Как ты мне дорог!

– Лунатик, я умираю! – с самого утра твердил Сириус Блэк, лёжа на диване в гостиной и шмыгая носом. – Почему ты совсем не обращаешь на меня внимания?! Тебе «Пророк» дороже лучшего друга? – в очередной раз, после громоподобного "Апчхи!" прозвучало со стороны дивана, и Люпин, наконец, к огромной радости Сириуса, опустил газету и глянул на заболевшего ангиной мародёра. Как угораздило Блэка заболеть, не выходя из дома, осталось тайной за семью печатями, но факт оставался фактом – этот вечный ребёнок, живущий под девизом "Бывших мародёров не бывает", лежал с температурой, красным горлом, и переводил одноразовые платки, купленные утром оборотнем. На самом деле, Люпину показалось, что Сириусу сама процедура вытягивания платка из коробочки очень понравилась, ибо, за всё непродолжительное время болезни, он успел и воображаемые слёзы ими стереть, и самого Рема ими закидать, и даже попробовать себя в искусстве оригами. – Сириус, у тебя всего лишь ангина! Я предлагал тебе написать Северусу и попросить у него зелье, но ты сам отказался… – подёрнул плечами Ремус, откинувшись на спинку кресла, на котором сидел. Стоило ему только взглянуть на Бродягу, как мужчина понял, что зря он заикнулся о бывшем однокурснике. С тех пор, как Сириус вернулся из Азкабана и вновь оказался на ненавистной для него территории, а именно – старом доме Блэков, отношения между Сириусом и Северусом, и без того ужасные, накалились до предела. Снейп всё время старался больнее уколоть Бродягу, который тоже в долгу оставаться не любил. Всё это перерастало в вечную и нескончаемую перепалку, а у Люпина, каждый раз, болела от их словесных дуэлей голова. И вот сейчас, когда все запасы зелий Рема закончились, у Молли были свои дела, а писать школьной медсестре было как-то не совсем удобно, Лунатик предложил обратиться к зельевару за помощью. Реакция – ожидаема. Люпин даже испугался, что друг его съест со всеми потрохами. В данный момент по взгляду Бродяги было видно – если Ремус ещё хоть слово о "Нюнчике" скажет, в него полетит что-нибудь, и хорошо, если это «что-нибудь» будет не тяжёлым. – Ладно-ладно, молчу! – оборотень примирительно поднял руки, мол, всё, ты победил, только не начинай! И какого же было облегчение Люпина, когда представитель благороднейшего и древнейшего семейства расслабленно откинулся на подушки и прекратил просверливать его гневным взглядом. Правда, облегчение было недолгим… К сожалению, Сириус не умел больше трёх минут лежать в постели спокойно, так что, не успел Лунатик развернуть заново "Ежедневный пророк", снова послышался недовольный голос. – Между прочим, ты меня лечить вызвался! Так, где мой мёд и огневиски? – Ты ведь хотел сказать "чай", верно? – совершенно спокойно, будто бы слова "чай" и "огневиски" невероятно похожи, проговорил Ремус – Нет, Лунатик, я всё сказал правильно! Почему я должен пить чай? Я болен, я очень болен! А если мне жить один день? Ты лишишь меня такого удовольствия? Ремус лишь хмыкнул и непреклонно покачал головой. – Нет, мой дорогой Бродяга, ты будешь пить чай, а если ты проживёшь один день, значит, ты проживёшь его в здравом уме и трезвой памяти. И Ремус поднялся со своего места, направляясь на кухню за чаем. "Такое чувство, будто ребёнок родился, а не друг вернулся…" – мелькнула мысль, пока мужчина шёл мимо отрубленных голов эльфов. На кухне Гриммо, 12 Лунатик уже ориентировался, словно в своём доме, так что чай вскоре был готов. Добавив туда лимон и мёд (по рецепту матери), Рем поспешил вернуться в