Так просто опьянеть от счастья, Так просто поверить в "люблю". Гораздо сложнее признаться, Порою себе самому, Что чувства проносим сквозь годы, Что стоит увидеть и все... Не скрыться от этой природы, Дождем, что стучится в окно. И селится рядом осень. И хочется крикнуть: "Постой!" Так страшно, но все же мы просим: "Останься... Останься со мной!" (стих написан Light_Witch, за что ей огромное преогромное спасибо )))))
На улице снова идет дождь. Я сижу на подоконнике и наблюдаю, как прозрачные капли тонкими ручейками бегут по стеклу, вычерчивая там замысловатые узоры. Барабанная дробь по карнизу вводит в некий транс, заставляя отрешиться от окружающего мира. Мне хорошо. Ты всегда удивлялся, как можно любить дождь. Серость и сырость осени – это не для тебя, в такие дни ты обычно начинаешь хандрить и жаловаться, обвиняя во всех своих неудачах унылость погоды. Я же молча выслушиваю твой поток жалоб и лишь тихонько улыбаюсь, наслаждаясь твоим недовольным бурчанием, потому что в такие моменты ты как-то по-особому красив и напоминаешь капризного ребенка. Ты много раз спрашивал меня, почему же я так люблю это время года. Я не говорю тебе о том, что у тебя волосы цвета осенних листьев, а глаза цвета дождя, и что ты сам напоминаешь мне осень, это моя личная правда. Тебе же я рассказал о том, что для меня осенний воздух, пропитанный сыростью и запахом влажной листвы, все равно, что запах клея для токсикомана, что звук шуршащей под ногами листвы и шорох дождя по асфальту помогает мне успокоиться и более менее привести в порядок уже давно расфокусированные мысли, и что осень, как никакое другое время года, отражает мое внутреннее состояние. Ты тогда долго смотрел на меня, а потом отвел взгляд и начал с чрезмерным рвением заваривать чай. Конечно же, ты все понял. Не мог не понять. Мы с тобой никогда не говорили о том, как я отношусь к тебе, кроме того единственного раза несколько лет назад. В тот день в моей душе и поселилась осень и уже больше никогда ее не покидала. Мы с тобой дружим еще со школы, хотя я на два года старше тебя, но разница в возрасте нам совсем не мешала общаться. Меня всегда удивляло, почему ты, весь такой веселый, открытый, солнечный, выбрал в друзья именно меня. Я был твоей полной противоположностью – высокий кареглазый брюнет, замкнутый и необщительный, я тяжело шел на контакт с людьми. Но даже я не устоял против твоего обаяния и не удержался от соблазна погреться в лучах твоего внимания. И ты дарил мне его, да в таких количествах, что я начал постепенно влюбляться в тебя. Я понимал, что это неизбежно, что этот процесс необратим. Тебя невозможно не любить. Когда смотришь в твои лучистые глаза, чувствуешь себя таким особенным. Для тебя особенным. Ты одним только своим взглядом заставляешь человека чувствовать себя твоим героем, чуть ли не богом. Я не сразу понял, что это всего лишь игра с твоей стороны. Таким образом ты просто манипулировал нами, заставляя делать то, что хочешь ты. Ты и сейчас так делаешь. Но тогда я действительно верил в искренность этих твоих взглядов. И влюбился в тебя как самый последний придурок, но признаваться тебе не спешил. Я ведь видел всех этих парней и девчонок, кружащих вокруг тебя словно ночные мотыльки возле фонаря, и видел, как тебе это нравилось. Ты, словно король, выбирал себе фаворитов, но при этом влюблялся в них со всей искренностью своего открытого и такого влюбчивого сердца. А что оставалось делать мне? Только утешать тебя, подставляя свое плечо для рыданий, когда ты в очередной раз расставался со своим очередным парнем или девушкой. И вот как-то раз ты снова пришел ко мне в поисках утешения. Помню, мы сидели тогда на диване и ты, уткнувшись носом мне в шею, тихонько всхлипывал, а я гладил тебя по рыжим волнистым волосам. Вот тогда я и решился. Крепко зажмурившись, я прижался щекой к твоей голове и сказал, что люблю тебя и хочу, что бы мы были вместе. Сначала ты даже не пошевелился, и я подумал, что может быть, ты меня не услышал. Но потом ты медленно отодвинулся, высвободился из моих объятий и отсел подальше. Я помню твой затравленный взгляд. У меня даже сейчас при воспоминании о нем тело покрывается мурашками. Уже тогда я понял, что совершил ошибку. Ты долго сидел, не проронив ни слова. Эта звенящая тишина давила на меня, рождая внутри панику и страх. Страх быть отвергнутым. Но я послушно сидел и молчал, полностью отдавшись твоей воле, все еще надеясь на чудо и в тоже время ощущая на языке привкус безнадежности этого ожидания. А потом ты заговорил, и каждое твое слово было для меня словно удар кинжала в самое сердце. Ты говорил, что не хочешь от меня ТАКОЙ любви, что тебя вполне устраивает наша «дружеская» любовь, что ничего другого ты мне дать не можешь. После твоего ухода я еще долго просидел на том диване. Наверное, в тот момент я был похож на одну из тех каменных статуй в центральном парке: такой же серый, холодный, неподвижный и мертвый. Я всегда презирал людей, подверженных суицидальным наклонностям. Но в тот момент я почувствовал, как из меня обширной струей вытекает желание жить, а его место заполняет холодное безразличие. Словно меня парализовало изнутри. Душу парализовало. Не помню, как я прошел на кухню и вытащил из ящика нож. Словно это был и не я вовсе, а какой-то инородный разум, завладевший моим телом, я же словно со стороны наблюдал за собой с каким-то нездоровым интересом, с которым обычно смотрят на то, как бабочка с отчаянием бьется о стекло, не в силах вырваться наружу, и постепенно погибает… то ли от боли, то ли от усталости, то ли от нежелания больше бороться за жизнь. А знаешь, что самое забавное во всей этой ситуации? То, что до такого состояния довел меня ты, но и вытащить из этой трясины меня смог опять же ты. Когда я стоял вот так с ножом, прижатым к запястью, готовый совершить непоправимое, у меня в голове мелькнула одна единственная мысль. Конечно же, она была о тебе. Все мои мысли всегда были о тебе, по-другому быть не может. Я подумал, что если меня не станет, то кто будет заботиться о тебе, кто будет тебя утешать, когда ты снова разочаруешься в жизни? Ведь ты же такой по-детски ранимый и несамостоятельный, тебя ведь так легко обидеть. Что станет с тобой, если меня не будет рядом? И тогда мне стало по-настоящему страшно. За тебя страшно. Я знаю, это глупо, но по-другому я не мог. Я всегда чувствовал себя твоим ангелом-хранителем, обязанным защищать тебя во что бы то ни стало. И я остался, зная, что будет тяжело и больно, но еще больнее потерять тебя. Тогда я был уверен, что я сильный, что я вынесу твою нелюбовь. На следующий день ты завалился ко мне и начал взахлеб рассказывать, что в кинотеатре сейчас идет какой-то супер-мега интересный фильм, на который мы просто обязаны пойти. О произошедшем накануне ты не обмолвился ни словом, словно ничего и не было, и я поддержал эту игру. После того разговора прошло уже восемь лет. Мы уже не те глупые и наивные подростки, которыми были когда-то. Но все же кое-что в нашей жизни осталось по-прежнему. Ты все также меняешь партнеров в попытке найти свою настоящую любовь, а я все также продолжаю любить тебя. Знаешь, мне иногда кажется, что ты специально дразнишь меня, ведь понимаешь же, что я чувствую к тебе. Твои прикосновения стали более сексуальными, взгляды более откровенными, но ты никогда не подпустишь меня к себе в том смысле. Я знаю это, поэтому стараюсь не вестись на эту твою провокацию, хотя и не понимаю, почему ты себя так ведешь. Играешь? Хочешь проверить, насколько меня хватит? Знаешь, это жестоко с твоей стороны… Но я молчу. Хотя прекрасно понимаю, что я ведь не железный и могу просто сорваться. Я никогда не был бесхребетным хлюпиком, даже скорее наоборот, при необходимости всегда мог нагнать страху на противника. Но когда я рядом с тобой, я из свирепого тигра превращаюсь в несмышленого котенка, который готов отдать все на свете ради того, что бы хозяин погладил и согрел его теплом своих ладоней. Из открытой форточки на меня падает несколько холодных капель, но я не спешу слезать с подоконника, желая растянуть этот момент безмятежности и умиротворения. Сегодня выходной, а значит не надо никуда торопиться, можно просто вот так сидеть и ничего не делать, наслаждаясь покоем и одиночеством. Но раздавшаяся трель звонка подчистую разбивает все мои планы на одинокое времяпрепровождение, и я, недовольно нахмурившись, спрыгиваю с подоконника. Мое недовольство как рукой снимает, когда я открываю входную дверь и впускаю внутрь своего гостя. — Привет! – здороваешься ты, весь такой мокрый и взъерошенный, и я борюсь с желанием провести рукой по твоим волосам, чтобы стряхнуть блестевшие в них капельки влаги. Вместо этого иду в зал и достаю из шкафа чистое полотенце. Вернувшись в коридор, набрасываю тебе его на голову и веду тебя на кухню. Радуюсь, что так предусмотрительно вскипятил недавно воду в чайнике и наливаю тебе большую кружку горячего чая, с лимоном и тремя ложками сахара. Как ты любишь. Ты сидишь на стуле, обхватив кружку ладонями и довольно похлюпываешь горячим чаем, что невольно вызывает у меня улыбку. Господи, какой же ты еще ребенок. — И чего тебе в такую погоду дома не сидится? – наконец нарушаю я затянувшееся молчание, отмечая легкий румянец на твоих щеках и этот странный блеск в глазах. — По тебе соскучился, — невинная улыбка и твой слегка прищуренный взгляд заставляют сердце на мгновение замереть и тут же забиться с удвоенной скоростью. — Да ладно, не поверю, — усмехаюсь я, стараясь говорить как можно ровней, чтобы ты не понял, насколько я нервничаю. – Ты в последние дни был так занят, что у тебя времени не было даже для звонка. Ну и где тебя носило, пропащий