Found Myself In You

- Стайлз? Ты дома? - В комнате, чувак. Кричать на весь дом – это привычка, от которой избавиться сложно, да и делать это совсем не нужно. Разумеется, будет не очень хорошо, если ты своим криком разбудишь отца-шерифа или разрушишь какой-нибудь сверхсекретный план по добыче очередной бутылки молока из холодильника, но в большинстве случаев все обходится. Парень, пришедший в гости к своему другу, скидывает кеды, снимает куртку и поднимается по лестнице. Заходит в комнату, из которой доносятся звуки стрельбы из автомата, и тяжело вздыхает, рассматривая задротящего. Растрепанные волосы, куча упаковок из-под Wagon Wheels, чашка, наполовину наполненная чаем, - так обычно и выглядит Стилински, целеустремленно гробящий день за играми. Однако, он благородно ставит игру на паузу и разворачивается на стуле, чтобы посмотреть на МакКола. - Это еще что? Указывает пальцем на руку приятеля, перетянутую эластичным бинтом. Загадочная улыбка Скотта не предвещает ровным счетом ничего хорошего, и Стайлз настораживается. Его лучший друг всегда был готов на необдуманные авантюры, и, если догадки сына шерифа верны, то он сделал еще одну глупость. - Это, Стайлзи, татуировка. Вот, посмотри… Парень садится на незаправленную кровать и разматывает бинт, слегка морщась. Две ровные черные линии опоясывают его руку повыше локтя, но Стилински не успевает как следует разглядеть полоски и покраснения возле них – внезапно они начинают исчезать, и, судя по воплям истинного альфы, это не слишком-то приятно. - Скотт? Скотт! Что такое? Что с тобой?! Резво вскочив со своего стула, Стилински хватает оборотня за ладонь и тянет его руку на себя, пытаясь разглядеть, что же с ним происходит. Через пару секунд татуировки будто бы никогда и не было. Исчезла, абсолютно вся, и краснота сошла. - Видимо, у тебя нихера не получилось. Ну и слава богу, она была отвратительна. - Что? Но ведь… Блин. И вообще, с чего это отвратительна? Круто же было! - Хер-ня. Херовая, прихеровейшая херотень. Никакого воображения. - Ах, так?! Решив отомстить хотя бы Стайлзу, раз уж татуировщик-неудачник остался за несколько десятков километров от него, Скотт тянет друга на кровать и начинает щекотать его, дебильно смеясь. - Ааа, прекрати, скотина, я на цепь тебя… ууу… посажууу… Однако МакКол не прекращает, переворачиваясь и нависая над другом, он буквально прижимает его к матрасу и даже залезает руками под его футболку, стремясь доставить Стилински как можно больше страданий путем щекотки. Стайлз выгибается, старается откинуть одноклассника в сторону, смеется, кричит, но все без толку, – Скотт – оборотень, он в любом случае сильнее долговязого подростка. - Ой, МакКол, слезь, я… ай! Скотт! - Прости, я нечаянно… Наверное, он хотел сказать «Прости, я нечаянно схватил тебя между ног, и мне это понравилось, поэтому я еще полминуты держал руку там и смотрел на тебя, как идиот», но вот только договорить не смог. А руку, между прочим, до сих пор не убрал. С губ Стилински медленно сошла улыбка, он неудобно заерзал. Вряд ли он смог бы заставить зависшего приятеля свалились с него и перестать его лапать, поэтому предпочел подождать, когда же до Скотта, наконец, дойдет, что то, что он делает – как бы немного неправильно. - Стайлз, я… - Ну? В мыслях МакКола не было ничего, чем можно было бы оправдаться. Даже клишированное «Я не специально» в голове звучало тупо и несуразно. А ведь Стайлз ждал. Он ждал ответа, причем обоснованного и логичного, но его у юного альфы не было. Почему он вдруг схватил друга за член, да еще и руку все еще не убрал? Давай, Скотт, ты придумаешь достойное оправдание. Нет. Не придумает. Его разум плывет, дрейфует, не делая ничего полезного, глупые попытки придумать ответ только тонут в безбрежном океане первобытных желаний и инстинктов. Зачем? Да кому какое дело, зачем. Это так, и все, вот единственное, что важно. Парень наклоняется над лицом Стилински, его ладонь вдруг начинает гладить пораженного подростка через джинсы, а его губы безбоязненно ложатся