гостиную и, как оказалось, очень вовремя, чтобы попасть под обстрел подушками. – Сириус, Мерлин тебя за уши! – Я болен, Рем… – На всю голову… Люпин едва удержался от возведения глаз к потолку. Дитё малое! Поставив на журнальный столик чай, положив рядом шоколадку, мужчина вернулся в кресло и потянулся к "Ежедневному пророку", чтобы узнать, наконец, что творится в этом треклятом мире. Только вот, к большому неудовольствию Лунатика, у Бродяги были совершенно другие планы. Чай он, конечно, выпил, с лицом, выражающим "ну, за неимением виски, пойдёт". Однако спустя несколько минут драгоценного спокойствия, Блэку снова стало скучно. Должно быть, именно сейчас Люпину стоило задуматься о том, что этот день будет ещё долго преследовать его в кошмарных снах… На протяжении всего дня, с утра до самого вечера Ремус носился по дому, то пытаясь поймать Сириуса и уложить его обратно под одеяло, то в поисках того или иного предмета, который до невозможности понадобился больному беглецу, то за едой или водой. Иногда приходилось отбирать у этого горе-умирающего алкоголь, что было, наверное, самым трудным. Иногда в голове мелькали мысли: "Зачем я вообще это делаю?" Но тут же приходил ответ, может быть не очень логичный, но всё же достаточный, чтобы продолжать: "Он совсем недавно сбежал из Азкабана, о нём никто не заботился, он был одинок. Ему просто нужно внимание…" – Может быть, пойдём на улицу? Люпин, пытающийся сделать журавлика из страницы непрочитанного "Пророка", устало поднял голову. Вырванный из мыслей о «заботе о ближнем своём», мужчина не сразу вник в смысл заманчивого предложения, и не сразу осознал, что именно в нём было не так. Только когда до него дошло, что Бродяга в розыске, он строго посмотрел на этого повзрослевшего, теоретически, оболтуса и покачал головой. -Ты рехнулся, Бродяга? Мне тебя на поводке выгуливать, чтобы никто не узрел твоего самого разыскиваемого лица? К тому же, ты болеешь, поэтому сиди дома. На самом деле Люпина уже несколько раз вызывали в Министерство, стараясь вынудить его выдать местонахождение сбежавшего преступника. Возможно, если бы Рем не сорвался сразу после побега Сириуса с места и не ломанулся с ним в тропические страны, дабы тот не наделал новых глупостей, никто ничего бы не заметил. Но как объяснить работникам Министерства Магии, что дом ты продал не по причине срочного переезда к скучающему другу, которого они ищут, а просто потому, что так твоей душе захотелось? В легенду о сердце, требующем перемен, никто верить, почему-то, не желал. – Лунатик, ты зануда… – Сириус в сотый раз выругался, охрипшим от болезни голосом, после чего, пару раз чихнув, полез в навесной шкафчик, доставая оттуда бутылку виски. Ремус на это лишь хмыкнул и хитро улыбнулся. – Да-да, ты говорил. Будь здоров. Уже через секунду причина хитрой улыбки оборотня стала понятна. Блэк поморщился от вкуса того, что оказалось в бутылке, и с яростью посмотрел на друга. – Это чай. – Я же сказал, что ты будешь пить чай… – Люпин, да ты… ты… – Ты тоже мне очень дорог, Сириус! Звук бьющегося стекла оповестил о начале длительной игры в догонялки. Догонял, как нетрудно догадаться, Сириус, причём выглядел так, словно всё, чего он желал в данный момент – это поймать обнаглевшего до крайности Лунатика (заменить огневиски чаем, это ж как на такое духу хватило!) и стукнуть хорошенько… подушкой, к примеру. Что-то тяжелее подушки может принести не очень хорошие результаты. И удача могла быть на стороне Блэка, если бы не ангина, то и дело заставляющая