ты мой? – улыбаясь, спрашиваю я. Ты как-то странно хихикаешь и начинаешь нервно ерзать на стуле. Почему то меня это жутко настораживает и внутри возникает чувство полной уверенности, что этот разговор мне не понравится, но я пытаюсь отмахнуться от этого чувства как от назойливой мухи. Однако напряжение внутри не спадает, поэтому я тянусь за сигаретой и зажигалкой, хотя знаю, что ты не любишь, когда я курю. Но ты ничего не говоришь на этот счет, а с задумчивым видом водишь пальцем по ободку кружки, и совершенно очевидно, что в твоей голове в данный момент происходит активный мыслительный процесс. То, что ты даже слова мне не сказал насчет курения, а полностью проигнорировал этот факт, означает, что думаешь ты действительно о чем-то серьезном. А вот теперь мне, наверное, действительно стоит начать нервничать. Вдруг ты отрываешь взгляд от кружки и как-то робко произносишь: — Я встретил его. — Кого «его»? – спрашиваю я с напускным недоумением, хотя понимаю, что это всего лишь попытка утопающего ухватиться за соломинку, попытка отсрочить момент своей казни, такой ужасающий в своей неизбежности. — Ну… его. Единственного и неповторимого, — и снова ты нервно хихикаешь, но тут же натягиваешь на лицо серьезное выражение. – Макс, я влюбился. Вот он. Контрольный выстрел в голову в упор. Сколько раз я слышал от тебя эти слова? Десятки. Но в этот раз все было по-другому. Раньше ты влетал ко мне как ураган и с порога начинал трещать, что ты влюбился по-настоящему, что это твоя любовь на всю жизнь. В этот же раз ты был какой-то зажатый. Словно тебе было стыдно признаваться мне в этом. Словно ты боялся ранить меня. Словно ты понимал, что это окончательно и бесповоротно и боялся моей реакции на это. Я пытаюсь поймать твой взгляд, но ты упрямо смотришь куда угодно, только не на меня. — Ты каждый раз говоришь, что это твой «единственный и неповторимый», — губы кривятся в горькой усмешке и я выдыхаю в воздух струю мутного сигаретного дыма. На душе у меня сейчас также мутно. – Дим, в этот раз все будет так же. Я не хочу, чтобы ты тешил себя глупыми иллюзиями. Раньше на такие мои высказывания ты начинал возмущаться, что я ничего не понимаю, ты злился и кричал на меня, стараясь доказать, что я ошибаюсь. — В этот раз действительно все по-другому, — тихо произносишь ты, и я чувствую, как сердце сжимают ледяные пальцы страха. – Я правда люблю его. Очень. Я смотрю на тебя и ты, наконец, не отводишь своих серых глаз, в которых я вижу мешанину из разнообразных чувств, среди которых могу различить сожаление и … жалость? Не смей меня жалеть! Твоей жалости я не вынесу. — Ну что ж, поздравляю тебя! Желаю вам долгих лет счастливой совместной жизни! – хочу сказать это ровным тоном, но получается рвано и резко. Злость вырывается наружу, и ты нервно смотришь на меня. А я себя чувствую раненым животным, таким же разъяренным, бешеным и загнанным в угол, готовым наброситься на первого, кто попадется под руку. Хочется выть во весь голос от боли и гнева и ты, видя такое мое состояние, испуганно жмешься к стенке. Какой же ты глупый. Ведь знаешь же, что ни при каких обстоятельствах я тебя и пальцем не трону, а все равно боишься. Но сейчас тебе лучше уйти. — Это все, что ты мне хотел сказать? Знаешь, мне тут кое-что по работе надо доделать, так что мне немного некогда, — я беру новую сигарету и отворачиваюсь к окну, за которым все также продолжает лить дождь. Краем глаза я вижу, как ты поднимаешься со стула и подходишь ко мне. — Макс, я … — ты замолкаешь и неуверенно протягиваешь ко мне ладонь, но почему-то замираешь, резко разворачиваешься, и я слышу возню в коридоре, а потом щелчок входной двери. А я все также сижу на стуле и пытаюсь убедить себя, что это всего лишь сон. Однако кружка с остывшим недопитым чаем, мокрое полотенце на стуле, едва уловимый запах твоего парфюма и режущая боль в области сердца доказывают, что ты мне совсем не приснился. А жаль. — Хватит так смотреть на него! – шипишь ты, гневно сверкая своими прозрачными глазами. Я же провожаю взглядом твою новую пассию, который в данный момент направляется к бару, чтобы заказать нам что-нибудь выпить. Да, Дим, вкус у тебя отменный, что уж тут сказать, у твоего парня есть на что посмотреть. Высокий, темноволосый, кареглазый, с великолепной фигурой и обаятельной улыбкой. Он просто не мог не привлекать к себе внимания. — Ты же сам хотел, чтобы мы познакомились и пообщались, — безразлично пожимаю плечами и перевожу взгляд на тебя. — Хотел! Но вместо этого ты взглядом прожигаешь в нем дыры и пытаешься все время подколоть. А я так надеялся, что он тебе понравится, — в твоем голосе слышится огорчение и мне даже на какое-то время становится тебя жаль. Но то, что ты говоришь, это же смешно. Чтобы он мне понравился? Да одно то, что ты его любишь, сводит его шансы понравиться мне до нуля. И я вообще не хотел с ним знакомиться, и правильно делал. Теперь, когда я увидел того, с кем ты проводишь ночи, кого как ты говоришь «любишь всем сердцем», я чувствую себя никчемным и жалким, недостойным тебя. С самого начала меня мучает сильное желание подняться из-за стола и уйти, оставив вас наедине, но я понимаю, что этим очень обижу тебя. Ты так хотел, чтобы мы познакомились, хотел, чтобы я убедился, какой твой Стас хороший, добрый и вообще весь такой белый и пушистый. Я не мог отказать тебе в этом, зная, насколько мое мнение важно для тебя. Вот поэтому-то я и сижу с вами в этом баре, натянув на лицо настолько фальшивую улыбку, что мне кажется, ее неискренность была ясна и ребенку. А ты сидел напротив меня и смотрел на него влюбленными глазами, держа за руку и преданно заглядывая в его глаза, слушая, как он что-то нежно бормочет. А мне реально было плохо от ваших сюсюканий, хотелось взять твоего Стаса за шкирку и оттащить от тебя. Или выхватить тебя из его рук и бежать, бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от него, лишь бы он больше не касался твоего тела, лишь бы ты больше не говорил ему «я люблю тебя». Но это все было из области фантастики, поэтому я просто сидел молча, стараясь сдержаться, лишь изредка позволяя себе не слишком добрые шутки в его адрес. — Я познакомился с ним, как ты и хотел. Я оценил его, признаю, выбор достойный и кажется…ты ему действительно дорог. Но не проси меня полюбить его и относиться как к другу, — я мрачно смотрю на тебя, надеясь, что ты все поймешь правильно, и больше не будешь настаивать на этом. По твоим губам скользит грустная улыбка, и я слышу твой тихий вздох. Ты поднимаешься со своего места и садишься рядом со мной, вплотную прижимаясь ко мне бедром. Ты всегда так делаешь, стараешься сесть как можно ближе, уж не знаю, специально ли, чтобы подразнить или просто тебе необходимо чувствовать меня рядом. Но как всегда от твоего такого тесного присутствия у меня сбивается дыхание, и жар охватывает все тело. А ты продолжаешь добивать меня, положив ладонь мне на колено и слегка погладив его. — Макс, ну почему все так сложно? – я едва слышу твой шепот из-за громкой музыки. — Ты знаешь почему, — я накрываю твою ладонь своей рукой, и, застыв так на несколько секунд, убираю твою руку со своей коленки. — Да, знаю, — печально произносишь ты, и мне хочется оттолкнуть тебя от себя. К чему эта печаль в голосе? Как будто ты о чем-то сожалеешь… Как будто эта моя любовь приносит тебе неудобства. Я единственный, кому она как кость поперек горла, единственный, кто от нее страдает. А тебе на нее наплевать. Думаешь, мне самому нравится любить тебя вот так? Втихаря, исподтишка. Люди, бывает, всю жизнь ждут этого чувства, а оно не приходит. А тут вот не хочешь, не ждешь, не нуждаешься, а вот она, здрасьте, вы не ждали, а я приперлась! И обидно очень, что не нужна она никому… как беспризорный ребенок, брошенный и всеми забытый, о котором некому позаботиться. Твой Стас возвращается с заказом и, увидев, что ты сидишь рядом со мной, недовольно куксится. Ты тут же подскакиваешь к нему, выхватываешь из его рук бутылки и чмокаешь его в губы. Хочется уйти, но я заставляю себя вытерпеть еще час этой пытки, а потом, сославшись на дела, вылетаю из этого треклятого бара, даже не слушая твои уговоры остаться. Хватит с меня на сегодня занятий мазохизмом. Ты почему-то начал избегать меня. Сам звонишь мне редко, а когда звоню тебе я, то и вовсе не берешь трубку. О том, чтобы лицезреть тебя воочию, я даже не мечтаю. Я конечно подозреваю, что дело тут не обошлось без твоего Стаса, но вот уж никогда не думал, что из-за него мы станем меньше общаться. Пусть я люблю тебя, да, это проблема, но почему то раньше она совсем не мешала нашему общению. Я как-никак все еще твой лучший друг, по крайней мере, я очень надеюсь на это. Со времени твоего последнего звонка прошла уже неделя, и я начинаю заметно нервничать. Я стал курить в три раза больше, и я знаю, что тебе бы это не понравилось. Иногда, когда я сижу на кухне и выкуриваю очередную пачку сигарет, я представляю себе, как ты на меня кричишь, обзываешь тупым кретином, которому начихать на свое здоровье, а потом просто выхватываешь пачку у меня из рук и комкаешь ее в кулаке, как ты бывало делал это раньше. Я так скучаю по тебе… хотя нет, «скучаю» это не то слово, слишком оно пресное, я по тебе тоскую, как пес по своему хозяину, которого выкинули на улицу и который пытается понять, чем он заслужил такое обращение. Чем больше я думаю о причинах такого твоего поведения, тем больше я ненавижу того, кто отнял тебя у меня. Но мне только и остается что ненавидеть, потому что больше я сделать ничего не могу… против тебя я бессилен. Уже почти десять часов вечера и я сижу в гостиной за ноутбуком, работая над очередным заказом, от которого меня