой, я - сильнее. Кусаю его в плечо, прокусывая нежную кожу, капли ярко-красной крови сбегают по спине. Это зрелище завораживает. Слизываю соленую влагу, мягко целую в шею. Я не хочу слышать крики боли, мне приятнее звуки страсти. Черный платок шёлком ложится на чужие запястья. Узел завязан, и ты уже не сможешь освободить руки. Что ты чувствуешь? Беспомощность, наслаждение или страх? Думаю, что все эти чувства терзают сейчас твою душу. Но не стоит беспокоиться, мой милый, я не причиню тебе вреда. Просто не смогу, ведь ты так дорог мне. На мгновение отстраняюсь и окидываю тебя взглядом. Ты прекрасен! Как же я раньше этого не видел, не замечал, или не хотел замечать. Чёрные волосы разметались по кроваво-красному ковру, напоминая змей, на бледной коже яркие следы от рук. На минуту мне кажется, что мы в луже крови, а красные следы на твоих бёдрах, шее и плечах - не что иное, как кровавые разводы. Но это наваждение тут же расплывается подобно туману после восхода солнца. Я вновь начинаю тебя гладить. Плечи, рёбра, бока, бёдра. Тебе, кажется, это нравится, ты начинаешь сам подставляться, извиваешься, лишь бы продлить прикосновения. Целую тебя в шею, спускаюсь ниже, прикусываю плечо, оставляя след. Ты стонешь, и мне становится всё труднее и труднее сдерживать себя, но я не хочу причинять тебе вред. Пытаюсь проникнуть в тебя пальцами, но не получается: ты слишком узкий. Окидываю комнату в поисках чего-нибудь, что помогло бы облегчить проникновение, и натыкаюсь взглядом на пиалу с маслом на подставке, под которой горела свеча. Пламя потухло лишь недавно, так что масло ещё тёплое. Смазываю два пальца и пытаюсь протолкнуть их внутрь тебя. Получается. Ты недовольно мычишь, уткнувшись носом в ковёр, судя по всему, тебе больно. Внутри тебя жарко и горячо, а ещё очень туго, поэтому сначала приходится двигать пальцами осторожно, слегка надавливая на стеночки и аккуратно растягивая, при этом медленно водя по твоему члену рукой. Видя, что ты, наконец, расслабился, добавляю третий палец и начинаю двигать рукой активнее. Андре говорил, что это может приносить удовольствие, что нужно найти какую-то точку внутри, и тогда твой любовник будет сам просить тебя о большем. Что ж, попробуем. Пытаюсь не причинять тебе слишком большого дискомфорта и при этом всё же просунуть пальцы как можно глубже. Задеваю что-то внутри, и ты выгибаешься, словно натянутая струна, издавая при этом протяжный стон. Я внутренне ликую, в то время как пальцами стараюсь снова задеть эту точку. Ты начинаешь подаваться мне навстречу и стонешь так, что мне кажется, я сам сейчас не удержусь и дойду до финала, даже не притронувшись к себе. Когда я вытащил из тебя пальцы, ты недовольно ёрзаешь, и пытаешься податься вслед за ними. Нет, подожди, мы ещё не перешли к главному. Я зачерпнул масла и смазал своё естество, разлив при этом половину на пол: руки тряслись и не слушались, а голова соображала тяжело. Начинаю снова целовать тебя в шею, чтобы отвлечь от того, что сейчас будет, и медленно вхожу. Ты снова пытаешься вырваться, это причиняет тебе ещё большую боль, поэтому приходится тут же крепко сжать твои бёдра, не давая тебе свободы. Вхожу до конца и замираю, давая тебе привыкнуть, хотя хочется, просто забыть обо всём и начать двигаться быстро, резко, но нельзя, нельзя причинять тебе боль, я этого не хочу. Жду, когда твоё дыхание выровняется, не забывая при этом ласкать тебя и целовать всюду, куда я могу дотянуться, не причиняя тебе при этом дискомфорта. - П-пп-по… п-пожалуйста… - на грани слышимости шепчешь ты и подаёшься назад. Всё, к чёрту самоконтроль, к чёрту сдержанность, к чёрту всё, кроме тебя. Срываюсь на быстрый, жёсткий ритм, уже не думая ни о чём. Наши стоны, должно быть, слышны на весь дом, но это не имеет значения, ничто не имеет сейчас значения, лишь бы не прекращать, лишь бы не останавливать… Тонкое тело подо мной сотряслось в приступе оргазма. Ещё пара толчков и я тоже дохожу до пика. У него по ногам течет моя сперма, и я, найдя в кармане лежащего неподалеку сюртука платок, аккуратно стираю её. Мой любовник чуть вздрагивает, но не отстраняется. Развязываю ему руки. Разминаю их, разгоняя кровь, покрываю поцелуями красные полосы. Ты не двигаешься, только смотришь устало. Кажется, у тебя совсем нет сил, ещё чуть-чуть и ты уснешь прямо тут, на полу в моём кабинете. Сомневаюсь, что это хорошая идея. Но ты даже встать не можешь, что уж говорить про то, чтобы куда-то пойти. Недолго думая, беру Владимира на руки. Он осознает, что я только что сделал и начинает сопротивляться. Ну нет, милый мой, я тебя не отпущу, ты ведь не хочешь простудиться? В доме по ночам достаточно холодно и гуляют сквозняки. Поэтому, спать мы будем у меня в спальне. Хорошо, что идти недалеко: мне совсем не хочется уронить мою драгоценную ношу. Дверь в мои покои открываю пинком, никого кроме нас в доме все равно нет. Слуг я отпустил, нечего им здесь сейчас делать. Мягкая кровать чуть прогибается под нашим весом. Укладываю тебя бережно, аккуратно. Ты что-то бормочешь, не размежая век. Какой же ты красивый, моё солнце. Нежно провожу рукой по бледному лбу, убирая с лица черные пряди. Целую в висок, легко, невесомо, только бы не потревожить твой только подкравшийся сон. Только бы полюбоваться тобой ещё хоть мгновение. Накрывая твоё хрупкое тело одеялом, ложусь рядом, продолжая смотреть на тебя, такого милого, нежного, моего.