представителя благороднейшего и древнейшего рода чихать и кашлять. Вскоре он выдохся, повалившись на диван и пробормотав что-то, похожее на: – Я ещё отыграюсь! Ремус даже не сомневался. Отыграется, и, скорее всего, оборотень пожалеет о такой смелой шутке. Но разве оно того не стоило? Жаль, рядом не было колдокамеры, чтобы запечатлеть это потрясающее выражение лица. Больше отлежавшийся Бродяга алкоголь не искал, видимо решив, что Ремус осуществил подмену во всех имеющихся бутылках. Но это совсем не значило, что он успокоился. Его выходки нагоняли воспоминания о том мародёре, которого Рем помнил ещё со школьных времён: бунтаря, стремящегося нарушить всё, что можно и нельзя, того, кого не в состоянии остановить запреты. Это, отчасти, радовало. В конце концов, оборотень не мог не замечать, как сильно друг изменился за долгие двенадцать лет, проведённых не в самом уютном и живописном месте. И не было никаких сомнений, что Лунатик очень хотел вернуть его в прежнее состояние, хотел, чтобы прекратились его кошмары, прекратилось его заключение, теперь уже в этом проклятом доме. Но что мог сделать Люпин, кроме как оставаться рядом и теперь разделить это заключение на двоих? Собственно, ничего. Но это было лучше, чем сводящее с ума одиночество. Гораздо лучше для них обоих. Однако стоило признать, несмотря на усталость от нескончаемой беготни, несмотря на то, что всё, от лечения Сириуса до приготовления еды легло на плечи Ремуса, было невероятно весело. Впервые за долгие месяцы ни Сириус, ни Ремус не вспоминали о войне, не думали о проблемах Ордена, об общем благе, будь оно неладно! Не хватало, разве что, Джеймса, для возвращения в далёкое детство. Казалось бы, чем не повод вспомнить молодые годы? Чем не повод представить, хотя бы на минуту, что вот, откроется дверь… "Нет, Люпин, даже не думай. И Сириусу не смей сказать…" - одёрнул мужчину внутренний голос, вырывая из мыслей и стирая всё веселье. Вот что-что, а вспоминать Сохатого не стоило. Зря Ремус думал, будто боль прошла и улеглась на самое дно подсознания после появления Блэка. Напротив, теперь, когда перед оборотнем было живое воспоминание (и слава богу, что живое!) о прошлом, непрошеные мысли из головы выгонять стало куда труднее. – Лунатик, ну, ты оглох? Рем даже подскочил на месте. Он и не заметил, что уже около десяти минут сидит неподвижно и пялится на дверь. – Что? – Я тебе говорю, – прогнусавил заболевший, – Давай, хоть, в шахматы сыграем. Я ведь умру со скуки. Или в этот… - щёлкая пальцами, беглец явно пытался что-то вспомнить, – Когда такую небольшую штуку кидают в круглую картонку, где посередине красный круг. На какое-то время Лунатик завис. Красный круг? Интересно, нет ли у Сириуса температуры? Но, спустя пару минут, до Люпина дошло, что же имеет в виду друг. – Дартс? – Точно, именно он! Люпин, если мы так и будем тут сидеть, я помру раньше, чем выберусь из этого треклятого дома! И, прежде чем Ремус успел согласиться или отказаться, Блэк решил сменить тактику боя со скукой и упрямством друга. Прекратив устраивать вокруг себя любимого полнейший хаос, мужчина начал сверлить оборотня жалобным взглядом собаки… очень голодной и очень побитой собаки. Хотелось бы, конечно, Рему похвастаться тем, что на него это уже не работает, но нет, мерлиновы тапочки, работает. Выдохнув, Лунатик поднялся на ноги, вытащив палочку. – Дартс, значит дартс. И не смотри на меня так, Блэк, иначе мишенью будешь ты… – предупредил Рем, трансфигурируя одну из тарелок в мишень, а несколько вилок – в