отвлекает телефонный звонок. Я тут же подскакиваю, мысленно молясь, чтобы это был ты, иначе я просто сойду с ума. Хватаю телефон и на секунду замираю, вглядываясь в надпись, высвечивающуюся на дисплее. Издаю вздох облегчения и счастливо улыбаюсь. Это ты. — Макс, привет, — как-то робко начинаешь ты разговор, а я жадно ловлю звук твоего голоса, по которому я так изголодался. — Привет, Дим. С тобой все нормально? Почему ты мне не звонишь? И не берешь трубку, когда звоню я? – тут же засыпаю тебя вопросами, которые штурмовали мой мозг целую неделю. — Со мной все нормально, не волнуйся. Прости, что не звонил, это была трудная неделя. У меня на работе завал полный, мы сейчас заключаем договор с одной зарубежной фирмой, так у нас в офисе такой дурдом творится, что я домой приползаю выдохшийся, как после километрового забега. Ты сам как? — Плохо, — само срывается с моих губ, но мне просто необходимо тебе сказать, что чувствую я. – Мне тебя не хватает. Дим, давай встретимся? — Макс, я наверное не смогу, говорю же работа… — как-то мямлишь ты, и во мне начинает закипать раздражение. — Ну, уж десять минут ты мне, думаю, выделить сможешь, по старой дружбе. Я буду ждать тебя в субботу в два часа у ворот центрального парка. И я очень надеюсь, что ты придешь. Я отключаюсь, не дожидаясь твоего ответа, так как боюсь, что ты сейчас найдешь десяток причин, чтобы отказать мне во встрече. Еще минут десять сижу, гипнотизирую телефон, а потом швыряю его в кресло и возвращаюсь к работе. Наступления субботы я ждал, как дети ждут прихода нового года, но в то же время боялся, что ты не придешь. За полчаса до назначенного времени я уже стою в условленном месте и нервничая, скуриваю третью сигарету. Сегодня прохладно, дует небольшой ветерок и капает какая-то непонятная морось. Зонтик я, конечно же, забыл. Я их вообще не люблю, так как постоянно то теряю, то забываю где-нибудь. В этот раз я, слава богу, забыл его не где-нибудь, а дома. Чем ближе стрелки часов продвигаются к двум часам, тем сильнее я начинаю нервничать. Даже не представляю, что буду делать, если ты все же не придешь. Наверное, пойду к вам домой, хотя адреса я его не знаю, в твоем новом жилище я так ни разу и не был. Но я найду. Если сильно понадобится, я и наизнанку вывернусь, но тебя найду. Но вот вижу идущий в мою сторону знакомый силуэт и сердце пропускает удар. Ты все же пришел. Ты идешь под огромным зонтиком, кутаясь в теплое пальто, весь такой взъерошенный и нахохлившийся как воробей. В тот момент, когда ты видишь меня, по твоему лицу растекается широкая улыбка и ты убыстряешь шаг, приближаясь ко мне чуть ли не бегом. — Макс, — выдыхаешь ты, жадно скользя по моему лицу взглядом, словно восстанавливая в памяти давно забытые черты, и от такого твоего взгляда у меня внутри становится теплее и я, не удержавшись, легко прижимаю тебя к себе. — Дим, я скучал, — шепчу тебе в макушку, а ты счастливо смеешься и этот твой смех, словно бальзам на мою измученную долгим ожиданием душу. — И я скучал, — ты отодвигаешься от меня и тут же недовольно кривишься, поднимая свой зонт так, чтобы он прикрывал нас обоих. – Ты опять без зонтика? Я, конечно, понимаю, ты любишь дождь и все такое, но, Макс, давай без фанатизма, а? Так и воспаление легких подхватить недолго! И ты опять начал много курить? Только не говори, что все эти разбросанные вокруг тебя окурки не твои! Все равно не поверю, от тебя же сигаретным дымом несет за километр. Ну как ты не поймешь, что столько курить нельзя? – ты отчитываешь меня, а мне хочется скулить от счастья, сейчас я готов пообещать тебе, что никогда больше не возьму сигарету в рот, а зонтик буду носить с собой при любой погоде, и в дождь, и в зной… Ты продолжаешь что-то говорить, а я совсем не слышу твоих слов. Я ловлю взглядом движения твоих губ, пытаюсь рассмотреть каждую черточку твоего лица, выискивая какие-либо перемены в тебе. Вроде все также, только откуда-то взялись эти темные круги под глазами, а сами глаза уже не светятся тем прозрачным светом, они у тебя словно помутнели, да и щеки впали. Неужели тебя правда так загоняли на твоей работе? Настолько, что ты совсем забыл обо мне… — Дим, почему? – перебиваю я тебя, и ты тут же умолкаешь, прекрасно понимая, о чем я спрашиваю. — Я же говорил тебе, работа, — ты отводишь взгляд в сторону и откидываешь челку, упавшую на глаза. — Или он? – спрашиваю я и понимаю, что попал в точку, когда ты бросаешь на меня испуганный взгляд. – Он запрещает тебе видеться со мной? — Макс, ты только не подумай ничего такого, — начинаешь ты сумбурное объяснение. – Просто для него трудно понять нашу дружбу, ведь мы с тобой очень близки. Не настолько близки, насколько мне бы хотелось. — Ну да, именно поэтому для тебя это плевое дело - прекратить общаться со своим, как ты говоришь, очень близким другом. — Макс, не утрируй! Я люблю его и мне не хочется делать ему больно. Пожалуйста, не заставляй меня делать выбор! – твой голос срывается, и я понимаю, насколько для тебя это все тяжело. Но также я понимаю, что этот выбор, про который ты говоришь, будет совсем не в мою сторону. И от этого больно. — Не волнуйся, — я улыбаюсь тебе, хотя внутри все заледенело, от сковавшего меня холода. – Тебе не придется выбирать. Я облегчу тебе задачу, и вопрос о выборе просто больше не возникнет. Ты растерянно смотришь на меня, но вот твои зрачки начинают расширяться, когда к тебе приходит осознание того, что я сказал. — Нет, — мотаешь головой так, что твои волосы веером разлетаются в стороны. – Макс, ну что за глупости ты говоришь. — Димка, ну ты сам подумай. Ну без меня же тебе будет проще. Никаких проблем со Стасом, да и я гундеть над душой не буду. И вообще, если честно, в последнее время друг из меня хреновый. — Это не тебе судить, какой из тебя друг, ясно? Ты мой друг, значит, мне и решать! А за меня решать не смей! – ты яростно тыкаешь мне в грудь пальцем, при этом сердито нахмурив брови, а в глазах, противореча твоей напускной злости, тусклым угольком горит отчаяние. В этот момент у тебя звонит телефон, и ты поднимаешь трубку. — Привет! Да, все хорошо. И я соскучился. Нет, еще не освободился, сейчас еду на встречу с клиентом, везу документы на подпись, буду дома где-то через час-полтора. И я тебя. Пока. Телефон исчезает в кармане твоего пальто, а ты поднимаешь на меня виноватый взгляд. — И что ты предлагаешь, Дим? – я не могу удержать горькой усмешки. – Встречаться вот так, украдкой, чтобы не дай бог не застукал? Ты мне также будешь продолжать звонить урывками и скидывать мои звонки? Ты мне скажи, он тебе нужен, вот этот геморрой? Знаешь, Дим, я так не хочу. Я выхожу из под твоего зонта и бросаю на тебя последний взгляд. Ты стоишь весь такой потерянный и расстроенный, но не останавливаешь меня ни словом, ни жестом. Ну что ж, значит не настолько я тебе нужен. Дождь из мороси превратился в полноценный ливень, но я продолжаю медленно плестись к машине. Может быть, мне повезет, и я подхвачу то мифическое воспаление легких, которым ты мне все время грозишь, но которое до этого с таким успехом меня миновало? Было бы здорово. Я знаю, что наше общение не прекратится, даже несмотря на тот странный разговор в парке. Я просто не смогу без тебя, так же, как и ты без меня. Я знаю, что однажды тебе снова потребуется моя поддержка, а я не смогу тебе отказать… не захочу. Это ведь уже проверено временем. Сколько раз я пытался излечиться от тебя? Сколько раз пытался завязать серьезные отношения в надежде, что кто-то сможет вытеснить тебя из моей головы и из сердца? Иногда мне даже казалось, что у меня получается. Но это был, прежде всего, самообман, потому что стоило тебе позвонить мне среди ночи и попросить приехать, как я бросал свою пару и на всех парах несся к тебе. Последний мой парень, которого я вот также бросил ночью, по первому твоему звонку, сказал мне тогда, что ты просто используешь меня и что я для тебя запасной аэродром, но когда-нибудь я стану тебе не нужен, и ты выкинешь меня за ненадобностью. После этих слов я сломал ему нос и выгнал из квартиры. Больше у меня серьезных отношений не было, только партнеры на одну ночь, которых я использовал для физической разрядки. Прошло уже две недели после нашей последней встречи в парке, а от тебя ни слуху ни духу. Чувствую себя, как герои ужастика «Звонок», которые при каждой трели телефона вздрагивают как ненормальные и испытывают животный страх. Я тоже боюсь до одури. Боюсь, что подниму трубку телефона и услышу на том конце провода не твой голос. И это, конечно же, опять не ты. Всегда не ты. Чувствую себя как наркоман во время ломки, руки сами тянутся к телефону, чтобы набрать такой родной номер, но я сдерживаю себя. Те крупицы гордости, которые еще остались во мне, не дают скатиться в эту бездну отчаяния и позорно приползти к тебе на коленях, умоляя тебя о милостыне. Дома стараюсь быть как можно реже, потому что тишина пустой квартиры давит на меня, рождая в голове полнейший хаос из депрессивных мыслей. Я с головой ушел в работу, стараясь брать кучу заказов и выматывая себя до изнеможения. Зато шеф на меня нарадоваться не может, все ходит вокруг да около с довольной улыбкой и нахваливает. Мне кажется, что меня ждет повышение. Нет, он, конечно, прямо мне этого не говорит, но судя по его витиеватым разговорам и всяким намекам, я скоро займу новый пост. Домой возвращаюсь поздно, уже одиннадцатый час ночи. В последнее время это мой стабильный рабочий график, ухожу из дома в половину восьмого, прихожу в одиннадцать. Зато это помогает мне забыться, я настолько устаю, что по возвращении домой сил хватает только на душ и на то, чтобы доползти до кровати. Меня это устраивает. Выхожу из машины и