Прошлое

Сколько они не виделись? Три месяца? Пять? Аомине теперь кажется - вечность. Вроде бы и не вспоминает о его существовании уже, а вот стоило заметить светлую макушку, мелькнувшую в конце коридора, как за горло ласковыми ледяными пальцами обняло чувство потери. Стало тошно. Скрывшийся за поворотом силуэт бывшего лучшего друга он преследует с такой скоростью, с которой, кажется, никогда не передвигался даже на баскетбольной площадке. Много ли ему нужно - два огромных шага-прыжка и он уже сжимает ладонями, покрытыми неприятной липкой пленкой пота, чужое плечо. Куроко оборачивается неторопливо, как и все, что он делает, смотрит огромными своими невыносимыми глазищами, слегка склоняя голову влево, ровно так, как Аомине помнилось, точно как делал это во времена средней школы. – Аомине-кун, - говорит. И вот разрази его гром, если можно понять - утвердительно или вопросительно. Интонации тоже ровно такие же плавные и неясные, как раньше. Аомине хочется выпалить бесшабашное и веселое: "Я, кто же еще", - но в свете их последней встречи эта и еще сотня фраз, которые он мог бы озвучить, кажутся фальшивыми и какими-то... неудобными, неуместными, что ли, так что он просто невыразительно хмыкает. И они молчат. Гомон, доносящийся из открытых дверей зала, смутный, неясный, будто приглушенный толщей воды, тишина же почему-то кажется оглушительной. Аомине хочется рассказать, как много он помнит о нем и, что важнее, как часто вспоминает, но слова не идут, натыкаются на ком в горле, чернеют как побитые морозом поздние яблоки, падают и расплываются темными лужицами, как падало и расплывалось бы что-то органическое и подгнившее - с мерзким хлюпаньем и растекающимися склизкими пятнами. Все, что он может выдавить из себя, - это грубое и жалкое "возвращайся". Но так не просят у друзей прощения, так не извиняются, черт побери! Аомине осознает это с лихорадочной ясностью, но иных слов не находит и все же произносит. – Возвращайся, Тецу! - говорит он и пытается поймать взгляд знакомых глаз, но Куроко опускает голову. – Нет, - отвечает он после секундной паузы и отворачивается от Аомине плавным, слитным движением, не поднимая головы и не произнося больше ни звука. Необычно молчаливый Кагами, которого Дайки замечает только сейчас, треплет Куроко по светлым, и без того растрепанным волосам, обнимает за плечи и, хмуря брови больше обычного, увлекает с собой куда-то вглубь переходов. – Это конец, - думает Аомине, – окончательный вариант их не слишком длинной и приятной истории. – Конец, - повторяет он вслух, пугая прыснувшую в сторону стайку младшеклассников. – вчерашний день, неизменное и невозвратимое прошлое. На секунду Аомине кажется, что неплохо было бы отчаянию переломать ему трахею. Однако ничего не происходит.