дротики. …И следующие полчаса перемещался по гостиной, стараясь не попасть под траекторию дротиков. Ведь Блэк никак не мог кидать их из одной позиции, ему нужно было попробовать попасть в мишень от дивана, от кресла, от стола и, конечно же, из того дальнего угла, в котором невесть зачем стоит ваза. И эту вазу обязательно нужно превратить в гору мелких осколков. Совершенно ненужная в доме вещь! И, как оказалась, ненужная не только ваза. Целостность стёкол, посуды и прочей бытовой утвари мало волновала хозяина дома. Единственное, что спасало вещи – оперативно насылаемые Ремусом "репаро". Сам Ремус совершенно не ожидал, что Бродяга так увлечённо будет играть в дартс. Хотя, Люпин бы назвал эту игру "догони меня, дротик", но это совсем неважно. Какова же была радость Лунатика, когда за окнами совсем стемнело, Сириус вымотался, да и температура у него подскочила, так что он не стал спорить и добровольно поплёлся спать. Рем, о чудо, смог прочитать "Ежедневный пророк", правда, толку от этого не было. Из-за головной боли, начавшейся ещё в тот момент, когда Сириус перевернул чайник, он мало что уловил из бредовых статей. Оставалось только одно верное решение – последовать примеру Бродяги и отправиться спать до того, как нужно будет просыпаться.

***

Наутро Ремуса ждал не очень приятный сюрприз. Кроме того, что мужчину подняли с первыми лучами солнца, он, к огромному своему неудовольствию, почувствовал боль в горле и заложенность носа. "Просто прекрасно…" – заключило подсознание, а рука коснулась лба, дабы проверить температуру. Но, то ли рука была такой же горячей, как и лоб, то ли лоб был таким же холодным, как рука, существенной разницы Люпин не ощутил. – Эй, Лунатик. Ты чего, тоже заболел? – Проговорил где-то рядом разносчик болезни в лице Сириуса. И самое удивительное: в голосе Бродяги слышались нотки радости, будто не о болезни он вовсе говорил. – Не надо было так часто на меня чихать, – отозвался Рем, борясь с желанием чихнуть. – Ладно, Сириус. Сейчас я встану… и пойду готовить нам завтрак. Болезнь, конечно, болезнью, но умирать с голоду я не хочу даже с тобой. Люпин собрался уже подняться с кровати, когда Блэк, громко шмыгнув носом, жестом остановил друга. – Сегодня я всё сделаю сам! – гордо провозгласил бывший узник, удалившись из комнаты раньше, чем Ремус смог решить, пугаться ему или удивляться. Спустя некоторое время Сириус действительно позвал оборотня к завтраку. Тот, в свою очередь, с опаской спустился, приблизился к столу, явно ожидая какого-то подвоха, и уставился на приготовленный завтрак. А ведь всё было не так плохо: тосты, которые лишь слегка подгорели, омлет, вполне съедобного вида, чай. – Я ведь знаю, что ты что-то задумал… – У тебя паранойя, Рем! Приятного аппетита. И Сириус, с совершенно безмятежным лицом, изредка шмыгая носом, начал поглощать свою порцию завтрака. Самым страшным было то, что нос у Люпина заложило окончательно. Запахи не желали пробиваться через завесу насморка, так что, пришлось поверить Блэку на слово и приступить к еде. И ведь всё было прекрасно, пока мужчина не поднёс к губам чашку с чаем и не сделал из неё глоток. С тот же миг он почувствовал, как горло сильно обожгло огневиски, да так, что глаза заслезились. Безусловно, будь Лунатик здоров, он бы почувствовал запах алкоголя, но сейчас, при учёте потрясающего внешнего сходства чая с виски... Закашлявшись, Рем только и смог выдавить: – Блэк… ты… – Я же говорил, что отыграюсь. Мы квиты. Доброе утро, дружище! – Как же ты дорог мне, Бродяга…