ставлю ее на сигнализацию, перепрыгивая через лужи, направляюсь к подъезду. Во дворе темно, хоть глаз выколи, наверное, опять перегорела лампочка. При попытке перепрыгнуть очередную лужу, промахиваюсь и по щиколотку оказываюсь в воде, после чего на весь двор звучит отборный мат в адрес тех, кто не успел поменять лампочку. Я все еще продолжаю бурчать, когда со стороны слышу тихий оклик. — Макс? Я оборачиваюсь на зов и сердце ёкает, когда я вижу тоненькую фигурку, делающую шаг мне навстречу. — А я вот тебя жду, — говоришь ты и тут же громко шмыгаешь носом. – Я звонил тебе, а ты трубку не брал, ну и… вот, я пришел без приглашения. Надеюсь, я тебе не помешаю? Ты подходишь совсем близко и я могу разглядеть твои влажные, облепившие лицо волосы и мокрое пальто. Дождь закончился еще два часа назад, значит… Ты прождал меня все это время на улице? Вот же ж глупый! — Дим, что же ты хотя бы в подъезд-то не вошел? Ты же мокрый весь, замерз наверное. Беру тебя за руку и невольно вздрагиваю, потому что ты холодный как ледышка. На мгновение ты прижимаешься щекой к моей груди, и я чувствую идущий от тебя терпкий запах алкоголя. Ты пьян? Удивленно смотрю на тебя, но ты опускаешь взгляд в пол, крепко сжимая мою руку. Ладно, сейчас главное тебя высушить и согреть, а разбираться будем потом. В полном молчании поднимаемся ко мне. В голове пчелиным роем жужжат разнообразные мысли. Я понимаю, что раз ты здесь, значит, у тебя что-то случилось, но, не смотря на это, не могу подавить в себе чувство эгоистичной радости, внутри начинает теплиться надежда, что ты ушел от него, что между вами все кончено и теперь ты снова мой. Пусть ненадолго, до твоей следующей «большой любви», но мой… Первым делом затаскиваю тебя в ванную и включаю горячую воду. Ты просто стоишь, опираясь о стиральную машинку, и, не моргая, смотришь на текущую воду. Ты похож на куклу… неживую и сломанную. Руки безвольно висят вдоль тела, твоя кожа, имеющая удивительный золотистый оттенок в любое время года, сейчас пугающе бледна, а в глазах я не вижу ничего, кроме своего отражения, они пусты. Я никогда не видел тебя таким безжизненным. Все твои депрессии проходили шумно и громко, ты слишком открытый человек, чтобы держать что-то в себе. А сейчас передо мной стоял не ты, а твоя пустая оболочка. Мне стало страшно. Что эта скотина сделала с тобой? Возникло едва сдерживаемое желание сорвать с тебя одежду и осмотреть твое тело на наличие синяков и ссадин. Он тебя избил? Изнасиловал? Если это так, я убью его… задушу голыми руками. Стараясь не показать тебе, насколько я взбешен и напуган, медленно снимаю с тебя одежду, наблюдая за тобой и надеясь хоть на какую-то реакцию с твоей стороны. Расправившись с одеждой, я скольжу взглядом по твоему обнаженному телу, однако на нем нет никаких отметин. Ты ловишь мой обеспокоенный взгляд, и твои губы чуть растягиваются в слабой улыбке. — Макс, чтобы я без тебя делал, а? – ты тыкаешься мне носом в основание шеи, а мне ничего не остается, как прижаться щекой к твоим волосам и положить руки на талию. От запаха твоих волос и от прикосновения к бархатистой коже по телу проходит крупная дрожь. — Если бы не было меня, у тебя бы было одной проблемой меньше, — я трусь щекой о твои волосы и медленно отстраняюсь. – Ну-ка, живо лезь в воду, не хватало еще, чтобы ты заболел. Ты послушно лезешь в воду и забавно шипишь от прикосновения горячей воды. Я смотрю, как вода искажает контуры твоего тела, такого хрупкого и красивого. — Макс… — поднимаю на тебя взгляд, немного смущенный тем, что ты поймал меня за разглядыванием твоего тела. – Ты никогда не был для меня проблемой. Ты – это самое хорошее, что случилось со мной за всю мою жизнь. Я не знаю, что тебе на это сказать, да ты и не ждешь от меня ответа. Ты закрываешь глаза и откидываешься на бортик ванны, а я еще какое-то время изображаю из себя статую, а потом все же иду на кухню, чтобы заварить свежий чай. К тому времени как ты выходишь, я уже докуриваю четвертую сигарету и допиваю вторую чашку кофе. На тебе ничего нет, кроме обмотанного вокруг бедер полотенца, которое того и гляди норовит слететь с тебя. Мокрые волосы, которые от влаги приобрели насыщенный медный оттенок, так по-детски завиваются в крупные кудряшки, что на пару с огромными серыми глазами придает тебе такой беззащитный вид. Кожа от горячей воды раскраснелась, и я ловлю себя на мысли, что хочу попробовать жар твоей кожи губами… языком. Не могу удержаться и скольжу жадным взглядом по твоему телу, в который раз ощущая, что внутри что-то кольнуло. Ты всегда твердил, что ненавидишь свое тело, тебе не нравилась твоя худоба и хрупкость. Сколько раз ты говорил, что хотел бы иметь такое же тело как у меня. В такие моменты ты нарочито громко вздыхал и шутливо щупал мои мускулы, а я в это время думал — «Одно твое слово, и это тело все в твоем распоряжении». Ты в это время заходишь на кухню, и вместо того, чтобы сесть на стул, подходишь вплотную ко мне, становясь между моих разведенных коленей. Я непонимающе пялюсь на тебя, не зная, чего от тебя ждать. — Я смотрю, ты тут без меня совсем распустился, — недовольно бурчишь ты и вынимаешь из моего рта сигарету, при этом проведя кончиками пальцев по губам. – Нечего в рот всякую фигню совать. Ты наклоняешься ко мне, и легонько касаешься губ своими, и едва-едва проводишь по ним языком. Я забываю, как дышать и единственное, на что я способен в этот момент, вот так шало пялиться на тебя, открыв рот. Наверное, я сейчас похож на рыбу. — Чай стынет, — кое-как выдавливаю из себя и чувствую вдруг охватившую меня пустоту, когда ты отстраняешься от меня и садишься на стул. Ты так спокоен, словно вовсе и не ты поцеловал меня минуту назад. Это твоя очередная игра? Что захотел, то и сделал, а на остальных наплевать… наплевать, что я теперь буду раз за разом воскрешать в памяти твой поцелуй, стараясь сохранить его тепло как можно дольше, словно нищий, которому кинули горбушку хлеба, и который пытается растянуть ее на максимально долгий срок. Ты чертов эгоист, ты ведь знаешь об этом? Конечно, знаешь. И также знаешь, что такие крохи твоего внимания для меня, как глоток воды для бредущего по пустыне путника. Они поддерживают во мне жизнь, и ты просто не даешь мне зачахнуть. Боже, как же я жалок. Ты что-то говоришь о погоде, о работе, о том, что встретил на прошлой неделе наших общих знакомых и я понимаю, что ты просто хочешь избежать разговора о том, почему ты сегодня оказался здесь, у меня. Но я не собираюсь делать вид, что все нормально, и ты у меня просто потому, что решил заскочить в гости. — А теперь расскажи мне, что случилось, — обрываю я твою болтовню на полуслове и вижу, как ты тут же весь словно скукоживаешься под моим взглядом, но упрямо молчишь. — Дим, если ты мне сейчас ничего не расскажешь, то я напридумываю себе черт знает чего, вплоть до того, что он тебя пытался убить, и ты в поисках укрытия прибежал ко мне. Так что, если не хочешь, чтобы я на почве своих больных фантазий искалечил твоего любимого Стаса, лучше расскажи мне, что произошло, — я вижу по твоим расширившимся от страха зрачкам, что мои слова произвели на тебя впечатление, и ты поверил мне. — Не надо его ка-калечить, — немного запинаясь, произносишь ты. – Ничего такого, о чем ты подумал, он со мной не делал. Он просто… просто изменил мне, — ты наклоняешь голову, завесившись волосами, но я успеваю увидеть твой влажный, полный боли взгляд. — Сука, — с ненавистью рычу я. – Просто изменил? Просто? Дим, ты так это говоришь, словно оправдываешь его! Ты настолько его любишь, что готов простить ему что угодно? Меня охватывает обжигающая злость на Стаса напополам с чувством несправедливости. Да как он смеет? Так? С тобой? Я бы все отдал, чтобы оказаться хотя бы на день на его месте, а он так легко пренебрегает тобой. — Я его могу понять, — неуверенно произносишь ты. – Наверное, я слишком давил на него. Требовал слишком многого. — И чего же ты такого от него требовал? – зло усмехаюсь я. – Достать луну с неба? Купить тебе необитаемый остров? Подарить тебе на день рождение в качестве домашнего питомца льва? — Нет… — А что тогда? — Ну… я звонил ему каждый день на работу, чтобы узнать как проходит его день. Его это всегда раздражало, потому что он считал, что таким образом я его контролирую … Но я же не названивал ему каждые полчаса… только один раз за целый рабочий день. Еще ему не понравилось, что я купил без его спроса новый коврик в ванную. Просто у старого один конец все время заворачивался, а я об него спотыкался. Один раз я споткнулся и ударился подбородком об раковину. После этого и решил поменять коврик, я же не знал, что Стасу он так дорог… а я его уже выкинул. Ему не нравится, когда я болтаю с соседями, почему-то его это очень раздражает. Или когда я поднимаю трубку домашнего телефона. Или сам покупаю продукты, потому что я всегда покупаю не то, чего хотел бы он. Я слушаю тебя и тихо офигеваю, не в силах поверить, что ты говоришь все это на полном серьезе. Но твои опущенные плечи, тихий дрожащий голос и влажные от сдерживаемых слез глаза, доказывают мне, что весь этот бред серьезнее некуда. — Твой Стас самое настоящее говно! – вот так, легко и просто высказал я простую истину, на мой сугубо субъективный взгляд, абсолютно неоспоримую. — Нет, — тут же кидаешься ты на его защиту, отчего меня заметно коробит. – Ты не понимаешь. Ему просто очень сложно, что теперь он живет не один. Раньше ведь он никогда не жил вместе с тем, с кем встречался. Ему сложно привыкнуть, что я рядом с ним и днем и ночью. Для человека, привыкшего жить одному, это довольно тяжело, делить свой дом с кем-то. А тут я все время пытаюсь внести изменения в его такой