Рождественское чудо.

      Как же холодно. Декабрьское небо затянуто тучами, снег крупными хлопьями валит с чернеющих небес.       - Патраш, иди ко мне, дружище, - я обнимаю пса за шею, ведь он мой единственный шанс не замерзнуть этой ночью. Утыкаюсь носом в шею, вдыхая аромат его шерсти. Помню, дедушка любил купаться с Патрашем в реке. Дедушка заходил в воду и манил Патраша к себе. Тот сначала упирался, а потом все-таки забегал в реку, плескаясь и резвясь в воде, как маленький.       - Так было каждое лето, но прошлым летом дедушка умер, и больше некому с тобой играться в воде, Патраш.       Слезы заливали глаза. Нельзя мне плакать сейчас, ведь иначе шкура Патраша намокнет и ему станет холодно. Нет, я не должен. Снежинки мягко опускаются на мои открытые руки, заставляя меня съеживаться. Я чувствую, как трясется Патраш. Я должен что-то сделать, чтобы он не замерз.       Где-то вдалеке слышится колокольный звон. Видимо рождественская служба уже закончилась и все возвращаются по домам. Может мне позволят остаться в церкви? Нужно попробовать попросить ночлега у священника, но до него так далеко идти. Подымаюсь на ноги, но не в силах сделать и пары шагов. Я слышу лай Патраша – он беспокоится за меня, я это знаю.       - Тише, Патраш, тише. Все хорошо. Пойдем, мальчик.       Я все-таки нахожу в себе силы, чтобы дойти до собора. Подниматься по высоким заснеженным ступеням, стараясь не заглядывать проходящим мимо людям в глаза, очень тяжело. Массивные деревянные двери не поддаются мне с первого раза, и приходится стучать, чтобы попроситься внутрь. Никто сначала не открывал дверь, а когда открыли, то я узнал, что приют не дают людям с собаками. Я знал, что в церковь нельзя с животными, но он ведь мне как брат, я не могу бросить его на улице. Я надеялся на рождественское чудо. Всего лишь маленькое рождественское чудо.       - Пойдем, Патраш, поищем другое место, где мы могли бы отдохнуть.       Снег хрустел под моими ногами. Возможно, когда этот снег растает, глава города снова устроит конкурс художников, и тогда я отправлю на него портрет Алуа. В этот раз портрет дедушки и Патраша не занял первого места, и я не смог выиграть главный приз, ведь потому-то я и оказался на улице. На улице, на этом пронизывающем насквозь холоде. Закрывая лицо шарфом, я старался не думать о морозе, старался радоваться хотя бы тому, что снег больше не сыпал мне на голову с неба. Мне казалось, будто бы меня пронзает тысяча ножей, которые все никак не хотят выходить из моего тела - так я устал и замерз. Мимо проехала карета, из-под колес которой вырывались снежные всплески. Я поднял голову, чтобы посмотреть, чья же карета меня с ног до головы обсыпала снегом, и заметил светлые косы в одном из окон.       - Алуа! – крикнул я в надежде, что меня услышат. Но девочка не обернулась, она так и продолжала смотреть прямо перед собой. – АЛУА! И вновь мой крик утонул в ночи. Может мсье Коже позволит мне переночевать у них? Хотя навряд ли, он ведь меня не особо жалует. Я и не знаю, что должен сделать, чтобы он стал относиться ко мне, как к человеку. У нас различные доходы, поэтому он меня не любит. Считает, что для его дочери я не пара. Конечно, ведь оборванец не может быть парой для будущей дамы высшего света.       - Патраш, мальчик, что ты нашел?       Собака отчаянно рыла лапами снег, будто бы что-то пыталась достать. Когда пес перестал копать, я увидел сверток, припорошенный снегом. Неужели это кошелек? Да, он самый. Я заглянул внутрь.       - Патраш, смотри сколько денег! – я удивленно смотрел внутрь кошелка, а потом осмотрел его со всех сторон. - Наверное, это кошелек мсье Коже, ведь только у него может быть столько денег….       Это действительно был его кошелек, инициалы указывали на это. Но мсье Коже жил слишком далеко, чтобы я мог добраться до него пешком в такую стужу. Нужно бы взять несколько монет, чтобы оплатить дорогу. Но я не могу. Это ведь посчитается как воровство, а, значит, я не могу взять ни франка из этого кошелька.       - Пойдем, Патраш, мы должны отдать этот кошелек, ведь мсье Коже наверняка уже сбился с ног в его поисках.       Пес тихо рыкнул, но пошел следом. Ноги отказывались двигаться дальше, а глаза все больше желали закрыться. Мне хотелось спать, и я очень замерз, но я не мог позволить Патрашу остаться на улице в рождественскую ночь, я ведь обещал ему чудо. За мимолетными размышлениями я не заметил, как добрался до дома мсье Коже.       В гостиной горели свечи. Сквозь заиндевевшее стекло я видел силуэты людей, собравшиеся в одной комнате. Кто-то всплескивал руками, кто-то стоял неподалеку, кто-то стоял почти около окна, я даже почти различал лицо стоящего. Мсье Коже…. И тут я засомневался.       «Как же так, дедушка? Он же сделал мне столько плохого! Он запрещает мне видеться с моей дорогой Алуа, он обвинил меня в пожаре на мельнице.… Он даже не защитил меня, когда его знакомый выселял меня из дома. Нашего с тобою дома, дедушка», - я упал на колени и заплакал. «Дедушка… Что мне делать, скажи мне, дедушка. Я совсем запутался! Я не знаю, что мне делать, дедушка…» И тут мне на ладони начали падать снежинки. Маленькие, тонкие, изящные снежинки падали одна за другой, тая на моих раскрытых руках.       - Чудо, Патраш, вот оно – рождественское чудо! – я засмеялся из последних сил. Я плакал, смеялся и кричал в черное бездонное небо. – Дедушка! Спасибо, дедушка!       Патраш прыгал вокруг меня, а я бегал по сугробам, как сумасшедший. Во мне нашлись силы дойти до дома Коже и отдать этот кошелек. Я нашел в себе силы жить дальше, дожить до весны, написать самый прекрасный в мире портрет и выиграть конкурс, любой ценой выиграть конкурс! Возможно, я даже смогу купить большой холст и масляные краски в той художественной мастерской, откуда я забирал заказ для мальчика – просто гигантских размеров холст на подрамнике. Я обязательно выиграю, а Алуа будет стоять рядом со мной и смеяться. Мы будем счастливы и пойдем пить чай и есть плюшки в ближайшее кафе. А потом мы пойдем на могилу к дедушке, и я закажу ему памятник, как на том портрете, что я нарисовал. Он будет гладить Патраша, а я буду стоять рядом и смотреть на них, таких живых, пусть и в камне, а Патраш и Алуа будут в это время играть на маковом поле, где мы с дедушкой нашли нашего дорогого Патраша.       - И все будут счастливы, все, дедушка! Ты будешь гордиться мной, я обещаю!       Я подошел к двери и тихонько постучал. Дверь мне открыла мадам Коже. Милая женщина, достаточно молодая и скромная. Она всегда хорошо ко мне относилась и просила Алуа не бросать меня. Поздоровавшись со мной, она начала говорить, что сейчас не самое подходящее время, что у них в семье большие проблемы и, возможно, завтра они окажутся на улице. Мсье Коже надевал свое пальто, и собирался было выйти из дома, когда я протянул ему на руке маленький мешочек с его инициалами. Он так и застыл на месте, не веря своим глазам. Он смотрел то на меня, то на мешочек на моей протянутой ладони, то снова на меня, и мне казалось, что он плачет. Он взял кошелек и принялся пересчитывать монеты, а потом, убедившись, что я не взял ни франка, он обнял меня, поблагодарил и пригласил к столу. Алуа принесла Патрашу мясную вырезку, и он ужинал вместе с нами, и я впервые, со смерти дедушки, почувствовал себя кому-то нужным, кому-то родным. Я не мог перестать плакать. После ужина мы сидели у камина, Алуа рассказывала мне про рождественскую службу, что отец Михаил сегодня проповедовал о чуде, что он говорил, что в ночь на рождество с неба падает звезда и тот, кто увидит ее – станет самым счастливым человеком на свете. Я слушал ее, не перебивая, не мог даже сказать и слова. Мы сидели очень долго, а когда Алуа сказала, что нам пора бы пойти спать, я остался сидеть у камина.       - Нелло, что-то случилось? – ее голос действительно звучал озабочено.       - Алуа.