Ударенные

Голова не просто раскалывалась – она разрывалась на части, плавилась от кипящей в висках крови, пылала, а перед глазами плыло. Жан с трудом смог вспомнить, что произошло – только лишь Армин под боком да с перебинтованной головой оказался спасительной нитью к воспоминаниям. Кажется, была тренировка. Кажется, они опять осваивали устройства пространственного маневрирования… Кажется, их с Армином тросы спутались. Кажется, они столкнулись в воздухе. А дальше Жан не помнил ничего. Удивительно было то, что в лазарете совсем не было места, и их с Армином положили на одной постели. Он не мешался, нет-нет – такой хрупкий и маленький, он просто не мог занимать много места, и было что-то приятное в том, чтобы обнимать его. Просто… Не хотелось случайно ударить его, когда руки снова сведет в судороге. Вот, наконец, и Армин тяжело вздохнул, со стоном открывая глаза. Взгляд его забегал по комнате, потолку и остановился на кончике носа Жана, который вздохнул, чувствуя, как саднит в носу. - Незачет, да? – пробормотал он, стараясь улыбнуться, и Армин болезненно прикрыл глаза, тихо отвечая: - Видимо… По голове словно опять ударили чем-то тяжелым – настолько сильно прочувствовалась расползающаяся подобно паутине боль в затылке, и Жан против своей воли сжал грязную, всю в земле и алых пятнах, куртку друга, чувствуя, как на него накатывает и накатывает новая волна тошноты. Перед глазами поплыло, и исчез даже белоснежный потолок лазарета – Жан с ужасом схватился за то, что и так держал в руках, прижимая Армина к себе сильнее, путаясь пальцами в светлых волосах, чувствуя, что только это-то и позволяет ему оставаться в сознании – и вот уже он вновь вынырнул, хватая ртом воздух. Армин закашлялся, его скрутило, он рванулся из стальных объятий к краю кровати, чувствуя, как бунтуется… Бунтуются внутренности, но в последний момент все же сжал пальцами светлую простынь их с Жаном кровати, хватая руку Кирштейна и кладя ее себе на живот. Стало теплее и немного лучше. Жан почувствовал, как ускользает из-под его головы одна на них с Армином подушка, и осторожно пододвинулся поближе. Каждый сантиметр отдавался в голове разрывной бомбой, но он все равно коснулся губами затылка Армина, отстраненно слыша его голос: - Мы же и разбиться могли… - Ага, - ответил ему Жан, вновь ощущая, как темнеет в глазах – а Армин заворочался, утыкаясь носом ему в грудь, обнимая и словно удерживая около себя, в этой реальности. - Лучше? – послышалось тихое, и столь же тихое прозвучало в ответ: - Да. Разжать наверняка побелевшие пальцы Жан не смог, изо всех сил цепляясь за Армина, и только потянулся куда-то, касаясь губами ледяного лба. И зрение опять вернулось. - Спасибо, - пробормотал он, чувствуя чужое дыхание на своей груди, а потом резко подскочил, кусая губы от новой волны тошноты. - Да вы тут совсем ударенные! – раздался самый нежданный голос в мире, и Жан был готов хоть сейчас встать, чтобы врезать этому придурку – да не смог бы, ноги бы не выдержали. Эрен, наверное, к Армину пришел. Но сейчас это важно совсем не было, нет – разве что чуть-чуть. Эрен бесился, а Армин был тут, под боком – холодный, но такой мягкий и настоящий, что за него хотелось цепляться… И оба они с Жаном были в порядке, не покалечены, не изувечены. А что еще нужно человеку на больничной койке?