привычный быт. — Да ты послушай себя, какой бред ты несешь! – я больше не выдерживаю и взрываюсь. – Трудно делить свой дом с человеком, которого любишь? Орать на него из-за какого-то гребаного коврика? Злиться, когда он звонит? Упрекать его, что он купил не те продукты? И ты считаешь, что это в порядке вещей? Дим, тогда какого хрена он тебе предложил к нему переехать? Если для него это такой напряг? Я тянусь к пачке сигарет, но твой взгляд напрочь отбивает желание курить и я, скомкав в кулаке целую пачку, кидаю ее в стену, от которой она отпружинивает и падает недалеко от твоих босых ступней. Некоторое время я не мигая смотрю на этот комок. — Ему просто удобно иметь под рукой твое тело. Наорал, вызверился на тебя после утомительного рабочего дня, трахнул, отвел душу и можно спать спокойно. Хорошо устроился. Он тебя хоть не бьет? – спрашиваю я, уже готовый к абсолютно любому ответу. Ты слегка хмуришься и нервно сглатываешь, словно раздумывая говорить мне правду или нет. Твоя мимика говорит лучше всяких слов и я уже знаю ответ на свой вопрос. Хочется удариться затылком о стену, о которую я сейчас опираюсь спиной… и биться об нее до потери сознания. — Было пару раз, — наконец произносишь ты и тут же торопишься меня успокоить, — Но ничего серьезного, он тогда был пьян, и мы повздорили. Правда, ты не думай, что он меня избивает. Такого бы я не стал терпеть. Я же не мазохист. Я улыбаюсь, но только вот улыбка получается какая-то горькая и искусственная. — А измену терпеть готов? Ты ведь не собираешься уходить от него, так ведь? – твое молчание красноречивее всяких слов. Больно. – Ты его любишь? — Да… наверное. Иначе, стал бы я терпеть все это? — Дим, нахера ты пришел ко мне? – спрашиваю я, устало закрыв глаза. Хочется исчезнуть, раствориться в воздухе, разбиться на мельчайшие молекулы-атомы, чтобы первый же порыв ветра унес меня куда подальше. Чтобы не было больше этих мыслей, этой боли, этих чувств. Хочу быть нигде. Хочу стать никем. — А к кому мне еще идти? – как-то обиженно сопишь ты. – Ты мне сейчас нужен. Но если я тебе мешаю, то могу и уйти. В конце концов, у меня есть своя собственная квартира. Ну конечно, сейчас я тебе нужен, и ты сидишь тут со мной, целуешь меня, изливаешь душу. А завтра, когда я уже буду не нужен, ты уйдешь к нему, а я опять останусь сидеть и ждать, когда же я тебе понадоблюсь… И кого винить во всем этом? Только себя… Я сам сделал наши отношения такими, так что теперь хватит ныть. — Сиди уже, не рыпайся, — рявкаю я, хотя прекрасно понимаю, что ты бы и так никуда не ушел. Я встаю и достаю из шкафчика бутылку коньяка. Ты сам притащил ее мне на какой-то праздник. Ну что ж, пришла пора ее прикончить, случай как раз самый подходящий. Правда, я предпочел бы распить ее отмечая что-нибудь, а не оплакивая, но, видимо, не судьба. Прихватив с собой бутылку, мы перекочевали с тобой в зал, где рассевшись на огромном диване, врубили какой-то мультфильм. Мы с тобой пили и разговаривали, изредка поглядывая на экран. Тему Стаса негласно решили больше не затрагивать, поэтому сейчас наш разговор протекает спокойно и даже как-то уютно. Было почти также хорошо, как раньше, когда мы часто устраивали с тобой такие вот посиделки, но ощущение уюта портит этот мутный осадок и мысли, которые я усиленно не пускаю в голову, но их незримое присутствие ощущается совсем рядом. Словно кто-то стоит прямо за моей спиной и дышит холодом мне в затылок. Совсем быстро мы с тобой уговариваем на двоих целую бутылку, и я чувствую, как меня начинает развозить. Про тебя я вообще молчу, учитывая, что ты ко мне пришел и так порядком подзаправленный. Мы лежим с тобой на диване совсем рядом друг с другом и смеемся над какой-то шуткой мультяшки, когда я чувствую, как ты прижимаешься губами к моей шее и легонько целуешь ее. — Дим, что ты делаешь, — хрипло спрашиваю я, ощущая, как меня охватывает крупная дрожь. — Глупый, целую тебя в шею. Чего тут непонятного? – ты на секунду отстраняешься и смотришь на меня. Зрачки твоих глаз настолько расширены, что серая радужка теперь кажется лишь светлым ободком, обрамляющим темный омут зрачка, в котором я вижу страсть и желание. — Перестань, — я пытаюсь оттолкнуть тебя, но ты удивительно крепко вцепился в мои плечи. — Почему? Ты же хочешь этого, — касаешься губами моего уха, и я чувствую, как твое дыхание шевелит мои волосы. — Я не хочу быть для тебя игрушкой, которую ты дразнишь, но не подпускаешь к себе, — слова вылетают раньше, чем я успеваю подумать. — Нет, сегодня никаких игр, обещаю, — проводишь ладонью по моей щеке и как-то жалобно заглядываешь мне в глаза. –Макс, ну пожалуйста… Это твое «пожалуйста» становится последней каплей в моей чаше и у меня напрочь сносит крышу. Чувства, которые я годами сдерживал в себе, прятал от посторонних глаз, вырвались наружу, словно цунами, сметая все на своем пути. И эту волну уже не остановить. Меня не остановить. С громким стоном я жадно впиваюсь в твои губы, возможно причиняя тебе боль, но я не могу себя сдерживать, это больше не в моих силах. Я не знаю, с чем можно сравнить все те чувства, которые охватили меня. Наверное, по ощущениям это похоже на американские горки. Да, именно. Ощущение, когда ты несешься вперед, не видя ничего вокруг и только чувствуя потрясающее чувство полета и скорости, когда все внутренности сжимаются в один комок, а вены распирает от переизбытка адреналина. А ты летишь вперед, и так хочется раскинуть руки, словно птица крылья и закричать от восторга, во всю силу своих легких, так, чтобы все вокруг слышали, как же тебе хорошо. Наверное, я слишком груб и порывист в своих ласках, но ты с такой готовностью отвечаешь мне, что это заводит меня еще больше. Я провожу языком по твоим губам и резко ввожу его тебе в рот, глотая твой стон, и мне кажется, что я готов кончить уже сейчас, просто слыша, как ты стонешь от моих поцелуев. Я до сих пор не могу поверить, что это происходит со мной. Что ты – мой! Пусть всего на одну ночь, но я своего не упущу. Ты сам предложил мне себя, и я сделаю все возможное, чтобы хотя бы сегодня ты принадлежал мне, а не им… Отрываюсь от твоих зацелованных губ, и провожу губами дорожку вдоль шеи и останавливаюсь на груди. Провожу пальцем по бусинке соска, а потом обхватываю его губами, не сводя взгляда с твоего лица. Я много раз пытался представить выражение твоего лица, когда ты занимаешься сексом. Но ни одна моя фантазия не шла ни в какое сравнение с тем, что я видел сейчас. Ты был красив как никогда. Затуманенные страстью глаза, лихорадочный румянец на щеках, слегка припухшие и покрасневшие от моих поцелуев губы, которые ты облизывал кончиком языка, в попытке удержать рвущийся с губ стон. Я хочу запомнить все это до мельчайших подробностей, сохранить тебя в памяти именно такого… Ты начинаешь ерзать подо мной, стараясь стать ко мне как можно ближе, чувствую твои руки скользящие по моей спине, и эти твои ласки заставляют меня действовать активнее. Я вырисовываю на твоей груди языком замысловатые узоры, с улыбкой отмечая, как тебя трясет от моих прикосновений. Я знаю, чего ты хочешь, но во мне возникает желание чуток поиздеваться над тобой, подразнить тебя. Берусь за край полотенца, которое так и осталось на тебе после ванной, и начинаю потихоньку стягивать его. Ты наблюдаешь за моей рукой широко раскрытыми глазами, и я уверен, что сейчас ты даже задержал дыхание. Двигаешь пахом по направлению к моей руке, но я с улыбкой отрицательно качаю головой. — Не так быстро, — шепчу я, разводя твои колени в стороны, нависаю над тобой и начинаю выцеловывать твой живот, обвожу языком каждый едва заметный квадратик, ласкаю кончиком языка пупок. Вылизывая выступающие косточки таза, намеренно игнорирую твой стоящий колом член. Никогда не думал, что я садист, но сейчас, видя твои мучения, которые доставляют мне непередаваемое удовольствие, я в этом убедился. А ты мечешься по дивану и, всхлипывая, умоляешь меня не издеваться над тобой. А я, словно не слышу тебя, и продолжаю ласкать твои бедра, колени… — Ну Маааакс! – уже не шепчешь, а требовательно кричишь ты, и я наконец решаю сжалиться. Скольжу вдоль твоего тела и останавливаюсь на уровне твоего паха, облизывая в предвкушении губы. Ты приподнимаешься на локтях и нетерпеливо следишь за моими действиями, нервно кусая губы и комкая пальцами плед. Ощущение того, что сейчас ты полностью в моей власти опьяняет настолько, что у меня перехватывает дыхание. Или я просто забываю дышать. Когда ты рядом со мной вот такой открытый, беззащитный, желанный и любимый, я даже имя свое забываю. Помню лишь одно, что ты – мое всё. Улыбнувшись тебе, я, наконец, концентрирую все свое внимание на твоем члене, уже обильно истекающем смазкой. Провожу рукой вдоль ствола и чувствую, что мой собственный орган того и гляди разорвет боксеры, которые стали ужасно тесными, но я мужественно терплю, внушая себе, что придет и моя очередь. Впереди еще целая ночь… Касаюсь головки губами, а потом полностью заглатываю и ласкаю языком. Ты шипишь и выгибаешься дугой, запустив пальцы мне в волосы и крепко зажав их в кулаках. Стараешься войти в мой рот как можно глубже, на всю длину и я позволяю тебе это, плотно обхватив твой член губами и массируя его языком. Руками держу тебя у основания и мну яички, чувствуя, что ты уже совсем близок к оргазму. Когда вязкая струя ударяет мне прямо в горло, я с готовностью глотаю все до последней капли. Никогда не глотал ничью сперму, раньше всегда брезговал. Но сейчас я даже подумать не мог, чтобы поступить как-то иначе, более того, мне этого хотелось. Хотелось выпить тебя всего, до дна. Чтобы чувствовать твой вкус на губах. А ведь ты на самом деле вкусный. Провожу