… Пообещай мне, что сделаешь все, о чем я попрошу тебя, - я говорил так тихо, будто бы меня покинули все силы. Будто бы я был готов вот-вот сломаться.       - Все, что угодно, Нелло! Для вас с Патрашем я готова сделать все, что угодно!       - Позаботься, пожалуйста, о Патраше…       - А ты, Нелло? Как же ты? – она подскочила ко мне и взяла меня за плечи, глядя мне в глаза. Я обратил внимание, что в глазах у нее стояли слезы, и поэтому я заставил себя улыбнуться.       - Не плачь, моя Алуа. Я всегда буду с тобой, просто немножко еще посижу у огня и поднимусь спать. Я тебе обещаю, все у нас будет хорошо. Просто пообещай, что ты будешь хорошо ухаживать за Патрашем, Алуа.       - Я обещаю тебе, Нелло. Я обещаю, обещаю, обещаю! Я ни за что вас не брошу, я же обещала дедушке!       - Спасибо, Алуа, - и я улыбнулся. Искренне. Измученно. Но я улыбнулся. Пожелав ей спокойной ночи, я проследил, что бы она действительно пошла спать, а сам посидел еще немного у огня. Патраш уснул неподалеку. Я протянул руки и погладил его по широкой и сильной собачьей спине.       - Береги себя, Патраш.       Пес тихо заскулил во сне, но так и не проснулся. Я тихо вышел через переднюю дверь, прикрыв ее за собой, чтобы в дом не заходила вьюга, и пошел в сторону церкви. Патраш в безопасности, а значит я могу спокойно переночевать в церкви, не заставляя Мсье Коже беспокоится обо мне. Снег щипал босые ноги, руки мерзли, но я шел вперед, согреваемый мыслью, что мои друзья в безопасности, а дедушка охраняет меня и дарит мне рождественские чудеса.       В церкви не оказалось никого. Конечно, все уже отмечают рождество со своими близкими, а я радуюсь тому, что я жив, и все мои близкие тоже живы. Я так устал, что готов был уснуть прямо на полу, перед распятием. В стороне стояло что-то крупное и яркое. Это же…       - Полотна Рубенса… – прошептал я. Я наконец-то их увидел. Эти великолепные, казавшиеся мне совсем недоступными, полотна Рубенса! Его Иисус… Его апостолы…. – Дева Мария, спасибо, я наконец-то увидел эти полотна.       Я упал на колени и долго-долго смотрел на картины. Смотрел до тех пор, пока не почувствовал холодный нос, уткнувшийся мне в шею.       - Патраш.… О, Патраш! Ты пришел ко мне…. – я обнял пса за покрытую снегом шею. – Смотри, Патраш, это знаменитые полотна Рубенса. Я так хотел увидеть их и вот.… Вот я смотрю на них, Патраш! Ну, разве это не рождественское чудо?       Патраш смотрел на полотна и прижимался ко мне своим теплым боком. А я вспоминал, как мы проводили лето: как играли на реке, как бегали по паркам, разрушая листовые кучи, как возили молоко вместе с дедушкой. Мы всегда ходили с молоком втроем. А когда дедушка заболел, Патраш помогал мне возить молоко, играл с утятами мадам Лори. А как-то мы зашли на рынок и купили жареной картошки, совсем как в детстве, и мы ели ее втроем: я, дедушка и наш Патраш. А когда старый хозяин Патраша хотел забрать его, дедушка отдал все наши деньги, чтобы выкупить его. Он защитил моего лучшего друга. Мы сидели, как в старые добрые времена, я обнимал его, а дедушка смотрел на нас с неба и, наверняка, улыбался. Я был счастлив, как не был никогда счастлив ранее. Но я чувствовал жуткую усталость. Она давила смертельным грузом на плечи, и мне так сильно хотелось спать.       - Дедушка… прости меня, дедушка, но я так устал. Мне нужно немного отдохнуть.. Патраш, давай отдохнем вместе?       И я лег прямо на каменный пол. Он казался мне мягче любой перины, потому что Патраш был рядом со мной, он обнимал меня своими большими лапами. Я был таким уставшим, но таким счастливым. Надо мной были каменные своды церкви, передо мной – волшебные полотна Рубенса, а рядом со мной был мой самый дорогой и лучший мой друг. Я был счастливее всех в эту ночь. Я даже слышал, как в вдалеке пели ангелы. Они пели только для нас двоих, касаясь наших голов своими пухлыми ручками, пытаясь увести нас за собой.       - Дедушка, мы с тобой обязательно скоро встретимся. Это будет наше с тобой рождественское чудо.