Нам некуда спешить

Сегодня я наконец скажу тебе все, что боялся сказать столько лет. Представь себе, ради этого я даже проснулся сегодня пораньше, хоть ты всегда и зовешь меня чертовым засоней. Теперь мне удастся тебя удивить, Майки. Ты будешь смеяться, но я даже цветы купил по такому случаю. Продавщица, Линдси, я с ней познакомился года два назад, правда, посмотрела на меня с каким-то сочувствием. Может быть, у меня просто лицо такое не выспавшееся? Или же она пожалела мои бедные руки, ведь в этом букете ровно сотня цветов. Целый букетище белых роз, представляешь? Весь из себя такой отвязный панк с букетиком цветочков, хах. Нет, ты точно будешь смеяться! Сегодня я никуда не тороплюсь, несмотря на то, что встал в десять утра. Мы никуда не спешим. Уж ты-то точно будешь меня ждать. Всегда ждешь, а уж особенно последние года два. И я прихожу, сажусь рядом с тобой, но только молчу, и ты молчишь. Но я тебя не виню, честно. На твоем месте любой бы молчал. Только я надеюсь, что ты не делаешь этого с укоризной. Ведь я не очень разбираюсь в чужих эмоциях, да и у тебя их невозможно разглядеть, если говорить совсем уж на чистоту. А ты отличный конспиратор, дружище. Я веду машину не спеша, не как тогда, два года назад. В тот ужасный день, когда раздался этот чертов звонок из больницы. Я ждал его, я знал, что рано или поздно он пронзительной трелью ворвется в мой и без того беспокойный сон. Но какая-то часть меня противилась этому больше всего на свете. И сейчас противится. Машина, что еще два года назад мчалась по шоссе, нещадно стирая шины о мокрый асфальт, чтобы как можно скорее попасть к тебе, сейчас едет на самой низкой, но допустимой скорости. Но мне глубоко плевать на мнение озлобленных водителей, которым не посчастливилось оказаться позади меня. Кто знает? Может, кто-нибудь из них является одним из тех дорожных отморозков, тысячами ежегодно погибающих на проезжей части, унося с собой жизни ни в чем не повинных людей, а я сейчас просто отгорожу их от опасности? Хотя бы на время. Время, которое не щадит никого. Время, которого слишком мало возле кровати с умирающим отцом, и слишком много в камере одиночного режима. Я всегда надеялся, что у нас с тобой его будет много. А ты? Спустя час я все-таки приехал к тебе, припарковал машину, неспешно вышел из нее, с трудом забирая нереально большой букет с заднего сиденья. Ты бы назвал меня сентиментальным дураком или же без разговоров сразу двинул в челюсть? Я усмехаюсь, опустив взгляд в белое озеро роз в своих руках, и почему-то не могу сделать и шагу вперед. Мои колени слегка дрожат, а к горлу подкатывает странный комок, мешая мне говорить. Я должен хоть как-то избавиться от него, если намерен сегодня признаться тебе во всем. Вот если бы я только мог сделать хотя бы шаг, не упав на вдруг ставших ватными ногах. Почему-то сегодня все против меня. Эти нервы и волнение сейчас нужны мне в последнюю очередь, но так ведь всегда бывает, когда ты идешь признаваться кому-то в любви, не так ли? Я крепче прижимаю букет к груди и осторожным шагом иду к тебе. Вокруг ни души, и это только мне на руку. Присутствие посторонних просто приведет меня в панику, ведь я и так сейчас взволнован донельзя. В последнее время меня можно вывести из себя еще легче, чем раньше. Впрочем, я всегда отличался слишком взрывным характером. Ты мягче меня, ты всегда знаешь, как меня успокоить, и сейчас я снова пришел к тебе за этим. - Привет, Майки. И снова ты встречаешь меня молчанием. А я просто не могу унять эту гребаную дрожь в голосе, чтобы ты не подумал, что я какая-то там плакса. Ведь моих нервов больше не осталось, а таблетки дарят лишь жалкую пародию спокойствия. Много, много таблеток. Мне кажется, что скоро я смогу различать на ощупь каждую из них, даже если мне завяжут глаза. Мои самые любимые, например, круглые и шершавые на ощупь, после них тебе совсем все по барабану становится. Я присаживаюсь рядом с тобой на колени, потому что у меня больше нет сил стоять. Я не устал, я выспался, и букет этот не настолько тяжелый, как тебе могло показаться, просто сами ноги меня почему-то не хотят держать при виде тебя. Раньше они только дрожали, если ты вдруг невзначай касался моего плеча или твой взгляд пересекался с моим, пристальным, а потом смущенным, как у какой-то влюбленной школьницы. - Как ты тут? Не скучаешь? Я насмешливо улыбаюсь и кладу совсем рядышком с тобой букет, напоследок едва касаясь бархатных лепестков подушечками пальцев. Как два года назад твоей впалой щеки. Она была практически белой, помнишь? - А знаешь, я стал чаще улыбаться, как ты и просил, - в подтверждение своих слов я широко улыбаюсь, но что-то подсказывает мне, что моя улыбка только что показалась тебе натянутой. Неужели я настолько плохой актер? Или ты заметил этот злосчастный блеск в моих глазах? Милый, это всего лишь отражение неба, которое сегодня чертовски красивое. Задрав голову, я завороженно смотрю на него, смаргивая так не вовремя проступившие слезы, и вспоминаю твои глаза. Такие же голубые, такие же манящие. Мне хочется взмыть в небо так же сильно, как еще хотя бы разок