по губам языком, слизывая с них оставшуюся терпкую чуть солоноватую жидкость, и довольно причмокиваю. — Зачем ты… Не надо было, — тихо шепчешь ты, подтягивая меня себе на грудь и жадно целуя. — Хочу… — выдыхаю я тебе в рот. – Тебя хочу. Ты отстраняешься и, выпрямившись, становишься на колени. На какое-то мгновение меня охватывает паника, мне кажется, что ты хочешь уйти. Хватаю тебя за руку, в попытке остановить, и ловлю твой нежный взгляд. — Я здесь. Я никуда не ухожу, просто хочу поменять положение, — успокаиваешь ты меня, и с моих губ слетает облегченный выдох. Ты проводишь ладонью по моей груди, сверху вниз и твои пальцы замирают на поясе домашних спортивных брюк. Подцепив одновременно и штаны и боксеры, ты стягиваешь с меня одежду, и какое-то время просто молчишь, разглядывая меня. И я чувствую прикосновения твоего взгляда, как если бы ты меня коснулся ладонью, от этого прикосновения также горячо и сладко. — Ты знаешь, что ты великолепен? – вдруг говоришь ты мне, и я удивленно смотрю на тебя. – Самый красивый…Идеальный, — бормочешь ты, покрывая мое тело поцелуями. А я уже ничего не соображаю, в голове словно растекся какой-то дурман, и все, на что я сейчас способен, это только чувствовать твои ласки, остро на них реагируя. Ты касаешься губами моего члена, и я кричу, не в силах сдержаться от пронзившего меня острого наслаждения. Ты ласкаешь меня, доводишь до изнеможения своим ртом, а я лишь беспомощно выгибаюсь и кричу, хватаясь пальцами за покрывало. Больше не в силах сдерживаться, отталкиваю тебя и, подмяв под себя, нависаю сверху. Ты с готовностью раздвигаешь ноги и эта твоя безмолвная покорность просто сводит с ума. Медленно начинаю вводить в тебя сразу два пальца, не прерывая зрительного контакта. Для меня так важно видеть все твои эмоции. Твое дыхание сбивается и ты сам начинаешь насаживаться на мои пальцы, тихо постанывая. Тебя хватает ненадолго. Едва я ввожу третий палец, как ты возмущенно рычишь. — Макс, черт возьми! Ну давай уже… Я больше не могу. Мне не нужно повторять дважды, я уже сам на пределе, готов вот-вот вспыхнуть. На секунду оставляю тебя и лихорадочно начинаю шарить в стоявшей рядом с диваном тумбочке. Нащупав искомый тюбик, возвращаюсь на диван, и ты тут же обхватываешь мою талию ногами. — Сейчас, мой хороший. Потерпи, — шепчу я тебе, нанося прохладный гель тебе между ягодиц и обильно смазывая им свой член. Меня распирает от нетерпения, кажется, что если я вот прямо сейчас не войду в тебя, то умру на месте. Ты снова жалобно стонешь, и я, не медля ни секунды, резко вхожу в тебя на всю длину и замираю, давая привыкнуть и тебе и себе самому к моему вторжению. Какой же ты узкий! Ты так плотно обхватываешь мой член, что, наверное, я могу кончить и не двигаясь, но ты нетерпеливо ерзаешь подо мной, давая понять, что моя пассивность тебя не устраивает, и я начинаю движение. Ты тут же ловишь мой ритм и начинаешь подмахивать, насаживаясь на меня. От твоих громких стонов мой мозг разносит на кусочки. Не сбиваясь с ритма, я наклоняюсь к тебе и целую в губы, и ты, впившись пальцами в мои волосы, хватаешь мою губу зубами и слегка прикусываешь, тут же ее зализывая. Рукой я массирую твой член, мну его в едином темпе с нашим движением. Чувствуя приближение оргазма, я откидываю голову назад и начинаю еще быстрее двигать рукой и еще глубже вбиваться в тебя. Кончаем мы одновременно. Наши крики в унисон разбивают вдребезги царившую в квартире тишину. Кажется я кричу, что я люблю тебя… Ну конечно я кричу. Эта любовь так переполняет меня, что я просто не в силах сдерживать ее в себе. Обхватив меня за шею, ты тянешь меня к себе и я, обессиленный, валюсь на тебя бесформенной кучей. — Тебе же тяжело, — пытаюсь возразить я. — Нет, мне,наоборот, так хорошо, — возражаешь ты и целуешь меня в плечо. Когда дыхание и пульс приходят в норму, я начинаю замечать происходящее вокруг. Слышу, как по карнизу барабанит дождь, и где-то вдалеке раздается раскат грома, которому вторит разрезавшая гладь окна на зигзаги молния. Я обеспокоенно смотрю на тебя, потому что знаю, что ты боишься грозы. Еще с самого детства. В такую грозу погибли твои родители, и с тех пор ты панически боишься этого явления природы. Но к моему удивлению, сейчас твое лицо не выражало страха. Совсем наоборот, сейчас на нем было спокойное и умиротворенное выражение, а кончики губ были приподняты в легкой улыбке. Я перекатываюсь на спину, и прижав тебя к груди, зарываюсь носом в пахнущие моим шампунем волосы. Если бы можно было остановить время и остаться в этом мгновении навечно. Пусть за окном вечно идет дождь, а я буду вечно оберегать тебя от всех опасностей, от всех твоих страхов, только лишь бы всегда твое лицо выражало такое спокойствие, а на губах играла эта легкая улыбка. Но вот захотел бы этого ты… в этом я не уверен. Что будет завтра, когда мы проснемся? Как ты себя поведешь? Мне страшно об этом думать… А может и не надо думать об этом вовсе. У меня есть ночь, и я возьму от нее все. Я нежно беру тебя за подбородок и накрываю твои губы своими. Ты с готовностью отвечаешь на мой поцелуй, и у меня внутри что-то сладко щемит. Я не знал, что может быть настолько хорошо, и что я могу быть таким ненасытным. Я снова хочу тебя, и ты это чувствуешь, так как я прижимаюсь пахом к твоему бедру. Слышу твой заливистый смех и сам улыбаюсь как дурак, не пойми чему. — Как, уже? – нарочито удивленно произносишь ты, давясь смехом. – Ох уж эта молодежь со своим вечным сперматоксикозом! — Я, между прочим, на два года старше тебя! – хмыкаю я, кусая тебя за мочку уха. — Ммммм.. да? Ну что ж, мне остается только оценить ваши возможности в таком преклонном возрасте, — продолжаешь издеваться ты. — Вот и оцени, — кладу твою руку на свой член и вздрагиваю, когда ты плотно обхватываешь его ладонью. — С удовольствием, — раздается твой шепот уже без капли издевки. Просыпаюсь от чувства ужасного холода и от осознания того, что тебя нет рядом. Понимание того, что ты ушел, наваливается на меня на уровне инстинкта, но я знаю, что этот инстинкт верен. Просто чувствую, что тебя в моей квартире нет. Но все же с какой-то необоснованной надеждой граничащей с отчаянием и истерикой, упрямо обхожу всю квартиру по нескольку раз, повторно заглядывая в ванную и туалет. Как будто ты мог спрятаться за унитазом так, что с первого раза я тебя и не заметил. Пытаюсь убедить себя не паниковать, мало ли что случилось. Может тебя срочно вызвали на работу, и ты не захотел меня будить… Макс, ты сам-то хоть веришь в этот бред? В воскресенье? Рано утром? На работу? Да уж, вариант с работой отпадает. Но всему наверняка есть нормальное объяснение. И я верю, что ты мне позвонишь, и мы поговорим. Просто после того, что произошло этой ночью, все не может закончиться вот так. Начинаю нервно нарезать круги по залу и вдруг замечаю на полу белый клочок бумаги. Сердце почему-то пропускает удар и меня охватывает нехорошее предчувствие. До ужаса боюсь брать эту бумагу в руки, но понимаю, что надо, так как там – все мои ответы. В том, что эта записка от тебя, я даже не сомневаюсь. Положив ее перед собой на журнальный столик, с которого она, очевидно, и упала, некоторое время просто сижу и прожигаю на ней дыры, не решаясь перевернуть и прочитать содержание. Но вот я, задержав дыхание, медленно переворачиваю бумажку. Легко ли сломать человека? Разрушить его мир до основания? Да, на самом деле это очень легко. Даже легче, чем вы себе можете представить. Мой вот мир разрушили всего лишь одним словом, наспех накорябанным на белом клочке бумаги. «Прости». Вот и все, что ты написал мне. После этой ночи, после моих признаний, все, что ты можешь сказать мне это только «прости», да и то, не глядя мне в глаза, а с помощью какой-то писульки. О да, у тебя хорошо получилось меня добить. Не просто добить, а растоптать, как последнее ничтожество. За что ты просишь у меня прощения? За то, что попользовался мной? Нет, я не могу тебя в этом обвинять. Ведь я сам сознательно пошел на это, как последний глупец надеясь, что эта ночь сможет изменить многое. Но вот почему пошел на это ты? Боюсь даже предположить, и все же на ум приходит единственное логическое объяснение твоему поступку. Ты просто хотел наказать Стаса за измену. А кто подойдет на роль твоего любовника, как не твой влюбленный в тебя друг, готовый выполнять все твои желания по одному щелчку твоих пальцев и бегущий на каждый твой зов? Ты хорошо меня выдрессировал. Но знаешь, всему есть предел. В том числе и моему терпению. Я так устал ждать тебя, устал надеяться, что когда-нибудь ты все же будешь моим. Я должен был понять все еще тогда, когда будучи школьниками, я признался тебе в своих чувствах, а ты их отверг. Нет, я не говорю, что ты должен был принять их. Ведь всякое бывает, и невзаимная любовь также имеет право на существование. Но зачем же ты держал меня при себе? Ты же видел, что я не в силах уйти от тебя сам. И ты, наоборот, с каждым годом привязывал меня к себе все больше и больше. Зачем? Сколько раз я задавался этим вопросом, но всегда не решался спросить. Ну что ж, как бы оно ни было, я сделаю то, что должен был сделать много лет назад. Как говорят, лучше поздно, чем никогда. Но вот лучше ли? Не знаю… я ничего не знаю. Когда злокачественная опухоль поражает какой-то орган, то ее надо вырезать… возможно вместе с этим органом. Так и я хочу вырезать тебя из своего сердца. Раньше я не решался, но теперь мне нечего терять. Если раньше я еще как-то мог быть рядом с тобой и закрывать глаза на все твои романы, то теперь я этого не вынесу. Теперь, когда я знаю, каково это – быть с тобой, я просто сдохну, корчась в приступах ревности, представляя тебя в чужих