Мальчик, помнишь?

      Мальчик, помнишь?       Нам было семнадцать, и мы знали жизнь.       Она жалась к нам упругой грудью, и на сосках выступало белое молоко. Мы обнимали ее молодыми руками, и кожа на них была гладкой и загорелой. Мы припадали к ней пухлыми губами и пили так жадно, как может только молодое тело. Грудь поднималась, напрягалась и распухала, а мы чувствовали это через гладкую кожу ладоней, и пили так жадно, как могут лишь молодые.       Мальчик, помнишь?       Нам было семнадцать, и ты был успешным бизнесменом, а я – знаменитым писателем. Вечером мы сидели в двухэтажном особняке на чердаке твоего сарая и пили столетнее вино из соседнего магазинчика. Ты читал «Times» с обнаженными женщинами на обложке, а я слюнявил карандаш и сочинял бестселлер. И звезды улыбались нам сквозь дырявую крышу.       Они были влюблены в нас. О, как они были влюблены! Они ласкали нас своим светом, и я никогда уже не забуду твое молодое лицо, освещенное желто-зеленой полосой левее носа. Я сказал, ты похож на героя комиксов, а ты улыбнулся и продолжил листать страницы.       Помнишь?       Помнишь, как тишина начинала дрожать и шуметь? И в ней появлялись первые звуки. Потом громче и громче. Мы шли по холмам туда, где играла музыка и где танцевали. Мы шли, а наши тела начинали дрожать в такт, и все внутри разгоралось и поднималось от нетерпения.       И потом девчонки! Одна! Другая! Мы кружили в танце. Круг. Поворот. Рыжая. Светлая. С веснушками. Жгучая темная. Улыбки. Платья. Синее. Красное. Блондинка. Черное. Розовое. Круг. Поворот. Круг.       Тело потело, и мы стирали капли тыльной стороной ладони. Выходили на воздух передохнуть. Там у задней стены где-то запрятал! Ищи лучше. Вот она. Бутылка вина. Теплая. Дешевая. С ярким привкусом спирта. Жгучая. Залпом пей! Залпом! Нельзя. Мэри ругаться будет. Мэри? Блондинка с розовой помадой. Милая. До жути милая. Да убери! Не буду я залпом. А глаза какие! Голубые… К черту! Давай залпом.       И снова. Круг. Поворот. Круг. Блондинка. Рыжая. Брюнетка. Дыши глубже и знай себе наплясывай.       А потом у реки расстели куртку и предложи ей место. Сам ложись на траву и покажи небо. Видишь ту звезду? Яркая. Она влюблена в меня. А я в тебя. А ты? Тоже влюблена? Покажи, как это любить, а то я подзабыл.       Вдох. Поворот. Вдох.       Помнишь?       Мальчик, нам было семнадцать, и мы были самыми умными парнями в мире. Мы знали эту жизнь. Изучили каждый миллиметр ее тела. Боже! Как покладиста она становилась в любящих руках. Как оказалась проста, когда снимаешь с нее пестрые одежды.       Тут главное живи по законам: честно трудись и помогай людям. И знай правду: лучше никого в мире нет, и все в нем сделано только для нас. У нас лучшие идеи для книг и лучшие бизнес-планы. Лишь бы работать честно и помогать людям. И, если кто-то окажется против, стоять до конца и не бояться. И если будут обижать, – бить. А если тебя побьют, – вставать. И любить. Черт! Любить по-настоящему.       Какой же покладистой была тогда жизнь! Как она лоснилась перед нами, как вытягивалась, обнажая нежное тело.       Как мы пили в твоем особняке виски и слушали Рок-н-ролл. Как любили девчонок. Супермоделей? Да к черту! Наши были лучше. Помнишь Мэри? Какие глаза! Дай Бог хоть одной модели такие кроткие и пронзительные голубые глаза. Помнишь Катю? Как она царапала ногтями, как кричала, если приходилось ревновать. Будто койот выла. Дай Бог хоть одной модели такой норов. Такую искренность. И такую любовь.       Боже.       Мальчик, помнишь?       Лишь бы ты помнил.       Потому что, видит Бог, я, кажется, подзабыл.