утонуть в них без единого шанса и желания на спасение. - Я очень скучаю по тебе, старик, - ворчу я на тебя и усмехаюсь, а на душе будто кошки скребут. Скучаю ведь. Безумно. Скучаю до пронзительного воя, до разбитых в кровь костяшек пальцев об шершавую поверхность стены с ободранными мной же обоями в моей новой квартире, до отчаянного хрипа сбитого на дороге зверя, из последних сил хватающегося за жизнь. Вот только в отличие от последнего я не собираюсь хвататься за то, что давно потеряло для меня всякий смысл. Я умолкаю, снова не зная, что сказать. Все клише уже давно сказаны, а расстраивать тебя подробностями моей новой жизни кажется мне слишком эгоистичным. Ты ведь не для того здесь сидишь, чтобы мои нюни выслушивать. Но почему ничто другое не лезет мне в голову, если я остаюсь наедине с тобой? С каждым месяцем мне все сложнее держать все в себе. Я хочу так же, как когда-то, рассказать тебе все-все, что гложет мое сердце, чтобы ты, как оно бывало раньше, снова прижал меня к себе, шепча всякий успокаивающий бред, который подходит только для сопливых женских романчиков, но такой родной, такой привычный, что мне просто не остается другого выбора, как успокоиться и вдоволь посмеяться над тем, как же ты все-таки херово умеешь утешать, мой друг. Впрочем, сегодня я решился на самый отважный шаг в своей жизни, так почему бы не сделать и этого? Я опускаю взгляд на свои руки, испещренные неглубокими царапинами, и буквально кожей чувствую твое неодобрение. Слова даются мне с большим трудом, поэтому слушай внимательно, малыш, повториться уже буду не в силах. - За эти два года произошло не так уж и много вещей, - я грустно улыбнулся, понимая, что дело здесь даже не в количестве, а в серьезности этих самых вещей, - прости меня, ведь я снова начал пить. Но понемногу, честное слово. Не больше трех банок пива в день, - про более крепкие напитки я решил добросовестно умолчать, - теперь выкуриваю по пачке сигарет ежедневно. Это здорово успокаивает, если под рукой нет травки, - уверен, сейчас ты бы дал мне здоровский подзатыльник, - я переехал из того шумного района. Слишком уж эти сочувственные взгляды соседей меня задолбали. Я им что, бездомная дворняжка, что ли? Воспоминания о бывших знакомых заставили меня вскипеть от ярости. Ненавижу эту псевдо жалость, а уж особенно от незнакомых людей. Я с силой сжимаю пальцы на коленях, ощутимо даже через плотную ткань джинс впиваясь в них ногтями, и не могу сдержать едва различимого всхлипа. Я прекрасно понимаю, что ты хотел услышать совершенно не это. - Мне тебя не хватает... Я вспоминаю, как в первые дни мне снился до одури правдоподобный сон, где ты приходишь ко мне после больницы как ни в чем не бывало. Абсолютно здоровый, в такой смешной, но милой больничной пижаме с каким-то абсурдным принтом в виде кучи разнообразных мишек. И я бегу к тебе навстречу, но каждый чертов раз ты растворяешься в воздухе, стоит мне только коснуться тебя. Со временем я перестал подходить к трезвонящей двери, и сон превратился в кошмар, после которого я каждый раз просыпаюсь в поту, озираясь на дверь, чтобы убедится в том, что она совершенно точно закрыта. За эти два года я чего только не слышал по ту сторону двери, поэтому теперь, как бы абсурдно это не звучало, я боюсь спать. - Я пришел, чтобы признаться тебе кое в чем, - я знаю, что осуждать меня в твоем положении у тебя ну никак не получится, но от чего-то вся моя боль притупляется настырным чувством неуверенности и страха. Что мне вообще даст это признание? Неужели я могу быть настолько наивен, раз верю в то, что это хоть на немного уменьшит мои страдания?! Почему мне так сложно сказать эти три гребаных слова человеку, которого уже не вернуть? Я закусываю губу до крови, но даже это не помогает сдержать слезу, одиноко скатившуюся по моей щеке, задержавшись на подбородке, чтобы потом беззвучно упасть на мою штанину, пропитывая ткань горечью, соленой на вкус. - Ты когда-то обещал мне, что всегда будешь рядом со мной. И почему тогда ты, единственный человек, который никогда мне не врал, решил так подло солгать мне? Почему именно так, ты, ублюдок?! - сердце истерично стучит в моей груди, но самому мне больше не хватает сил на истерику, только на гневный шепот. Я выпрямляюсь, упрямо не опуская на тебя взгляд, потому что уверен, что если я проведу здесь еще хотя бы пять минут,остатки моего самообладания затрещат по швам. Не глядя я касаюсь холодного, как твои руки два года назад, белого, как твои розы, мрамора, зажмурив глаза. Мне не нужно видеть, что написано на нем, чтобы понять, что ты, черт бы тебя побрал, мертв. Но это не мешает сказать мне в твой адрес три самых главных слова, времени на которых оказалось чертовски мало. - Я люблю тебя, Майкл Райан Притчард. Лучший друг и просто замечательный парень, - по памяти цитирую я безвкусную надпись на надгробии, стремительно разворачиваясь к машине. Когда-нибудь я сорвусь и перестану хвататься за эту жизнь, но пока что... - Увидимся ровно через месяц, Майки, - пока что я неспешно еду обратно домой. Ведь нам с тобой некуда спешить. По крайней мере тебе уж точно.