на шею парнишки. Тот издает какой-то протестующий писк, но скоро замолкает, и МакКол чувствует его руки на своей шее и плечах. Скотт поднимает голову, медленно-медленно, будто бы боясь спугнуть своего лучшего друга. Тот смотрит на него с явным сомнением, поджимает губы, а потом шумно выдыхает. - Скотт? - Стайлз. Кажется, их дружба разрушится через пару секунд. Рухнет в пропасть, и оттуда ее уже будет не достать, как ни старайся. Все зависит от одного малюсенького движения, и его должен сделать именно Стайлз. Потому что лишь он тут сомневается, в глазах МакКола – непоколебимая решимость. Стилински думает несколько долгих минут, и наконец… кивает. Дружба машет им вслед рукой, прыгая в бездонное ущелье. Она пропадает, так же, как пропала и татуировка Скотта, так же, как пропала мать Стайлза, как пропали Эрика и Бойд. Она исчезает, но появляется нечто совершенно новое, к чему они оба совсем не готовы, но обязаны принять и свыкнуться. Их губы сливаются вместе, глаза одновременно закрываются, руки становятся более уверенными. Погладить Стайлза по животу, расстегнуть пуговицу на его джинсах, потянуть вниз молнию. Зарыться пальцами в темные волосы Скотта, податься бедрами навстречу его руке, пустить его язык в свой рот. Все движения становятся вдруг до невозможности простыми и правильными, два тела следуют друг за другом, как в танце. Когда с них обоих пропадают футболки, Стилински вдруг начинает беспокоиться, но горячий мокрый язык Скотта на его кадыке заставляет забыть обо всех тревогах. Оборотни всегда горячее и порывистее, чем люди, и их языки – не исключение. Стилински откидывает голову на подушку, с его губ сходит сдавленный стон, а голова альфы тем временем спускается ниже, его руки подхватывают тело Стайлза в районе ребер, а влажный язык уже скользит по розовому соску. Снова и снова, опять и опять, он облизывает правый сосок друга, а тот кусает внутреннюю сторону своей щеки, чтобы не застонать в голос. Парень даже не замечает, когда МакКол успел стянуть с него и с себя джинсы. Просто он открыл глаза и внезапно обнаружил, что они остались в одних лишь боксерах. А это уже ведет к кое-чему не слишком дружескому. Хотя, все то, что уже происходит, тоже сложно назвать «бро помогает бро». - Чувак… Бля, чувак… Скотт давит коленом между ног Стилински, заставляя его снова выпустить постыдный стон, а бедный мальчишка уже даже не понимает, что ему делать. Даже хуже того, он не понимает, может ли вообще сделать хоть что-то. Но то, что происходит, уже не остановить. МакКол возьмет то, что хочет, и слабый подросток его не остановит. Если честно, останавливать и не хочется. Просто страшно. Стайлз боится, что будет больно, что будет неприятно, что Скотт не будет его жалеть, что вести себя будет, как животное. Но у него даже не краснеют глаза. Он трется коленом об член своего друга и дышит в его шею. Горячо, возбужденно. Человек переводит взгляд с потолка на своего друга, и с ужасом наблюдает за тем, как тот облизывает свои пальцы. Два пальца, которые сейчас почему-то кажутся слишком длинными, ныряют в его рот и из него, поблескивая от слюны. - Не бойся… Это все, что говорит Скотт перед тем, как запустить руку в трусы Стилински. Тот издает испуганный писк, но сразу же затихает, сильнее сжимая руками плечи оборотня. Глубоко дышать, расслабиться. Скользкие пальцы поглаживают его дырочку, и он сильно кусает губы, чтобы не застонать. Шумно дышит через нос, и, краснея, раздвигает ноги, безмолвно соглашаясь на это. Первый палец проскальзывает внутрь почти легко, и только потому, что МакКол хорошо смазал его. Сначала Стайлз не чувствует никакого дискомфорта, но уже через пару минут начинает извиваться в руках друга, пытается куда-то улизнуть от его пальцев, не хочет больше это чувствовать, он вымученно стонет, но Скотт держит крепко. Он толкает палец до конца, работает им несколько тяжелых, наполненных стонами и отборной бранью минут, а затем добавляет второй палец, и чувствует, как Стилински кусает его в плечо, напрягается всем