объятиях. В таких мыслях проходит целый день и бессонная ночь. На следующее утро сползаю с кровати, кое-как заставляю себя умыться, одеться и отправиться на работу. Злость на тебя, обида, отчаяние, боль, весь этот сумасшедший микс оказывает на меня какое-то странное действие, повышая мою работоспособность в несколько раз. В попытках забыться я работаю как проклятый и к концу рабочего дня я уже нахожусь на последнем издыхании, когда шеф вызывает меня к себе. Как я и ожидал, он уже давненько рассматривает мою кандидатуру на повышение, а так как в течение последних недель я показал себя как усердный работник, то он принял окончательное решение. Я стою и чуть ли не с открытым ртом слушаю о том, что если я соглашусь на этот пост, то вместе с тем я автоматически соглашаюсь переехать в другую страну, так как наша компания заключила договор с одной крупной американской фирмой и теперь, ввиду тесного сотрудничества, нашей компании необходим там свой человек. А так как я не обременен семьей, отлично знаю английский язык и к тому же являюсь хорошим работником, то шеф рассматривает мою кандидатуру как идеальную для данного поста. — Ну так что, ты согласен? Тебя ведь тут ничего не держит? – спрашивает Аркадий Александрович, даже не представляя, что своим вопросом попал в самую точку. Держит ли меня тут что-нибудь? Два дня назад я бы сказал, что да. А сейчас… — Нет, Аркадий Александрович. Здесь меня ничего не держит. — Ну вот и отлично, — шеф от радости даже хлопнул в ладоши. – Значит оформляем документы. На оформление документов и прочую волокиту ушел почти месяц. Все это время я, как мог, старался не думать о тебе. Днем у меня это вполне получалось, так как работы было непочатый край, надо было доделать свою работу, и к тому же ввести в курс своего преемника. Но вот ночами было тяжело, лежа в кровати и уставившись пустым взглядом в потолок, я просто не мог не думать о тебе. Я пытался представить, чем ты занимаешься в этот самый момент и думаешь ли обо мне, скучаешь ли. А может ты вообще про меня забыл? Ведь прошел уже месяц. Завтра я уезжаю, так и не увидев тебя в последний раз. Так даже лучше, наверное. Последним моим воспоминанием о тебе, будет воспоминание о той ночи. Да, я и не хотел бы запоминать тебя другим. Проснувшись рано утром как неприкаянный брожу по квартире, не зная, чем себя занять. Чемоданы собраны, документы оформлены, остается только ждать вылета, который состоится в шесть часов вечера. А до него еще уйма времени. Наконец устав от бесцельного брожения включаю телевизор и просто тупо пялюсь в экран, даже не улавливая сути транслируемых картинок. Звонок в дверь выводит меня из этого анабиозного состояния и я плетусь к двери. За дверью стоишь ты, какой-то весь растрепанный, не выспавшийся. Твое сбившееся дыхание говорит о том, что по лестнице ты поднимался не спокойным шагом, а как минимум бегом. — Успел, — выдыхаешь ты и оттолкнув меня с прохода, входишь в квартиру. Окидываешь мрачным взглядом стоявшие в коридоре чемоданы и резко развернувшись ко мне, зло шипишь. — Какого черта я узнаю, что мой лучший друг уезжает из страны от абсолютно посторонних людей? — Надо же, ты вспомнил, что я твой лучший друг! Как мило! Не прошло и пяти лет, — гневно парирую я, разозленный твоими словами и твоим поведением. – За целый месяц ты не удосужился мне позвонить, так каким образом я мог тебе это сообщить? — А самому позвонить не судьба? – ты уже переходишь на крик, и я сам не замечаю, как начинаю на автомате кричать в ответ. — Самому? Это после того, как ты меня поимел, а на утро сбежал как последний трус? После этого я должен был тебе звонить? — Насколько помню я, то имел меня как раз ты! — Не придирайся к словам, ты прекрасно понимаешь, что я имею ввиду. Дим, вот ты мне скажи, я что, даже не заслужил того, чтобы ты мне все в лицо высказал? Что я мразь такая, что я беспонтовый любовник и что ты мне все равно предпочитаешь своего Стаса, — уже тише говорю я. После моих слов на твоем лице отражается глубокий шок. — Макс, черт, ну и фантазия у тебя. Ты что, действительно думал, что я ушел именно поэтому? — А что мне еще оставалось думать? Когда утром я вместо тебя нахожу какую-то сраную записку. Если я ошибался, то объясни мне, почему ты тогда ушел. Вот прямо сейчас, объясни! – требую я, уже вплотную подойдя к тебе. В твоем взгляде проскальзывает паника, и ты отступаешь от меня на шаг назад. — Я не знаю, почему я так поступил. Наверное, испугался. Побоялся посмотреть тебе в глаза, — тихо шепчешь ты, опустив голову. — Чего ты испугался? — устало спрашиваю я, и ты поднимаешь на меня свой взгляд. — Того, что я сделал. Ведь то, что случилось, это была полностью моя вина. Я не должен был… Я же знаю, что ты чувствуешь ко мне, и я этим воспользовался. Только не смей думать, что мне с тобой было плохо, слышишь? — ты подходишь ко мне и касаешься ладонью моей щеки, и от этой ласки я закрываю глаза. – Так хорошо мне еще не было ни с кем. Это-то меня и испугало. Но… ведь люблю-то я Стаса. Понимаешь? В твоих глазах блестят слезы, да я и сам чувствую, как мои глаза начинает щипать. Резко смыкаю веки, чтобы не дать влаге пролиться. — Понимаю, Дим, — говорю я, когда, наконец, получается справиться с собой. – Знаешь, у меня скоро самолет… — Пожалуйста, не улетай! – по твоим щекам уже ручьями льются слезы, и ты утыкаешься носом мне в грудь. – Как я буду без тебя? Ты мне нужен. — Себе я тоже нужен, — безразличным голосом произношу я. – А здесь я не смогу остаться самим собой, я сломаюсь окончательно. «Ты меня сломаешь». — Но ведь ты…ты любишь меня… — жалобный шепот, от которого кровь в жилах стынет. — Знаешь, Дим, я так устал тебя любить. Устал делить тебя с другими. Мне надоело жить от одной твоей подачки до другой. Это слишком тяжело и, наверное, я переоценил свои возможности. Я слишком слаб для такой любви. Она со мной столько, сколько я себя помню, но сейчас я выдохся. У меня уже больше нет сил, они иссякли, прости. Но так, наверное, будет всем проще, и тебе и мне, — я поражаюсь, как спокойно и холодно звучат мои слова, в то время как внутри у меня творится настоящая война. Я разрываюсь от желания прижать тебя к себе и вытереть слезы, но этому противоречит голос разума, который твердит, что так будет лучше. Ты с выражением ужаса на лице пытаешься понять, насколько серьезны мои слова. Мой отрешенный вид дает тебе ответ на этот вопрос. — Ты… хотя бы звони мне изредка. Или пиши по электронке. Макс, хорошо? Просто напиши, что у тебя все в порядке, что ты здоров и счастлив. Мне большего не надо. — Думаю не стоит нам поддерживать дальше какие-либо отношения. Даже по электронной почте, — говорю я, а ты весь сжимаешься от моих слов, словно я тебя ударил. Какое-то время мы стоим в тишине, но ты вдруг подскакиваешь ко мне и прижимаешься к моим губам. Я не могу отказать тебе в последнем поцелуе. В первую очередь не могу отказать в нем себе. Чувствую на губах твои слезы и от этого хочется выть во весь голос и рвать на себе волосы. Ты также резко отстраняешься и, не глядя на меня, выходишь из квартиры, бросив напоследок «Будь счастлив». Я подхожу к двери и касаюсь ее лбом, а потом, облокотившись о нее спиной, медленно сползаю на пол. Нужды сдерживать слезы больше нет, и они скупыми струйками бегут по щекам. Ну вот… ампутация прошла успешно. Ваше сердце вас больше не будет беспокоить, потому что у вас его больше нет. Одним движением я разрубил все связывающие нас нити. Все. Свобода. Только почему у моей свободы вкус полыни и слез? В аэропорту Нью-Йорка меня встречает представитель компании, на которую я буду работать в ближайшее время, Эштон Робертс, а также водитель, опять таки, предоставленный фирмой. Меня тепло приветствуют и тут же интересуются, как прошел полет и хорошо ли я себя чувствую. Какое-то время мы болтаем о пустяках, Эштон рассказывает о компании, о моей должности, о квартире, в которой я буду жить и еще о куче сопутствующих моему переезду вещей. Когда разговор угасает, я просто отворачиваюсь в окно, наблюдая за снующими вокруг людьми, так напоминающих муравьев, копошащихся в своем муравейнике-мегаполисе. Золотисто-зелено-красная гамма оформления улиц и витрин напоминает мне, что на носу рождественские праздники, которые мне, видимо, придется провести одному. Новый год и Рождество – твои самые любимые праздники, мы всегда старались проводить их как-то по-особому. И не зависимо от того, встречались ли мы на тот период с кем-то, эти праздники мы отмечали вдвоем. Ты всегда говорил, что это семейные праздники, а мы и есть семья. Маленькая, но семья. Боль острой иглой пронзает внутренности, и с губ слетает еле слышный стон. Я пока не привык к этой боли, но я буду учиться терпеть ее. Я не настолько глуп, чтобы надеяться на то, что она в один прекрасный день исчезнет. Она может притупиться, стать не такой острой, но она всегда будет со мной. И я сам не хочу, чтобы боль исчезала, ведь это – единственное, что у меня осталось от тебя. Эта боль и куча твоих фотографий, бережно упакованных на дне чемодана. Я сам не знаю, зачем взял их с собой: убегая от тебя, я прихватил с собой твой образ. Где тут логика? Если бы я знал. Наверное, в моем отношении к тебе не надо искать логики, ее там просто нет. Из раздумий меня выводит громкий крик Эштона, который уставившись куда-то в окно истошно вопит. Словно в замедленной съемке, поворачиваю лицо в сторону своего окна и вижу, как на меня несется грузовик. Странно, но я совсем не испытываю страха. Единственное, что я чувствую – это сожаление, что я тебя больше не увижу, а еще облегчение, что моя боль была такой недолгой. Крики, визг тормозов, скрежет металла, чувство, что меня разорвало на