телом и начинает буквально хныкать, но сбежать уже не старается. МакКол работает пальцами все быстрее, и постоянно надавливает на стенки внутри, хочет отыскать ту самую заветную точку, о которой однажды прочитал на каком-то форуме. Он понимает, что нашел ее, когда по телу Стайлза проходит волна дрожи, а его стон становится до мурашек приятным. Ему хорошо. Переместив свои руки на затылок друга, школьник сжимает его волосы и даже немного выгибается, раскрываясь. - Сейчас, Стайлз… еще немного… Скотт не знает, кого он пытается уговорить, ведь одноклассник уже вполне согласен принять все, что даст ему альфа, и теперь нужно только не упустить момент, когда его выдержка все еще будет целой. Он подумывает протолкнуть внутрь третий палец, но Стайлзу и так уже хорошо, так что зачем тянуть так долго? - Стайлз? Стайлз, ты готов? Один короткий, бессмысленный кивок, - потому что Стилински не понимает, на что соглашается, и вот МакКол уже раздвигает его ноги и кладет их на свои плечи, одновременно с этим скидывая на пол промокшие от слюны и смазки, текущей с органа парня, боксеры. - Скотт… ты что… Однако подросток договорить не успевает. Его затыкают чужими губами, чтобы он не болтал лишнего и не задавал глупых вопросов. Истинный альфа кое-как стягивает боксеры и с себя, и прижимается пахом к ягодицам друга, не прекращая целовать его. Он не проникает языком в его рот, он не лижет его губы, он просто прижимает к искусанным половинкам собственные, только чтобы Стайлз не начал кричать. Он обхватывает пальцами свой ствол и подставляет влажную головку к уже растянутому анусу Стилински. Тот громко стонет прямо ему в губы, хочет остановить, сказать, что он передумал, но у него нет возможности. Остается лишь терпеть и надеяться, что будет не так уж и страшно. Один не очень-то нежный толчок вперед, прокушенная до крови губа, слезы, брызнувшие из глаз Стайлза, - и Скотт погружается дальше. Плавно и медленно, не имея никакого желания причинить другу боль, и он зализывает его губу, пробует на вкус его кровь. Его руки уже лежат позади головы одноклассника, и он отстраняется от его губ, чтобы дать вдохнуть нормально, и начинает делать короткие, быстрые движения тазом вперед-назад. Стилински отворачивается, сжимая губы в тонкую полоску, он хнычет, но хотя бы больше не плачет. Скотт входит в него лишь наполовину, не торопится быть глубже, и парень ему за это благодарен. У него есть время привыкнуть, есть возможность почувствовать удовольствие. И он чувствует его, когда скользкая горячая головка волчьего члена проезжается по простате. Его сразу же выгибает дугой, он прижимается грудью к Скотту, и с губ слетает совсем тихое «еще», чему МакКол рад до безумия. Он позволяет себе погружаться дальше с каждым новым толчком, он чувствует, как член Стайлза трется об его живот, пачкая смазкой, и это заставляет его двигаться еще быстрее, а вскоре на его ягодицы ложатся теплые слегка влажные ладони Стилински. Впервые минут за двадцать два друга встречаются взглядами, и отвести глаза друг от друга уже не могут. Стайлз прижимает Скотта к себе ближе, прося его быть внутри до конца, а сам МакКол удивляется тому, насколько же темными могут быть золотистые глаза его лучшего друга. - Да… Сильнее, Скотти… Но Скотт больше не может «сильнее», потому что он и так уже почти что вдалбливает приятеля в матрас, а сломать ему позвоночник точно не входит в его планы. Рывки становятся более плавными и долгими, альфа перемещает одну руку на орган Стилински, начинает резко водить по нему сжатым кулаком, и в стоне, слившемся воедино, они одновременно изливаются. Перед глазами все кружится, везде мокро и жарко, душно, не хватает воздуха. МакКол падает на постель рядом с другом, так же, как и он, хватая ртом пропитанный страстью кислород. Мысли превращаются в кашу, а Стайлз чувствует себя то ли пустым, то ли освобожденным. Подвинув руку, он накрывает ею ладонь Скотта и сжимает его пальцы. - Клуб девственников… окончательно… распущен. - Стайлз… я слышу машину твоего отца…