части и блаженная темнота, в которой я слышу почему-то твой голос и вижу твои печальные прозрачные глаза. Когда я очнулся, то первой моей мыслью было, что я умер и попал в рай. Почему в рай, а не в ад? Да потому что все вокруг было белым. Как в этих фильмах про ангелов и бога. Они все ходят в белых одеждах, на фоне белых облаков. И все у них настолько белое, что сливается в одну сплошную белую массу. Вот так и я, открыв глаза, увидел перед собой сплошной белый фон. Однако мерное пиканье откуда-то слева, устрашающего вида прибор, букет пестрых цветов на столике уверили меня, что это никакой не рай, а обыкновенная больница. Нахмурившись, я напрягаюсь в попытке расшевелить свои извилины и вспомнить, что же произошло. Единственное, что мне удается вспомнить, это несущийся на наш автомобиль грузовик. Стоп. Грузовик? Значит, авария была серьезная. Я в панике пытаюсь рассмотреть себя на наличие повреждений, но повернув голову в сторону, замечаю стоявшее рядом с моей кроватью кресло. А в нем… Либо я брежу от полученной травмы головы, либо это действительно ты. Ты спишь, свернувшись калачиком в кресле, положив одну руку на мою кровать. Я не могу не заметить, насколько осунулось твое лицо, а эти синяки под глазами… — Дим, — тихо зову я, и ты подскакиваешь на месте, словно я проорал это во весь голос. Сначала непонимающе озираешься по сторонам, а потом останавливаешь взгляд на мне. От твоего взгляда у меня перехватывает дыхание, в нем столько ужаса, боли и отчаяния. А когда ты замечаешь, что я пришел в себя, ты тихо шепчешь, словно не веря своим глазам: — Макс? – и тут же зажмурившись, бормочешь себе под нос, совсем тихо, — Боже, спасибо тебе, спасибо, спасибо. — Дим, что ты тут делаешь? — Ты попал в аварию, а единственный вопрос, который тебя волнует, это что я тут делаю? – спрашиваешь ты, ухмыляясь. – Вообще, нормальный больной должен тихим голосом, полным боли и страдания, задавать стандартный в таких ситуациях вопрос «Что со мной произошло?». — Ну хорошо, — тоже улыбаюсь я. – Так что со мной произошло? — Ваша машина попала под грузовик, у которого отказали тормоза, — твое лицо стало серьезным. – Вам повезло, что на повороте вас немного занесло, поэтому он лишь задел задний бампер с твоей стороны. Если бы не это, то он врезался бы прямо в тебя… — твой голос срывается под конец, и я накрываю твою кисть руки своей. — Что с остальными? — Они отделались незначительными травмами, ничего серьезного. У тебя же сломано несколько ребер, сотрясение мозга и многочисленные ушибы. — Да я еще легко отделался, — нарочито беззаботно фыркаю я. — Да ты вообще родился в рубашке. Ладно, надо позвать медсестру, сказать, что ты пришел в себя. Медсестра, которую ты приводишь, тут же разворачивает вокруг меня бурную деятельность, что-то все время измеряя, спрашивая, вкалывая. Видимо, она вколола мне снотворное, так как меня сморил сон, и я, прежде чем провалиться в темноту, поставил себе в уме заметку, все же расспросить тебя, как ты тут оказался. Хотя… разве это важно? Ты просто тут и это самое главное. — Через три дня Рождество, — тихо произносишь ты, стоя возле окна и наблюдая, как на улице крупными хлопьями падает снег. Отсюда мне хорошо видно твое отражение в стекле и я вижу, как между твоих бровей пролегает глубокая складка. Ловлю себя на желании встать и разгладить ее пальцем. Мне так и не удалось поговорить с тобой, я в сознании уже два дня, но я либо сплю, а если не сплю, то окружен всякими медсестрами-врачами. Меня это жутко бесит, хочется выпихнуть их всех из своей палаты и запереть за ними дверь. Но вот, наконец, нас оставили в покое, и я могу побыть с тобой наедине. Приняв сидячее положение, я, сморщившись от боли, свешиваю ноги с кровати. Ты, заметив в стекле мое отражение, тут же подскакиваешь ко мне. — Ты что-то хочешь? В туалет? Попить? — Поговорить я хочу! – недовольно бурчу я, однако не могу отрицать, что твоя забота мне приятна. – Дим, расскажи. — Да нечего рассказывать, — ты пожимаешь плечами и теребишь пальцами край моей простыни. – Мне позвонил твой шеф, Аркадий Александрович. У тебя же близких нет, а на работе все знают, что мы с тобой чуть ли не родственники. Вот они мне и позвонили. — И ты прилетел… Не стоило в такую даль лететь. Попросил бы, тебя о моем состоянии периодически информировали. Со мной-то все в порядке, зря беспокоился только, — это совсем не то, что я хочу сказать, но слова сами лезут наружу. Ты смотришь на меня, гневно прищурив глаза, и я знаю, что это твое выражение лица не предвещает ничего хорошего. — Ты совсем дурак или это последствия аварии? – кричишь ты, активно жестикулируя руками. – Я думал, я сдохну, когда мне твой босс позвонил. А пока я к тебе добирался? Это же не дорога была, а сплошное мучение. Я все время думал, успею ли, застану ли тебя живым. А вдруг ты уже умер? Мне же о твоем состоянии еще ничего конкретного известно не было. Мне просто сказали, что ты жив, но пока без сознания. А что с тобой, в каком ты состоянии, не сообщили. А ты говоришь, что не стоило приезжать. Мне нужно было увидеть тебя своими глазами, чтобы убедиться. Понимаешь? Мне нужно было… — ты затихаешь и продолжаешь уже совсем другим тоном, — Макс, знаешь, я не смогу тебя больше отпустить от себя. Один раз я это уже сделал и чуть не потерял тебя. Я же без тебя не смогу. Можешь мне не верить, но это правда. — А как же Стас? – задаю я вопрос, от ответа на который зависит, наверное, вся моя жизнь. — К черту Стаса! – неожиданно резко кидаешь ты. – Я, наверное, на самом деле наивный придурок. Верю во всякую ахинею, которую мне впаривают симпатичные парни. Скажешь мне люблю, и я, как последний дурак, ведусь на это. Ищу любовь и счастье там, где их и в помине нет. Почему так происходит, Макс? Почему мы не видим того, что лежит у нас перед самым носом? — Наверное, потому что доступное не кажется нам таким интересным и заманчивым, — пожимаю я плечами, чувствуя, как в горле образуется комок. Ты подходишь ко мне вплотную и прижимаешь мою голову к груди. С силой зажмурив глаза, я вдыхаю твой такой родной аромат, ощущая, как ты мягко проводишь рукой по волосам. — Прости меня, если сможешь. За все. Помнишь, когда ты признался мне в любви в первый раз? Ну конечно помнишь. Так вот, я тогда жуть как испугался. Я боялся, что могу потерять тебя, если наши отношения из разряда дружеских перерастут в романтические. А если быть честным, то этот страх преследовал меня вплоть до недавних пор, — я невнятно замычал в твою рубашку, но ты лишь крепче прижал меня к себе. – Понимаешь, все, с кем я пытался строить отношения, рано или поздно исчезали из моей жизни. Я боялся, что и с тобой будет так же. Возможно, звучит глупо, но я действительно в это верю… верил. А терять тебя я был не готов. Я знаю, это эгоистично и жестоко по отношению к тебе. Но я всегда любил тебя. Пусть не так, как того хотел ты, но это была любовь. Настоящая и искренняя. — А Стас? – хрипло выдавливаю я, опять возвращаясь к своим баранам. — А что Стас? Я придумал себе эту любовь и как дурак холил и лелеял то, чего вообще не существовало. А ты хоть заметил, что он похож на тебя? Я удивленно отстраняюсь от тебя, пытаясь осмыслить то, что ты мне сказал. Он похож на меня? А ведь действительно… Глаза, волосы, рост… Только я чуть поплотнее буду. — Ты запал на него только потому что он похож на меня? – ошарашено спрашиваю я, и ты удрученно киваешь. – Но ведь у тебя был я. Всегда был я! Зачем искать копию, когда оригинал рядом? Только руку протяни. — Я же говорю, я боялся! Если что-то в отношениях шло не так, я смело мог уйти от партнера, зная, что ты всегда будешь рядом со мной. Это было главным, а на остальных мне было плевать. Поплачу, попереживаю и забуду. Но что, если бы у нас с тобой были отношения и что-то вдруг пошло не так, и мы бы расстались? Смогли бы мы тогда остаться друзьями? Разлуку с тобой я бы не смог перенести также легко как со всеми ними. — Знаешь, волков бояться, в лес не ходить, — выдаю я умную мысль. — Тоже мне, кладезь народной мудрости, — фыркаешь ты, но тут же как-то робко задаешь мне вопрос, — Макс… ты сказал, что … устал меня любить и что у тебя больше нет на это сил. — Сказал, — согласно киваю я. На твоем лице отражается боль, которая тут же сменяется решимостью. — Значит, я буду любить за двоих. Ты же любил. Теперь моя очередь. Я удивленно смотрю на тебя, не в силах поверить в то, что только что услышал. Что-то теплое и искристое разлилось внутри, заставляя сердце биться чаще, и я понимаю, что это счастье. Самое что ни есть настоящее счастье. — Любить за двоих тяжело, — заявляю я, обвивая твою талию руками и задрав голову, утыкаюсь подбородком тебе в грудь. – Вот если будут любить двое, то станет намного проще. Так что не надо любить за двоих. Ты люби за себя, мне большего и не надо. Ты сдавленно охаешь, и я вижу как в твоих глазах загораются искры. Разве так бывает? Такой резкий переход с черной полосы на белую? Хотя, наверное, он и должен быть таким контрастным. Чтобы почувствовать это самое счастье во всю его силу, чтобы им накрыло как лавиной, по самую макушку. — Люблю… — шепчешь ты, обхватив мое лицо ладонями и целуя меня в губы. – Люблю, люблю… Я, пьяный от твоих поцелуев и признаний, звонко смеюсь и ты ловишь мой смех губами. — Для того, чтобы услышать от тебя эти слова, мне надо было попасть под грузовик. Да уж, дорогого твоя любовь стоит, — усмехаюсь я. — Но ведь она того стоит? – спрашиваешь ты на полном серьезе. — Она стоит гораздо большего, — также серьезно отвечаю я. – Останешься тут со мной? В Нью-Йорке? — Да, — улыбаешься ты. – Я тебя больше никуда не отпущу. — Обещаешь? — Обещаю. Не знаю почему, но я тебе верю.КОНЕЦ